Страница 24 из 32
Плохо организованных и не умеющих воевать повстанцев раздавили мгновенно. И обращались с побежденными куда более жестоко, чем в первую гражданскую. Фанатичная гордыня Кромвеля начинала зашкаливать, он стал отождествлять свою позицию с волей самого Господа. Объявил, что главная причина возобновления борьбы – это «снисходительность» после прошлых побед. И писал: «Вина тех, кто проявил себя в летнем деле, определенно удваивается по сравнению с виной тех, кто участвовал в первом, так как это повторное преступление, что и засвидетельствовал Бог, содействуя нашей победе во второй войне». Получалось, что повстанцы совершили преступление против Бога, противясь Его предначертаниям. Кромвель требовал «мстить» и прошелся по Уэльсу, оставляя за собой только развалины. Борьба здесь закончилась в июле 1648 г. капитуляцией в Пембруке пресвитерианских лидеров Лафарна и Пойера.
В Эссексе и Кенте мятежников тоже разбили, многих казнили. А шотландцы прервали наступление, остановились в Нортгемтоне и Ковентри, чтобы собрать припасы для войска. Но Кромвель, покончив с Уэльсом, быстро повернул против них, соединился с Северной армией Ламберта и 17 августа разгромил шотландцев при Престоне, вынудив их заключить мир. Сношения Карла с Шотландией снова были квалифицированы как «измена». И после ликвидации всех очагов сопротивления совет армейских «святых» грохнул кулаком по столу: в ноябре принял очередную «ремонстрацию», требующую «чистки» парламента и суда над королем.
Палата общин в панике шатнулась к восстановлению монархии. 140 голосами против 104 наконец-то постановила, что есть все основания договориться с Карлом. И тогда Кромвель пошел на такой шаг, на который не отваживался ни один из британских королей. 2 декабря армия вошла в Лондон. Коварно захватила Карла, приехавшего по приглашению парламентариев. А капитан Прайд с солдатами ворвался в палату общин и выгнал из нее 150 депутатов, отправив часть из них в тюрьму. Оставили только тех, кто готов был безоговорочно поддерживать Кромвеля. «Чистку» провели и в городе, изгнав из Лондона всех «злонамеренных» – по одному лишь подозрению в симпатиях к роялистам или пресвитерианам. Выдворили на все четыре стороны и множество «черни», возмущенной действиями военных.
Власть фактически перешла к «совету армии». То бишь к узкой клике Кромвеля. Моральные оправдания своим действиям он находил железные – объяснял все «неизбежностью». Дескать, вот так сложилась «неизбежность», что пришлось разогнать парламент, за права коего началась революция – ну и что ж теперь поделать? Значит, Бог так рассудил. По указке «совета армии» палата общин (точнее, ее остатки) 23 декабря постановила привлечь короля к суду. Палата лордов единогласно проголосовала против. Что ж – тогда разогнали палату лордов. И через сохранившийся огрызок палаты общин провели закон, что можно обойтись без верхней палаты. «Неизбежность» вынудила!
Но и ни один суд не хотел принять к рассмотрению дело короля. Тогда собрали специальный трибунал из армейских «святых». Словом, отмахнулись от последних законных формальностей, от всякой «демократии». К чему какие-то «демократические» условности, если они сами – «святые»? Карла признали «тираном», изменником, убийцей, общественным врагом и приговорили к смерти. Даже городской палач, и тот отказался участвовать в подобном безобразии. Его обязанности добровольно взял на себя фанатик-офицер Томас Ферфакс. 30 января 1649 г. Карл I был обезглавлен. Что Кромвель опять объяснил «неизбежностью» – дескать, грешник был, вот и допрыгался.
А 17 февраля нижняя палата постановила вообще отменить королевскую власть. 1649 год переименовывался в «Первый год свободы», Англия объявлялась республикой, где вся власть передавалась… палате общин. Хотя и многие из депутатов, которых из нее еще не выгнали, после казни короля сами покинули парламент. И осталось в палате всего 50–60 человек. В народе их презрительно прозвали «охвостьем». А реальная власть досталась офицерской верхушке во главе с Кромвелем. Он переехал в Уайт-Холл, ничуть не стеснялся пользоваться вещами убитого монарха, и, по свидетельствам современников, «спал в одной из роскошнейших кроватей короля». Вот так в Англии произошел переворот, который историки по непонятным причинам окрестили «буржуазной революцией».
Мятеж и закон
Царь Алексей Михайлович продолжал усердно заниматься делами Церкви. Так, узнав, что от явленной Царевококшайской-Мироносицкой иконы Богородицы совершаются чудеса, он повелел принести ее в Москву, торжественно встретил с патриархом Иосифом, а потом отпустил обратно, распорядившись устроить на месте ее явления монастырь. По прошению горожан Нижнего Ломова дал разрешение построить церковь в честь чудотворной Казанской иконы Божьей Матери, отправил для нее ризы, богослужебные книги и утварь. Рассмотрел и утвердил вопрос о строительстве Глинского монастыря под Путивлем. По указу государя состоялось перенесение в Москву Страстной иконы Богородицы Одигитрии, на месте ее встречи у Тверских ворот был заложен храм, а позже был устроен девичий Страстной монастырь.
По-прежнему собирался кружок «ревнителей благочестия». Однако «благочестие» его члены понимали по-разному. Федор Ртищев активно занялся благотворительностью. Создал на свои деньги богадельню, странноприимный дом, тратил большие средства на выкуп пленных у татар. Привечал он и ученых монахов, приезжающих с Украины и из Греции. И находил в данном плане единомышленника в лице горячего и увлекающегося архимандрита Никона. Другое же крыло кружка относилось к украинцам и грекам настороженно, подозревая «ересь». Но в чем окружавшие царя духовные лица были едины, так это в убеждении, что народ погряз во грехах и требуется кардинальное «исправление нравов».
И результатом стал печально известный указ о запрете скоморошества, музыки, народных обрядов, которые свалили в одну кучу с гаданиями, приметами и объявили «бесовщиной». Писалось: «…В воскресные Господние праздники и Великих Святых приходить в церковь и стоять смирно, скоморохов и ворожей в дома к себе не призывать, в первый день луны не смотреть, в гром на реках и озерах не купаться, с серебра не умываться, олову и воску не лить, зернью, картами, шахматами и лодыгами не играть, медведей не водить и не плясать, на браках песен бесовских не петь и никаких срамных слов не говорить, кулачных боев не делать, на качелях не качаться, на досках не скакать, личин на себя не надевать, кобылок бесовских не наряжать. Если не послушаются, бить батоги; домры, сурны, гудки, гусли и хари сыскать и сжечь…» За повторное нарушение указа полагалась ссылка.
Впрочем, исполнялся он далеко не везде. В Москве и впрямь собрали и пожгли музыкальные инструменты, личины, а выловленных скоморохов отправили в Поморье и поселили в качестве крестьян. Но на Руси приходские священники были выборными. Их избирали прихожане, составляя «ряд» о статьях дохода, правах и обязанностях сторон. И батюшкам было никак не с руки конфликтовать с паствой. Например, в Поволжье, когда в село пришли скоморохи с медведями, будущий расколоучитель Аввакум бросился на них с оглоблей, одного мишку искалечил, а другого прогнал в лес. И крестьяне возмутились. Причем их поддержал и боярин Василий Шереметев, ехавший мимо в Казань на воеводство. Село выгнало Аввакума вон. Он отправился в Москву искать защиты, был обласкан, принят в кружок «ревнителей благочестия». Его послали обратно в свой приход. И, несмотря на покровительство самого царя и патриарха, крестьяне его не пустили! Раз «мир» решил – все. Москва была в этом вопросе не властна. Поэтому стоит ли удивляться, что по всей Руси древние обряды благополучно дожили до XIX – ХХ вв.? Попрежнему и гадали на Святки, и хороводы водили, и на качелях качались, и «в гром» купались…
Но и царю вскоре стало не до таких мелочей. Как нетрудно увидеть, боярин Морозов для своих реформ во многом пытался перенять французские порядки. Тут и копирование соляной «габели», и перевод крупных предпринимателей с положения государственных чинов в податное «третье сословие», и урезание жалованья чиновникам и военным. Но когда соляная реформа провалилась, возникла огромная дыра в бюджете. А в связи с прижиманием купцов стал падать объем торговли, что также ударило по казне. Тогда вместо наценки на соль правительство вернуло прежние налоги, «стрелецкие» и «ямские деньги», а чтобы покрыть убытки, потребовало внести их за два года, объявив год, когда они не взимались, недоимками. Вдобавок (возможно, опять на примере Франции) было введено силовое выколачивание налоговых недоимок, чего Россия прежде не знала. Все это вызвало дальнейшее нарастание недовольства в народе.