Страница 4 из 13
— Ну что. Очередной талантливый, но непокорный коллега двинул кони? — ухмыльнулся Дмитрий Олегович, и бодро отодвинул тарелку в сторону. — И мне нужно придумать, как сделать его посмертное существование максимально невыносимым?
— Хорош мерзавец, — сказал куда-то в сторону Эрикссон, — сам отделался лёгким испугом и пожизненной каторгой, а с каким удовольствием обрекает на адские муки тех, кто провинился меньше, чем он сам!
— Начальник, а за что прогулка-то отменилась? — строптиво спросил пленник. — Я вроде хорошо злодействовал.
— Моя бы воля — я бы тебе и завтраки с ужинами отменил. Но, — Эрикссон поднял глаза вверх, — те, кто стоит выше меня, полагают, что так ты быстро скопытишься. А прогулка не отменилась, нет. Она у тебя нынче долгой выйдет.
Следует напомнить, что зелёные хвосты — тайный шемоборский отдел по борьбе с должностными преступлениями — не только занимаются измышлением наказаний для провинившихся сотрудников, но и предотвращают то, что пока ещё можно предотвратить.
— Дельце пустяковое, — сказал Эрикссон, — не надорвёшься. Угодил в ловушку один блистательный работник — не чета тебе, злобному завистливому мальчишке, подбросившему отраву своему учителю. Блистательного работника надо выручать. Это сделаешь ты.
— А что ж это он, такой изумруд яхонтовый, угодил в ловушку, из которой даже я его смогу вытащить? Я у вас вроде бы хожу в неудачниках и двоечниках. Или ветер переменился?
— Не переменился! — оборвал Эрикссон. — Он — внутри ловушки. Ты будешь — снаружи. И ты, мой друг, никогда, никогда в такую ловушку не попадёшь. Но не потому, что ты умнее. Ум тут вообще ни при чём.
— А что причём?
— Сердце причём. У тебя его нет. Вернее, есть, но ты им не пользуешься.
— Шемоборчик втюрился? — ухмыльнулся Дмитрий Олегович. — Бедный зайка. Ему отказали, да? И он, весь такой с разбитым сердцем, не может толком работать? И я должен объяснить бедолажечке…
— Если бы ему отказали! Если бы! Наоборот! Наш бедный коллега угодил в ловушку, имя которой — иллюзия счастливой семейной жизни, — делая ударение на каждом слове, почти прокаркал Эрикссон. — Он увяз в этой иллюзии, и сам старательно её поддерживает.
— Ну и пусть поддерживает, если такой дурак. Лишь бы работал.
— Так в том-то и дело, дружок, в том-то и дело. Он не работает. Вернее, работает — но на себя, а не на нас. Уже пятерых носителей упустил. Почём зря занимает квадрат! Ведь остальные кураторы видят его и ребят своих туда не посылают. И только мы с тобой знаем правду.
— Да? И что мне делать с этой правдой? Влюблённые логических доводов не приемлют. Скрутить парня и силой отвезти на другой край света? Или прикончить его возлю…
— Напоминаю, — казённым голосом прогнусавил Эрикссон, — что функционируя в интересах второй ступени, ты не имеешь права причинять материальный вред живым людям.
Дмитрий Олегович почувствовал, как нагревается охранная цепочка у него на шее.
— Твоя задача — выкопать из земли талант нашего заблудшего коллеги. Уж что-что, а разрушать чужие иллюзии ты умеешь. Ну, что расселся? Собирайся, раб!
— Скажите, а в тех местах, ну, куда вы меня отправляете на долгосрочную прогулку — там так же жарко, как здесь? Или, может быть, в этих благословенных землях иногда идут дожди? Или даже снега?
— Ага. А также случаются цунами, землетрясения и падения с неба кусков раскалённой лавы.
— И как некоторые в таких условиях умудряются сохранять свои иллюзии? Значит, вертолёт уже подан и стоит у дверей? Я готов.
— Вертолё-от ему. Гонять ещё из-за тебя ценную технику. Далеко ехать не придётся. Остановишь на шоссе маршрутку — через полчаса будешь на месте. Устроишься где-нибудь — тогда и получишь дальнейшие указания.
— За что ж вы так Петербург-то ненавидите? — покачал головой бывший ученик.
— Это ты его ненавидишь. А я успел полюбить. Вот и тебе подыскиваю задания рядом.
— У Джорджа можно поселиться? Или обязательно нужно найти клоповник с тараканами и мокрицами, чтобы осознать всю свою ничтожность?
— Я мог бы поймать тебя на слове и сказать — ищи клоповник. Но мне важно, чтобы ты справился с задачей. Мне это очень важно. Поэтому, так и быть, селись у своего Хозяина Места. Заодно будет, где от мунговских Бойцов укрыться.
Дмитрий Олегович вспомнил последнюю встречу с грозными старушками Гусевыми. Что-то с каждым разом ему всё труднее и труднее от них ускользнуть. Как бы на этот раз не влипнуть. Ай, ладно. Он вскочил на ноги. Лишь бы вырваться на свободу, а там — вокзал, багажный вагон, Владивосток, Япония, Аляска…
— Я тебя везде найду, — осклабился Эрикссон. — Постой, постой… Ты что, собрался ехать в город в пижаме?
Дмитрий Олегович взглянул на себя и зажмурился. Когда сидишь несколько месяцев взаперти, как-то перестаёшь обращать внимание на такие мелочи, как приличная одежда. Единственный свой выходной костюм — уже не слишком белую рубашку и порядком истрепавшиеся джинсы — он как раз перед завтраком выстирал, потому что вода из-под крана в туалете полилась вдруг не ржавая, а вполне прозрачная, и пленник решил не упускать редкую возможность.
— У вас тут на верхних этажах найдётся, должно быть, средство для сушки одежды? — заискивающе спросил он.
— У нас вся одежда, равно как и верхние этажи, соткана из иллюзий. Мы и сушим её исключительно силой мысли. Сядь на место, неудачник.
— Послушайте, послушайте, нет! — топнул ногой Дмитрий Олегович. — Я могу и в пижаме. То есть, я вполне… Если вдуматься…
— Я, наверное, не рассказывал тебе, — улыбнулся Эрикссон, — забыл. Неподалёку от шоссе, чуть севернее от нас, располагается один элитный сумасшедший дом. Не успеешь проголосовать на обочине, как тебя вернут в крепкие объятия психиатрической бригады.
— Я готов рискнуть. Правда, я всё им объясню. Только, пожалуйста, не лишайте меня возможности вырваться из этого ада хотя бы на несколько дней! — воскликнул Дмитрий Олегович. И прикусил язык: теперь-то учитель нарочно оставит его догнивать в этом чулане.
— Слушай, а ты сейчас, на одно такое маленькое мгновение, даже на человека стал похож. Успокойся, задание денёк подождёт. Оно подождёт ещё пару недель, прежде чем нужно будет переходить к более серьёзным мерам. Но ты всё-таки не трать время зря. Сиди, обдумывай операцию. Завтра подъём в шесть утра и выступление в сторону населённого пункта, для конспирации именуемого Северная столица.
— А почему в шесть утра?
— Потому что гуманизм мне не присущ. Ещё вопросы будут?
Эрикссон сложил на груди руки и в последний раз окинул взглядом бывшего ученика, как бы размышляя — не отобрать ли у него едва забрезживший шанс вырваться на свободу? А потом исчез так же, как появился. Кривая его ухмылка немного повисела в воздухе — затем пропала и она.
Небывалое дело — за пятнадцать минут до начала летучки в кабинете Даниила Юрьевича сидело всё сознательное население Тринадцатой редакции, а самого шефа ещё не было. Не было и Шурика. Впрочем, на последнего особенно никто и не рассчитывал: в воскресенье вечером он только-только должен был вернуться из отпуска, и в данный момент наверняка спал и видел во сне узкие средневековые улочки старых европейских городов.
В кабинете было вполне прохладно, но никто не спешил закрывать окно. На широком подоконнике сидели сёстры Гусевы и доедали пирог.
— Вкуснотища! — с набитым ртом сказала Галина. — К слову о вкусном. Слыхали? Автор «Краткой истории ядов» — отравился!
— Насмерть? — вздрогнула Наташа.
— Да нет, конечно, — успокоила Галина. — Салат несвежий купил в магазине, на презентацию сегодня не придёт. А вот в прошлом году автор «Истории огнестрельного оружия» насмерть повесился.
— Странно, что не застрелился, — не удержался от комментария Виталик.
— Ага, вот, кстати, о тебе, — вынырнул из папки с документами Константин Петрович. — Ты на прошлой неделе что в книжном натворил?
— Я не творил. Я Лёву подменял. Он зашивался, ну и отправил меня на презентацию с автором кроссвордов. Чтоб дедуле было не скучно сидеть там и представлять своё очередное творение.