Дикое сердце

— Ролло мой муж, преподобный отец! Я не стану унижать его предательством.

Франкону не в чем было винить ее. Эта девочка сделала, казалось, невозможное — ее первенец, наследник всех владений Роллона, Гийом Нормандский, был христианином. Саму же Эмму никто из титулованных родственников-франков по-прежнему не желал признавать.

Такого отношения франкской знати не ожидал даже Франкон. Видел, как обижена Эмма. Единственной ласточкой от франков была грамота с поздравлениями от супруги Роберта Беатриссы Вермандуа и ее дары новорожденному и Эмме. Но это был жест доброй души герцогини, а не акт политического признания. Муж герцогини и остальная франкская знать по-прежнему называли дочь короля Эда Нормандского шлюхой, а ее сына вообще не брали в расчет, считая его очередным ублюдком Ролло.

А потом Роберт Нейстрийский развязал войну. Очень неумно поступил, если учесть, насколько франки были ослаблены междуусобицами и насколько сильны стали норманны. И следствием этого были разоренные земли, сожженные монастыри, пленные, которых усылали в рабство за море. Даже предместья Парижа подверглись разграблению норманнами под командованием Волчьего Оскала и Гаука из Гурне.

Сам Ролло тем временем осаждал Санлис. Хотел воспользоваться случаем, чтобы поквитаться с перебежчиком Херлаугом. Но в Херлауге был великолепный дар стратега, и Ролло пришлось уйти в глубь королевских владений, оставив в тылу непокоренный город. Осада Санлиса продолжалась почти всю зиму, и город пришлось бы сдать, если бы в это время Карл Простоватый не прислал грамоту Франкону с предложением трехмесячного перемирия.

«Гибнет ежедневно много людей, города разорены, подходит время весеннего сева, и если мы упустим его, королевство погибнет. Передай христианской жене Роллона, что мы пришлем богатые дары и будем ежедневно молиться за нее в церквах, ежели она сможет повлиять на супруга и приостановит эту резню».

Это было уже что-то. Франкон показал послание Эмме, и она тут же готова была отправиться к мужу, однако была уже вторично беременна и Франкон отговорил ее. Он сам тут же отбыл в лагерь викингов, хотя мало надеялся на успех.

И уже в дороге его нагнал гонец с иным известием к правителю. У Эммы случился выкидыш, и лекари опасались за ее жизнь. Ролло тогда согласился подписать перемирие с Карлом, потому что спешил в Руанский дворец.

Все, к счастью, обошлось. Эмма выздоровела, мир был заключен и с Санлиса снята осада. Позднее многие франкские сеньоры, такие, как Рауль Бургундский, заносчивый Эбль Пуатье и даже тот же Роберт Нейстрийский, гневались на Карла, считая подобную уступчивость позором, хотя, по сути, это перемирие спасло франков и дало возможность вовремя начать сев. А теперь еще, по прошествии немногим более месяца, и созвать собор по поводу церковной реформы.

Однако надеждам епископа Франкона, которые он возлагал на это собрание, не суждено было сбыться. Здесь каждый слушал только себя, а к голосу разума не хотел прислушиваться никто

В один из последних дней дело дошло до кулачной потасовки, когда и светские аббаты, и рукоположенные епископы бились, как простые сервы за земельную межу. Воинственному епископу Шартрскому Гвальтельму прокусили кисть руки в пылу драки, а сегодня он заявил, что готов даже головой поплатиться за правое дело очищения Церкви от мирской проказы.

Присутствовал на соборе и Карл Простоватый, который, однако, вел себя до странности тихо. И хотя он восседал на троне в полном королевском облачении и чело его венчал четырехгранный каролингский венец с высокими рубиновыми трилистниками зубьев, но король словно старался держаться в тени.

Несмотря на все великолепие его одежд, пурпура, золота, драгоценностей, Франкону казалось, что он не встречал человека столь плебейской наружности. Простоватому еще не было тридцати, но он был рыхлым, полным, неуклюжим. Невзрачное отечное лицо, расползшееся вниз жирным двойным подбородком, маленький мягкий нос. Он сидел в заученной позе величественного идола, и лишь то, как он машинально вращал большими пальцами сцепленных рук, выдавало его нервозность. В спор не вмешивался, ибо хотя он и был священной особой, на чью голову пролилось священное миро, и носил гордую фамилию Каролинга, но, по сути, ему теперь приходилось только подтверждать и давать согласие, ежели за таковыми к нему обращались.

Порой, правда, Карл Простоватый будто скидывал с себя оцепенение, с умилением оглядывался на стоявшего за его креслом рослого красавца охранника с завитыми вниз русыми волосами, чувственным ртом и выцветшими, почти белыми глазами. Франкон скоро понял, что это и есть тот лотарингец — фаворит Карла, который столь возвысился и имел такое влияние на короля, что, как поговаривали злые языки, Карл одаривал его целыми мансами с крепостными и дворней. Одних драгоценностей он подарил этому Аганону столько, что можно было снарядить целое войско, а в день рождения своего фаворита заставил монахов всего королевского домена[8] петь всю ночь в его честь заздравную.

Говорят, привязанность монарха к этому лотарннгцу стала столь явной и скандальной, что это едва не расстроило проект его женитьбы на дочери английского короля Эдуарда, ибо тот небезосновательно счел, что Карл из своей любви к мужчинам не сможет сделать принцессе Этгиве ребенка.

Приближенные советовали Простоватому скорее избавиться от Аганона. Но вышло по-иному: тот же Аганон подыскал Карлу разбитную женщину из лотарингского рода Арденн, и она родила королю сына. Брак с англичанкой состоялся, но пока девочка-королева играла в куклы в покоях каролингского дворца, ожидая срока, когда король сможет взять ее на ложе, Карл разгуливал по покоям, нося на руках внебрачного принца Рорикона.

В этот день у епископа Франкона было особенно дурное состояние духа. В отведенных ему покоях он долго читал, стараясь успокоить нервы. Шрифт книги был со знаками препинания, все шире входившими в употребление, а книги любимыми — старая мудрость оставшаяся со времен античности — Пифагор, Порфирий, Платон.

Франкон листал страницы прекрасных книг, но в суть написанного не вникал — мысли прелата были далеко. В конце концов он устало опустился на ложе, жесткое по суровому монастырскому уставу, вздохнул, вспомнив свои роскошные перины в аббатстве Святого Мартина. Ему захотелось поскорей вернуться домой, в Нормандию. Но пока собор не окончен он должен оставаться, дабы не выказать свое пренебрежение к проблемам христианской Церкви.

Оставалось лишь ждать. И он, прикрыв глаза, вспоминал, как блестит Сена, бросая блики на своды быков моста в Руане, как воркуют на галереях сада почтовые голуби, когда они пригреются на солнышке, или какой восхитительный вкус зажаренных в масле креветок, что умеют готовить только в Руане. И еще с нежностью подумал о маленьком мальчике Гийоме, которого ему давали понянчить, когда рыжая красавица Эмма посещала аббатство Святого Мартина.

Вспомнил, как этот Гийом описал нарядную ризу из алтабаса[9]. И при этом очень серьезно-сосредоточенно глядел на епископа. Сейчас же при этом воспоминании Франкон улыбнулся. Он был старым одиноким человеком и очень привязался к ребенку, которого в буквальном смысле принял из лона матери.

Гийом был очень похож на Ролло — сероглазый, с покатым лбом и русыми прядями мягких волос, коротким прямым носом. Для столь маленького дитяти он был на редкость серьезен, даже с серебряными безделушками играл с самым сосредоточенным видом. Это тревожило Эмму.

— Он, как Иисусик на иконах, никогда не улыбается, словно знает, что ему уготована нелегкая участь.

Однако Гийом все же улыбался. Дарил свою улыбку, как награду. И при этом на щеках его расцветали ямочки, и он становился удивительно похож на Эмму.

От этих воспоминаний на душе старого циника Франкона становилось теплее. Однако помимо воли сегодняшние события вновь и вновь приходили на ум. Глупцы, они готовы и далее терпеть язычников, готовы лишиться такого шанса ввести в лоно Церкви новообращенных. Правда, сейчас Франкон понимал, что отчасти был сам виноват, подвергнув сомнению их теологические догмы и тем самым настроив большинство присутствующих против себя. Завтра ему стоит быть осторожнее, ибо он никогда не откажется от своей цели — крестить эту, созданную язычником Ролло, страну, крестить самого Ролло. А сделать это можно только силой.

8

Домен; — главные наследственные земли короля.

9

Алтабас — роскошная цельно-золотая ткань, тканная металлизированными нитями