Страница 73 из 85
В это время они подошли к красивому домику из ярко-красного кирпича и с зелеными ставнями.
— Вот здесь живет мейстер Блундвик, — сказал Фридрих.
— А вы где живете? — спросил незнакомец.
Мальчик указал ему другой, простенький домик; незнакомец донес туда мешок, простился с детьми и потом вернулся к дому с зелеными ставнями. Минхер Блундвик, высокопочтенный корабельный мастер, объемистый, как сороковая бочка, сидел в своей рабочей комнате за столом, на котором лежали рисунки, чертежи, сметы и счеты.
По правую сторону, на особенно устроенной полке, стояла в симметрическом порядке полудюжина предлинных, но тоненьких трубок; возле них зажженная свеча в чистом серебряном подсвечнике и в глиняной кружке множество узеньких бумажек, фидибугов, для зажигания трубок. По левую сторону на столе находилась низенькая, почти круглая бутылка со светлым вином, стакан, вполовину опорожненный, селедка, приправленная луком, голландский сыр и белый хлеб. На невысокой скамеечке возле стула, на котором сидел хозяин, стояла фарфоровая чашка с ручками, служащая у голландцев плевательницей.
Несмотря на непозволительный объем своего живота, минхер Блундвик недаром заслужил звание искуснейшего корабельного мастера; он был чрезвычайно деятелен. Даже теперь, как вы видите, он исполнял три дела вдруг: занимался, завтракал и курил: не говоря уже о том, что он еще беспрестанно плевал.
Молодой незнакомец вошел в комнату и осмотрелся.
Толстый хозяин исчезал в густом, непроницаемом облаке дыма; но. наконец молодой человек увидел его, подошел поближе и, не снимая шапки, кивнул головою. Блундвик с изумлением вытаращил свои маленькие глаза, потом, вынув на секунду трубку изо рта, произнес с голландским хладнокровием:
— Шапку долой!
Незнакомец повиновался, и черные кудри его рассыпались по плечам.
— Что тебе? — спросил Блундвик отрывисто.
— Работы, — так же отрывисто отвечал молодой человек.
— Откуда?
— Из Амстердама.
— Паспорт.
Незнакомец вынул бумагу и подал мастеру.
— Петр Михайлов, — прочитал Блундвик не без труда, — от роду 26 лет. Ага, москвитянин?
— Русский.
— Каждая селедка рыба, но не каждая рыба селедка, — отвечал Блундвик. — Так ты просишь работы?
— Да.
— Изволь, почтеннейший! — и, взглянув на одну из бумаг, лежавших перед ним, мастер продолжал: — Завтра можешь начать на верфи под номером третьим. Жалованье назначу, когда увижу твою работу.
— Я за большим жалованьем не гонюсь; я хочу учиться, — с живостью возразил молодой человек.
— Неглупо, очень неглупо.
— А потому прошу тебя, мейстер, приставить меня к такой верфи, где ты начнешь строить новый корабль.
У Блундвика чуть не выпала трубка из рук от изумления.
— Что-о-о? — произнес он протяжно. — Тебя? Ты! Откуда такая фамильярность, приятель?
— У нас такой обычай.
— Мало ли что у вас! У нас же, почтеннейший, говорят хозяину «вы», слышишь! Ну да ладно, я на такие безделицы не сержусь. Ступай с Богом! Завтра мы примемся за киль шестидесятипушечного корабля. На нем ты наработаешься вволю!
— Спасибо, хозяин! — вскричал обрадованный Михайлов. — Позволь мне спросить тебя еще об одном.
— Спрашивай.
— Дорого ли обойдется новый корабль?
Блундвик захохотал.
— Много знать будешь, скоро состареешься, — отвечал он. — Твое дело не цена, а работа.
— Но я бы желал знать…
— Изволь, изволь! Возьми столько, приложи еще немножко да помножь на восемь, так все еще не будет доставать гульдена.
И весьма довольный шуткой, минхер Блундвик опять засмеялся и движением руки показал молодому человеку, что он может идти.
ГЛАВА III
ЗАЛОЖЕНИЕ КОРАБЛЯ
На башенных часах в Саардаме пробило три четверти пятого. На верфях колокола сзывали на работу, и со всех сторон стекались мастеровые и подмастерья. Иные отправлялись на разные верфи, другие сходились на открытую, довольно обширную площадку, посреди которой лежало огромное бревно.
В числе работников был и Михайлов, на которого новые товарищи смотрели с некоторым изумлением.
Но вот пробило пять часов, и вдали показался тучный Блундвик. На широком плече его покоился красивый топор, древко которого было украшено серебром; круглый живот был обтянут новым кожаным передником; он был одет по-праздничному, потому что заложение корабля всегда происходит с некоторым торжеством и церемониями.
При появлении его все плотники сняли шапки и произнесли в один голос:
— Доброе утро, мейстер!
Блундвик с важностью кивнул головою во все стороны и, подойдя к бревну, занял почетное место.
Тогда один из подмастерьев, высокий, худощавый и рыжий голландец, вышел из толпы и встал на бревно. Это был краснобай, на котором лежала обязанность говорить речь при заложении кораблей.
Рыжий голландец откашлянулся и, размахивая топором, стал говорить:
С этими словами подмастерье снял шапку, все последовали его примеру, и, опустив голову, оратор стал говорить громким голосом молитву из молитв:
— Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя Твое, да приидет царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли; хлеб наш насущный даждь нам днесь; и прости нам долги наши, яко же и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого. Твое бо есть царствование, и сила, и слава, во веки веков. Аминь.
— Аминь! — повторили все в один голос. Оратор продолжал:
— Виват! — закричали все плотники.
— Да здравствует магистрат и все купечество!
— Виват!
— Виват! Виват!
— Виват! Виват! Виват!
Последнее «виват» было громче и продолжительнее прежних, потому что каждый кричал для себя.