Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 16 из 22



– Посмотрите на этого маменькиного сыночка! – заорал Макар. – Он боится промочить ножки! Он никогда не купается… Ну и заливает!..

Макар и не подозревал, как он близок к истине. Купание для Электроника было равносильно самоубийству: вода, попав внутрь, могла вывести из строя его тонкий механизм. Гусев кричал во всю глотку, чтоб привлечь внимание ребят и посрамить недавнего чемпиона. Но его сбил вопрос Сыроежкина:

– Что значит заливает? Я тебя ничем не обливал.

– Ты, Сыроежкин, совсем рехнулся, – махнул рукой Гусев. – Простую речь не понимаешь… Или ты притворяешься?

– Ничего он не притворяется, – вмешался Профессор. – Я, когда думаю о чем-то, всегда пишу «карова» и вообще забываю самые обычные слова. Ты, Макар, не придирайся. Видишь, человек охрип. А ты – купаться.

– Подумаешь! Я утром уже два раза купнулся. И в полной форме! – Гусев схватил булыжник, швырнул его с обрыва. – Пощупай мышцы, Вовка! – попросил он Профессора. – Железо!.. Эй, чемпион, давай наперегонки до школы!

Сыроежкин даже не оглянулся.

– Не люблю, – сказал Макар, – когда делают всё напоказ. Один раз можно и чемпиона мира обогнать. А ты попробуй каждый день…

И Гусев помчался к школе.

«Стул невесты»

Фамилия математика была Таратар. Его любили. Таратар Таратарыч – так ребята прозвали своего учителя – никогда не спешил ставить двойку. Когда ученик мямлил и путался у доски, Таратар смотрел на него чуть насмешливо, поблескивая выпуклыми стеклами очков и шевеля густыми, как щетка, усами. Потом он вызывал желающих объяснить ошибку и говорил классу: «Если кто-то не знает данную тему, пусть поднимет руку и скажет, а не отнимает у всех времени. Мне совершенно безразлично, покупал этот ученик коньки, или был в гостях, или просто забыл выучить, – двойку я ему не поставлю. Но должок за ним останется, и я когда-нибудь напомню…» И Таратар не забывал спросить путаника второй раз.

Пока Гусев рисовал на доске чертеж теоремы Пифагора, Таратар, чуть сгорбившись, заложив руки за спину, ходил вдоль рядов и заглядывал в тетради.

– Ну-с, – сказал он Гусеву, – ты кончил?

Макар кивнул.

– Все бы так, как он, начертили? – спросил Таратар у класса.

– Нет, – откликнулся Профессор.

– Пожалуйста, Корольков, подскажи.

– Надо еще провести диагональ в прямоугольнике.

– Правильно. Теперь, Гусев, доказывай.

Макар с грехом пополам, при поддержке Профессора, доказал теорему. Тяжело вздохнув, он сел на место. Профессор помог ему стряхнуть с куртки крошки мела.

Учитель опять обратился к классу:

– Это доказательство приведено в учебнике. Знает ли кто-нибудь другие?

Прежде чем Профессор успел поднять руку, Электроник встал:

– Я.

Таратар был чуть удивлен: Сыроежкин никогда не проявляет особой активности, а тут даже встал.

– Прошу, Сыроежкин, – сказал учитель.

– Я могу привести двадцать пять доказательств, – хрипло произнес Электроник.

Гул удивления пролетел над партами.

Усы Таратара дернулись вверх.

– Ну-ка, ну-ка… – сказал он и подумал:

«У мальчика ломается голос. Переломный возраст. И как самоуверен… Посмотрим, выдержит ли он эту роль до конца».

Мел в руке Электроника быстро забегал по доске, и вот уже готов треугольник, окруженный квадратами.

– Простейшее доказательство теоремы есть у древнегреческого математика Евклида, – говорит скрипуче Электроник и затем за считанные секунды обрушивает на слушателей сравнение геометрических фигур. – Ученые считают, – продолжает бойко Электроник, – что это доказательство теоремы Евклид придумал сам. Как известно, о Пифагоре Самосском мы почти ничего не знаем. Кроме того, что он жил в шестом веке до нашей эры, сформулировал свою теорему и был главой первой в мире математической школы. Евклид более двух тысяч лет тому назад собрал все известные ему аксиомы. Можно сказать, что он основал геометрию. Евклидова геометрия просуществовала без изменений до девятнадцатого века, пока русский ученый Лобачевский не построил новую систему.

– Правильно, – подтвердил Таратар. – Продолжай, Сережа.

Класс удивленно замер. Даже на последней парте, где сидят любители всевозможных развлечений, перестали играть в «морской бой».

А Электроник уже начертил три новые фигуры. Он рассказывает о том, как формулировали знаменитую теорему древние греки, индийцы, китайцы, арабы.

Таратар успел только вставить:

– В древности, ребята, теорему Пифагора знали лишь отдельные ученые, посвященные в таинства математики, теперь ее учат все.



Мел Электроника рисует и рисует. Громоздятся квадраты и треугольники, вырастают квадраты из треугольников, делятся квадраты на треугольники. Сыплются слова: «Метод сложения… Метод разложения… Метод вычитания…» Доска покрылась ровными многоугольниками, все видят чертеж паркета и удивлены тем, что это тоже доказательство теоремы Пифагора.

А Электроник подтверждает:

– Метод «укладка паркета». Так он называется.

Потом он снова строит квадраты на сторонах треугольника, делит их на равные части и обращается к слушателям с очень краткой речью:

– Здесь все рассуждения заключены в одно слово: смотрите! И вы всё увидите!

Ребята разглядывают доску.

Таратар кивает головой, улыбается.

– Наконец, «стул невесты», – хрипло провозглашает Электроник.

Класс не выдерживает, хохочет.

– Я сказал правильно, – обернувшись, говорит Электроник. – «Стул невесты». Эту фигуру придумал не я, а индийцы, причем в девятом веке.

«Стул невесты» уже изображен на доске. Это пятиугольник, поставленный на прямой угол, с выступом для сидения наверху. Не очень-то усидишь на таком шатком стуле!

Ребята опять смеются и смолкают. Сыроежкин читает стихи:

Пребудет вечно истина, как скоро

Ее познает слабый человек!

И ныне теорема Пифагора

Верна, как и в его далекий век.

Таратар подхватывает, и они читают дальше вдвоем:

Обильно было жертвоприношенье

Богам от Пифагора. Сто быков

Он отдал на закланье и сожженье

За света луч, пришедший с облаков.

Поэтому всегда с тех самых пор,

Чуть истина рождается на свет,

Быки ревут, ее почуя, вслед.

Они не в силах свету помешать,

А могут лишь, закрыв глаза, дрожать

От страха, что вселил в них Пифагор.

– Это сонет Шамиссо, – растроганно говорит Таратар. Он снимает очки, протирает стекла платком.

Макар Гусев моргает Профессору: не часто увидишь, как спокойный и насмешливый Таратар Таратарыч приходит в такое умиление. Макар готов уже взять обратно все слова, которые он наговорил Сыроежкину час назад, на берегу. В знак примирения он машет ему рукой.

– Садись, Сережа, – говорит Таратар. – Я с удовольствием ставлю тебе «пять».

– У меня в журнале вопрос, – напоминает Электроник, вызвав этим простым замечанием буйное веселье Гусева.

– Вопроса больше нет, – улыбается Таратар. – Твердая пятерка… – Он повернулся к классу: – Гусев, успокойся, пожалуйста…

У меня есть такое предложение ко всем. Со следующего урока за столом на кафедре будет сидеть ассистент. Его задача – объяснять классу наиболее трудные вопросы домашнего задания. Естественно, ассистент должен готовиться лучше всех. Дежурить будете по очереди. Согласны?

– Согласны, – отвечает класс.

– Тогда на ближайшую неделю ассистентом назначается Сыроежкин… И вот что я еще хотел сказать. Главное в математике – это не формулы, не вычисления, а движение мысли, новые идеи. Я говорил уже об этом, но сегодня ваш товарищ еще раз блестяще подтвердил истину. Ваша учеба похожа на путешествие. Каждый день перед вами вырастают новые горы. Взойдете на одну, а там уже другая. И чем больше преодолеете вы вершин, тем сильнее будете чувствовать себя…

Таратар ушел. Ребята обступили Сыроежкина, загалдели: