Страница 25 из 79
В голландском искусстве, как и в жизни, кормление грудью понималось в контексте более крупной социальной общности. Все, что мать делала или не делала, соответствовало строго определенным гендерным ролям в семье. На иллюстрации в одной из книг Якоба Катса 1632 года изображена семья. Мать кормит грудью ребенка, дочь шлепает куклу у ее ног, а рядом отец учит сына[146]. Согласно идее картины, в семье хорошо, когда женщины заботятся о физических потребностях детей, а мужчины передают им знания. Более низкий социальный уровень мы видим на картине Питера ван Слингеланда «Семья плотника» (Лондон, Собрание ее Величества королевы). На ней мать кормит грудью малыша, а отец занят своим ремеслом в соседней комнате[147]. Родительские обязанности строго определены в соответствии с полом: отец обеспечивает семью, продавая то, что сделал; мать кормит ребенка своим молоком. Хотя оба родителя несли ответственность за моральное воспитание детей, главные тяготы первых лет жизни ребенка ложились на плечи матери. В те времена, как и в наши дни, младенцами занимались только матери. Считалось, что правильное воспитание начинается с молока матери и продолжается в тщательно контролируемом пространстве дома на примере таких добродетелей, как скромность и любовь.
Среди голландских картин этого периода есть и такие, на которых кормление грудью становится синонимом любви. Гравюра Германа Шафтлевена изображает крестьянку, кормящую грудью пышущего здоровьем младенца, на гравюре написано «Liefde» (Любовь)[148]. Сама София Гедвига, герцогиня Брауншвейгская и Вольфенбюттельская, заказала голландскому художнику свой портрет с обнаженной грудью и в окружении трех ее сыновей. Картина должна была символизировать милосердие (илл. 36). Хотя фигуры безымянных матерей, кормящих грудью младенцев, часто олицетворяли христианскую добродетель милосердия, живую женщину — особенно герцогиню — редко писали в таком виде.
Более скромных матерей с младенцами у груди изображали и аллегорически, зачастую с дидактической целью — показать контраст грудного молока и другой, менее благочестивой жизни. Историк искусства Мэри Дюрантини (Mary Durantini) обратила внимание на картины, на которых ребенка отвлекают от материнской груди каким-то предметом или звуком погремушки, или чем-то еще, что находится в руках третьего лица, не входящего в диаду мать — младенец[149]. Также она цитирует работу Йоханнеса а Кастро в его «Zedighe Si
Матери также отвечали за все стороны жизни в голландском доме, который славился своей чистотой и бережливостью. Великий голландский историк Йохан Хёйзинга гордился тем, что чистоплотность можно назвать национальной чертой его народа. Он отмечал, что голландское слово schoon означает не только чистоту физическую, но и чистоту моральную, и красоту[150]. Голландский дом, заслуживающий определения schoon, начинается с молочно-белой груди матери и сияет чистотой в любом уголке, включая и безупречно чистое крылечко перед домом. Матери предписывалось относиться к кормлению грудью с такой же строгой заботой о чистоте и бережливости, как и к другим домашним обязанностям, таким как уборка, шитье, вязание и сбивание масла. Напомним, что бережливость предполагает экономное расходование средств. А что может быть более экономным, чем использование материнского молока? Вы же не платите за другой источник питания для младенца! Разумеется, сторонники материнского грудного вскармливания не основывались на его экономической выгоде: они выдвигали более весомые аргументы медицинского, религиозного, социального и морального порядка. Но экономическая сторона дела не могла не заботить голландских домохозяек и их мужей: зачем тратить деньги на кормилицу, когда в материнской груди полно бесплатного молока?
Голландские женщины номинально находились под контролем отцов и мужей, но в доме они пользовались большой властью. Подчинение отцу семейства часто смягчалось большой дозой любви. Что же касается жен, то предполагалась необходимость взаимного чувства между ними и мужьями. В этом голландцы намного опередили модель идеального брака супругов-компаньонов, которая будет приветствоваться в Англии и Франции веком позже.
Картина Рембрандта «Пара», также известная под названием «Еврейская невеста», это хороший пример патернализма и взаимности (илл. 37). Руку мужа на груди жены, конечно же, можно интерпретировать как знак обладания. Но от этой картины исходит совершенно другая аура, чем от других уже виденных нами картин с сюжетом «рука на груди». Здесь на первом плане единение, а не обладание, спокойная атмосфера интимности и дружбы, нежности и уважения. А это предполагает, что под грудью есть еще и сердце.
На многих картинах голландских мастеров можно увидеть этот сюжет с участием представителей разных классов. Для почтенных горожан, таких как эта еврейская пара, это жест любви, а не открытой сексуальности или похоти. Иногда женщина отвечает на ласку, положив свою руку на щеку мужчины или на его руку. Но в сценах с участием представителей низших классов, многие из которых разворачиваются в тавернах, рука на груди отражает атмосферу сексуальной вседозволенности. Ухмыляющийся юнец запускает руку в вырез платья сельской женщины под одобрительные возгласы зевак. Или старик делает предложение полногрудой девушке, указывая на ее грудь. В таких случаях женщины обычно храбро вступают в игру.
Даже сцены с проститутками отличаются игривой взаимностью между женщиной и клиентом. Картина Вермеера «Сводня», на которой пальцы мужчины обхватили грудь женщины, выдает легкость и фамильярность между посетителем борделя и его владелицей, однако в ней нет сексуальной провокации (илл. 38). В Голландии проституткам дозволялось быть «домашними», иметь детей, хотя публично их занятие осуждалось. Респектабельные бюргеры, управлявшие городами, в частных разговорах признавали, что проституция — это жизненная необходимость, особенно для охваченных похотью моряков, возвращавшихся в голландские порты после долгих месяцев, проведенных без женщин в открытом море.
146
Adriaen van de Ve
147
Цитируется по: Franks, c. 116.
148
«Woman Nursing a Child», гравюра 1474 года из серий Nine Figures, Amsterdam, Rijksmuseum-Stichtung, цитируется no: Franks, c. 114.
149
Durantini, c. 6–21.
150
J. H. Huizinga, Dutch Civilisation in the Seventeenth Century and Other Essays, с. 114.