Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 45 из 69



Но в самой гуще всех ужасов смерти и страхов кастрации у ребенка есть свои тайные желания, свой Эрос, свой инцест. Он по — прежнему хочет быть Героем, быть Атманом, вопит о бессмертии и требует всемогущества. Психоанализ называет желания анального периода «анальным эротизмом». Но что же лежит в их основе? «Анальный эротизм поддерживается инфантильной фантазией о магическом теле, которое осуществило бы нарциссическое [атманическое] желание самодостаточного и самовосполняющегося бессмертия» [57]. Бессмертие — это отрицание смерти: в случае Питера фекалии угрожали его проекту бессмертия. «Инфантильная анальность… это амбивалентная смесь Эроса и смерти, включающая привязанность к анальной зоне… фантазий единства с [Великой] Матерью и нарциссических фантазий бытия одновременно и Самостью, и Другим» [57]. Это, как пишет Браун, влечение к «символическому удержанию мира, овладению и обладанию им», и оно основано на «фантазиях человеческого нарциссизма в его бегстве от смерти» [57].

Главное здесь состоит просто в том, что ребенок ищет какого‑то Единства — соединения с Матерью, попытки быть одновременно Самостью и Другим — через посредство символического манипулирования телом. И сами поиски, и их контекст относятся к тому Единству, которое является основой основ. Сознательно или бессознательно все существа тяготеют к этому Статусу. То же делает и ребенком в своей собственной простой и очень грубой манере. На этом этапе он ищет какие‑либо замещающие символические формы единства посредством манипулирования своим телом и языком (культурный аспект этой стадии). Вот почему Ференчи и Фрейд говорили о «всемогуществе слов и мыслей», расцветающем на этом уровне [121], Салливэн — о странной власти «аутического языка», того языка, который распоряжается огромной, но воображаемой властью [359], а Лакан — о «забытом языке детства», укорененном в океанических (примитивный Атман) чаяниях и требованиях только — для — себя [269]. Все это — просто часть Эроса ребенка, его инцест, его борьба за проект Атман, его желание быть Героем, Богом, Одним надо всем.

Как лучше рассматривать данную стадию, которую немецкие аналитики называют стадией упрямства, а Эриксон — фокусом автономии? [108]. Быть автономным! Героем! Это, безусловно, часть глубочайших чаяний ребенка. Быть автономным — перводвигателем своего мира, «уникальным движущим принципом»! Ребенок кричит: «Нет!» и «Делай это сам!» [243] Он противится с исключительнейшим упрямством; он напрягает мышцы сопротивления и осмеливается бросать вызов всему миру, только бы он мог быть абсолютно автономным, своего рода маленькой Первопричиной самого себя и своего мира. Он сталкивает свою волю с непокорной инаковостью не — себя и требует абсолютной победы. Это горячая битва, столкновение потенциального Бога с миром, не воспринимающим его магических попыток и не желающим ему подыгрывать. Но попытка предпринимается, абсолютный жест выполняется, и расцветает желание магически принудить мир к повиновению и в конечном счете всецело овладеть им, подобно Зевсу, Тору или Исиде.

И эта попытка обречена на провал; посредством манипулирования словом и телом ребенок не в большей степени способен быть всем миром, быть Всем, быть Атманом, чем, например, посредством сосания большого пальца. В конце концов, новая самость — заменитель не является первичным и автономным двигателем себя и другого. Инфантильная форма проекта Атмана проиграна со всех сторон, так что рано или поздно может возникнуть следующий заменитель более высокого порядка и более близкий к реальному Атману. Только так создаются все более тонкие и тонкие самости, и только так проект Атман уступает место Атману. С другой стороны, если самость отказывается расстаться с этой более низкой формой инцеста, она остается уязвимой для соответствующей более низкой формы кастрации и смертельного ужаса; она не способна преодолеть тревогу разделения самого тела и потому остается беспомощной жертвой своих собственных оснований.

15. ЭВОЛЮЦИЯ ЧЕРЕЗ УРОВНИ «ЭГО»



Мы уже видели, что этическая стадия свидетельствует о возникновении или о консолидации экстраординарного количества факторов развития. Но, если кратко подытожить всю стадию в целом, можно сказать, что она знаменует окончательную дифференциацию ментального «эго» от физического тела. В данной главе я подробнее обосную эту идею, начав с телесных аспектов, а потом обратившись к ментальным.

В телесном аспекте главное состоит в том, что оральные и анальные импульсы в конце концов уступают место импульсам генитальным (фаллическим или клиторальным), и весь этот процесс достигает своей кульминации в комплексе Эдипа/Электры.

Итак, согласно традиционной аналитической теории (которую мы слегка подкорректируем для своих целей), в течение эдиповой стадии развития каждый нормальный мальчик (для экономии места я ограничусь в обсуждении мужским полом) стремится, по меньшей мере, в словах, символах и фантазиях, сексуально овладеть матерью. Очень распространена мастурбация, и анализ соответствующих ей фантазий безошибочно показывает, что мать является первым объектом генитальной любви, независимо от того, насколько юной и незрелой может быть генитальность. Далее, аналитическая теория утверждает, что у ребенка развивается яростная ревность к отцу просто потому, что он теперь рассматривается как великий соперник в получении любви матери: препятствие, огорчение, гложущий червь в самой сердцевине фантазий, которые были бы без него столь сладкими. Однако рано или поздно ребенок каким‑то своим фантастическим образом воображает, что если бы отец догадался о его тайных желаниях, то сурово наказал бы его, отчленив преступный орган. Это комплекс кастрации, и считается, что он «разрушает вдребезги» эдиповы желания. Чтобы избежать катастрофы, ребенок перенимает позицию отца и интернализует родительские запреты и табу в форме Супер — «эго», тем самым отбрасывая или вытесняя свои инцестивные желания. И что же нам делать с комплексами Эдипа и кастрации?

Что касается Эдипова комплекса, то мы уже видели, что на каждой из предыдущих стадий ребенок транслирует свой мир, чтобы избегать Танатоса и представлять себя в центре космоса, и что для осуществления своего проекта Атман он развивает нарциссическое фокусирование, замещающие удовлетворения, особые сопротивления, компенсации и защиты. Оглянемся назад: мы видели, что на уровне телесного «эго» ребенок транслировал себя и мир так, чтобы стать и самостью и другим, превратить себя в свой мир путем «заглатывания мира»; на стадии вербального членства он пытался достичь единства путем освоения мира членства и попыток всецело обладать им, тем самым доказывая свою автономность и космоцентричность. Теперь же, в начале эгоическо — синтаксической стадии, он воображает, что способен телесно соединиться с Великой Матерью и таким образом обрести какой‑то вид первичного единства. Стремление к единению с материнской фигурой, которая во всех отношениях представляла для ребенка целый мир, буквально является желанием единства со Всем или, по крайней мере, его хорошим заменителем. Что может быть более естественным? За всем этим кроется желание снова обрести Атман, неограниченное и подлинное состояние каждого существа и каждого сознания. Соединиться с Великой Матерью с помощью телесного Эроса — вот побудительная форма его инцеста. «Назначение полового акта может быть ни чем иным, как попыткой вернуться в материнскую утробу». Высказывание Ференчи близко по смыслу к тому, о чем мы говорили выше, — желанным является именно подлинное и абсолютное возвращение к Атману, и лишь во вторую очередь на сцену выходят действительные регрессивные элементы. Однако половой акт в фантазии или в действительности сам по себе не достигает этого прямого и длящегося единения (Тантра, в данном случае, не в счет), ибо, независимо от того, как долго вы можете пребывать в сексуальном взаимодействии, вы по — прежнему остаетесь самим собой. Вы не становитесь Всем, которое есть сокровенная цель и желание совокупления. Значит, генитальная сексуальность — это замещающее удовлетворение, а секс — это символ Атмана.