Страница 56 из 58
— В комсомол мне очень хочется… — прошептала девочка.
— А ты ходи на собрания, будем считать тебя активисткой.
— Да я и так хожу, — усмехнулась Таня. — Видите, пришла. Мне даже вот хочется к вам в отряд поступить.
Все весело рассмеялись. Таня вспыхнула:
— Ну, что смеетесь? Ничего тут нет смешного… Я правду говорю… На коне-то я ведь умею ездить.
— Конечно, смешного тут ничего нет, — вступился я за нее. — Желание твое, Таня, хорошее. И в отряд тебя можно принять… Но давай тоже немного пообождем…
— А чего ждать? — спросила девочка.
— Обождать надо, пока подрастешь, — сказал я.
— Война тогда закончится…
— Вот и хорошо. Мы все хотим этого.
События развивались стремительно. Восстания верхушки казачества подняли дух белогвардейщины. Собрав последние усилия, белые перешли в наступление. Под их напором Красная Армия стала откатываться назад.
Станичные учреждения готовились к эвакуации… Нас отозвали с хутора в станицу, так как каждую минуту мог быть объявлен приказ о выезде. Мы обязаны были охранять в дороге эвакуирующиеся учреждения, хотя, собственно, в это время мы ни на какой службе не состояли.
Но отъезд из станицы со дня на день откладывался.
Бело-зеленые притихли и не беспокоили нас. Они находились где-то далеко, и мы могли теперь беспрепятственно ездить на свой хутор.
Однажды на рассвете мы услышали далекий орудийный гул. Видимо, фронт уже подошел совсем близко и бои шли где-то под Урюпинской, а может быть, и ближе. В станице засуетились, подготавливаясь к отъезду. Но, как это нередко бывает, что-нибудь да задерживало. Наконец нам официально было объявлено, что мы выезжаем завтра утром.
Вечером, пользуясь темнотой, я, Андрей Земцов и Алексей Марушкин, усевшись на лошадей, незаметно выскользнули из станицы и, перебравшись вброд через Хопер, поскакали в хутор. Ведь это ж так близко!
Разъезжаясь по домам, мы договорились, что на обратном пути Алексей заедет за мной, а затем вдвоем мы отправимся за Андреем.
Отец и Маша еще не спали. Сестра накормила меня ужином, собрала в дорогу белье, увязала узелок с продуктами. Время было уже позднее, а Алексея все не было.
Наконец к полуночи он приехал.
— Что ты так долго? — спросил я.
— Белье не было готово, — сказал он. — Мать рубашки чинила… Да ничего, успеем к отъезду.
По пути мы заехали за Андреем. Подъехав к его хале, мы постучали в окошко.
— Иду! — отозвался Андрей. — Сейчас!
Случайно взглянув на дорогу, я увидел всадников.
Их было человек тридцать-сорок… Безмолвные, как призраки, освещенные безжизненным светом луны, они мелькали перед нашим взором один за другим, исчезая: за углом улицы, по которой нам предстояло ехать.
Я взглянул на Алексея. Он изумленно смотрел на этих всадников.
— Кто это? — прошептал я. — Наши или белые?
Алексей недоумевающе пожал плечами.
Из хаты вышел Андрей.
— Черти, чего вы так долго? — громко спросил он.
— Тс-с! — погрозил ему пальцем Алексей и указал на проезжавших по дороге всадников.
— Кто это?
— А черт их знает, — сказал Алексей. — Откуда я знаю. Поехали!
Андрей вскочил в седло. Не сговариваясь, словно так и надо было, молча пристроились мы к последнему всаднику, проезжавшему мимо нас. Держа ружья на взводе, проехали хутор.
Мы следовали за таинственными всадниками до поворота. Они поехали по дороге на мост, а мы повернули к броду. Всадники нас не преследовали. Наверное, потому, что думали, мы свои, а быть может, им было невыгодно поднимать шум.
Переправившись через реку, мы въехали в станицу. Нас поразила пустота в ней. А где же наши? Неужели уехали?.. Да, видимо, уехали. Но куда?..
Мы стояли в раздумье на станичной площади. Луна ласково нас освещала, и предрассветный ветерок нежно обвевал наши разгоряченные головы.
Ну, как же теперь нам выйти из этого затруднительного положения? И, казалось, сама судьба сжалилась над нами в этот раз… Мы заметили, как в одну из улиц юркнул всадник.
Мы поскакали вслед за ним.
Завидя нас, всадник начал плутать по улицам. Но в одном месте нам удалось все-таки его окружить.
— Стой! — крикнул Алексей. — Стрелять буду!
Всадник остановился, поднял руки вверх и умоляюще простонал:
— Не убивайте!
— Мишка!.. — крякнул Алексей. — Ты, черт?..
— Я-а…
— У, будь ты проклят! — выругался Алексей. — Чуть я тебя, дьявола, не пристрелил… Чего ты от нас утекал?..
— Да ведь я думал же, белые…
— Дурак! Белые… Где наши, знаешь?
— Да как же не знать, — ответил парень. — На хутор Красновский поехали.
Паренек оказался племянником Алексея. Он был таких же лет, как и я, жил с матерью в станице.
Мы помчались вдогонку за своими.
…Начало рассветать. На востоке небо наливалось алыми красками, расцветала пышная заря.
Внезапно с окраины хутора, который мы только что проехали, нас обстреляли.
За нами стремительно мчались всадники. Соскочив с лошадей, мы дали по преследователям залп. Белогвардейцы повернули назад.
Вступление в партию
Наши комсомольско-молодежные конные отряды передвигались от хутора к хутору, преследуя белых бандитов. Дни и ночи проходили в дыму сражений. Много мы тогда уничтожили врагов. Но немало и наших комсомольцев и коммунистов погибло. Не сразу смогли мы сломить белогвардейский бандитизм. Особенно он активизировался у нас в связи со вспыхнувшим в 1920 году кулацко-эсеровским мятежом на Тамбовщине. Мятеж возглавил эсер Антонов. Восстание охватило многие уезды Тамбовщины, в том числе и Борисоглебский. А Борисоглебск был от нас совсем близко.
Связавшись с антоновцами, донские бандиты совсем обнаглели. Они совершали налеты на хутора, вырезали всех, кто сочувственно относился к Советской власти.
Мне шел двадцатый год. Гражданская война, ежедневные опасности и схватки с врагом закалили меня. Я стал комсомольцем и готов был в любую минуту отдать свою жизнь за Советскую власть, за Коммунистическую партию.
Мне очень хотелось вступить в партию. Но я об этом боялся даже подумать. Разве сейчас до меня? Вот кончится война, разделаемся с белогвардейцами, тогда можно будет поговорить и об этом…
И я терпеливо ждал…
Однажды солнечным летним днем я с несколькими комсомольцами стоял в заставе на окраине станицы, наблюдая за дорогой.
Положение в этот момент создалось у нас весьма серьезное: борисоглебские леса были километрах в сорока, а в них, как нам сообщили, сосредоточилась целая армия антоновцев. Иногда кавалерийские отряды их подъезжали к станице совсем близко…
Мы ждали нападения. Вокруг станицы стояли заставы; на колокольне расположились наблюдатели. При появлении белобандитов они должны были бить в набат.
Нас было человек пятнадцать молодых парней. Начальник наш, пожилой казак, положившись на нас, спал в тени акации.
Следя за дорогой, мы рассказывали разные истории, хохотали…
Вдруг я увидел, что к станице мчатся всадники. Их было, наверно, человек сто или больше…
— Бандиты! — крикнул я.
Рассыпавшись по окопчикам, наши парни подняли стрельбу из винтовок.
Проснулся начальник заставы.
— Эй, друг! — крикнул он мне, сообразив наконец в чем дело. — Побеги-ка вон за угол, помаши фуражкой на колокольню, чтоб звонили… Что-то не звонят… Не видят, что ль.
Я побежал выполнять приказание начальника. Забежав за угол, откуда меня было хорошо видно с колокольни, я стал размахивать фуражкой, привлекая этим внимание наблюдателей. Но меня никто не замечал…
За спиной стрельба продолжалась. Значит, бандиты уже близко подошли к станице. Надо предупредить командование отряда об опасности. Я помчался к штабу, на бегу стреляя вверх, желая привлечь к себе внимание людей на колокольне.
Но меня оттуда не видели. Возможно, наблюдатели спали.
У дверей штаба я споткнулся от усталости и присел, тяжело дыша.