Страница 23 из 79
— Нет, камней я не ищу, мне надо совсем другое.
— Да кто ж разберет, что тебе надо, — пробормотал Симоне.
Путники вышли на верхнюю дорогу, откуда хорошо просматривались причудливые рисунки гор, окаймлявших бухту. В утренних лучах сочетание морской синевы, зеленых рощиц и желтых горных склонов казалось особенно ярким и торжественным.
— Здесь красивые места, — заметил Донато. — Не правда ли, чем-то похоже на Италию?
— Не знаю, я в Италии не был, моя родина — Таврида, здесь я родился и прожил всю жизнь. Здесь познал и счастье, и горе…
Симоне вздохнул и, опираясь на посох, зашагал вперед с удвоенной быстротой, словно энергичная ходьба могла облегчить ему груз печальных воспоминаний.
— Наверное, вы спешите поскорее выполнить поручение этого Заноби Грассо? — спросил Донато, стараясь ни на шаг не отставать от своего почтенного спутника. — Я понял, что вначале вы займетесь его делами, а уж потом — моими.
— Мы совместим эти два дела. — Симоне внезапно остановился и, посмотрев прямо в глаза Донато, внушительным голосом сказал: — Сейчас я должен кое-что тебе объяснить, чтобы потом просить тебя о содействии. Впрочем, если ты не согласишься мне помочь — я не обижусь.
— Думаю, что соглашусь, — слегка улыбнулся Донато. — Вряд ли такой человек, как вы, может кого-то подбить на плохое дело.
Симоне снова двинулся вперед, но уже медленным шагом и, поглядывая на своего спутника, принялся объяснять:
— Да будет тебе известно, Донато, что здесь, в Таврике, сейчас ведется то явная, то скрытая борьба за земли между генуэзцами и греческим княжеством Феодоро. Генуэзцы вытесняют феодоритов от берега, чтобы те оставались горным народом и не имели выхода к морю. А феодориты не хотят упустить свою долю в черноморской торговле, где первенствуют генуэзцы.
— Да, я об этом уже слышал от Бартоло и от других. А греки рассказывают какую-то сказку о героической принцессе Феодоре, которая стойко оборонялась от генуэзцев. Но, откровенно говоря, меня все эти местные распри не интересуют. В Италии тоже хватает подобных междоусобиц. Но какое это имеет отношение к вам, отшельнику и философу?
— Дело в том, что Заноби Грассо враждует с одним греческим князьком-феодоритом по имени Василий. Причина этого спора — полоса земли на границе их владений. Заноби хочет отобрать ее у грека, но пока ему это не удается, потому что на стороне Василия — местный татарский бей Яшлав, человек очень влиятельный. Вот Заноби и задумал устранить этого Яшлава, да еще так, чтобы подозрение пало на Василия. Если все случится по его замыслу, татары изгонят или даже убьют Василия, спорные земли перейдут к Заноби, а консул будет только рад, что генуэзцу удалось отобрать имение у феодорита.
— И Заноби приехал, чтобы поделиться с вами этим замыслом?
— Конечно, нет. Но о его замысле я сам догадался, когда Заноби попросил меня приготовить ему одно особенное зелье, от которого человек умирает не сразу, но в течение суток.
— Почему же вы думаете, что он хочет отравить татарина, а не грека?
— Во-первых, Василий очень осторожен и никогда не примет ни подарка, ни угощения от генуэзца. А во-вторых, даже в случае смерти Василия его наследники не лишатся поддержки Яшлава. Другое дело, если после визита к Василию бей вдруг скоропостижно скончается. Тогда, понятно, все подозрения падут на грека. Яшлав собирается посетить замок Василия в ближайшие дни, и Заноби стало об этом известно, вот он и спешит добыть отраву и каким-то образом подсыпать ее татарину, когда тот будет на пути к греку. Я даже знаю, где он это может сделать — у источника святой воды, возле которого татары обязательно остановятся. Яшлав — ревностный мусульманин, и кто-то из людей Заноби может приблизиться к бею под видом нищего дервиша и подсыпать зелье в его сосуд. А плохо татарину станет уже в доме грека, после застолья.
— Но как вы, отшельник, разобрались во всех этих хитросплетениях?
— Э, друг, поживи здесь с мое — и ты научишься многое понимать, — вздохнул Симоне. — Но для изготовления зелья нужна особая трава. Вот я и отправился на ее поиски. Во всяком случае, так думает Заноби, который приказал мне поспешить.
Донато приостановился и с удивлением взглянул на собеседника:
— Заноби так думает, а на самом деле? Вы разве не собираетесь искать эту траву?
Странное выражение промелькнуло на лице отшельника, и, пошевелив своими черными, чуть нависающими бровями, он сказал:
— А у меня есть эта трава, только Заноби о ней не должен знать. Пусть ищет яд в другом месте, а я не хочу марать руки в его грязных делах.
— Но вы же согласились ему помочь?
— А что мне оставалось делать? Против грубой силы приходится действовать хитростью. У Заноби времени — не более двух дней, и эти два дня я намерен отсутствовать. Вот здесь-то мне и нужна твоя помощь, Донато.
— А что я должен сделать?
— Под вечер вернешься в мою хижину и сообщишь Заноби, будто я потерялся в горах. Ты меня долго искал, звал, потом заблудился и едва нашел дорогу обратно.
— Вы думаете, разбойники мне поверят?
— Почему же нет? Заноби, при всей его свирепости, очень суеверен, и его можно убедить, что меня взяли в плен какие-нибудь колдуны или горные духи. Притом же я сказал ему, что видел вещий сон, предупреждающий о вечерней опасности. Разбойник решил, что я набиваю цену, и обещал доплатить за риск. Но, когда я исчезну, он вспомнит о моих предостережениях.
— Но ведь после, когда вы вернетесь и расскажете Заноби какую-нибудь небылицу, он все равно потребует у вас это зелье. Не сейчас, так после отравит бея.
— Там будет видно. Я найду способ не участвовать в его злодействах.
— А может, лучше предупредить татарина и грека? Хотя, конечно, какое нам с вами дело до них? Благодарности не будет, а риск большой.
— Пусть все идет своим чередом. Бог разберется, кто прав, кто виноват. А у меня хватит разума не делать того, к чему не лежит душа. Так ты согласен мне помочь?
— Конечно.
— А я в благодарность покажу тебе все окрестные места силы, какие знаю. — И добавил вполголоса: — Если они тебе в самом деле нужны.
Донато кивнул и быстро отвел взгляд от проницательных глаз собеседника.
Глава четвертая
Солнце выплыло из-за облака и заиграло яркими красками на желто-зеленой осенней траве, покрывавшей невысокие плоскогорья вокруг дороги. И, словно повинуясь солнечному свету, Марина вдруг оживилась и с затаенной радостью подумала про себя: «Если судьбе будет угодно, она не раз еще сведет между собой людей, которые однажды разминулись». Это светлое предчувствие заставило девушку по-новому взглянуть на окружающий мир. Теперь Марину интересовала и радовала сама дорога с ее неброскими, но живыми приметами, будь то маленькая рощица, виноградники на склоне холма, стадо овец на пастбище или крестьянин с навьюченным осликом, бредущий по тропинке к горному селению.
На подъезде к Солхату луговая растительность сменилась лесистыми участками предгорий, со всех сторон окружавших долину, где расположилась столица Крымского улуса Золотой Орды.
Можно было, минуя Солхат, поехать по юго-западной дороге прямо к монастырю Сурб-Хач, в котором Андроник просил отслужить молебен за упокой его души. Но Марина, при ее природной любознательности, не могла упустить случая посмотреть знаменитый в Таврике город, раскинувшийся на пересечении караванных путей из Поволжья, Русских земель, Кавказа, Индии и Китая. Кафа и Солхат были тесно связаны между собой торговыми делами. Морской порт Кафы позволял товарам, прибывшим с караванами, продолжать свое движение водным путем, а Солхат был для генуэзских купцов словно продолжение кафинской пристани.
Солхат, или Эски-Кырым, как называли его татары, был городом мусульманским, хотя за его стенами проживали также греки, армяне, русичи, потомки печенегов и половцев. Восточный мусульманский облик его был заметен уже в предместьях, где раскинулся караван-сарай. По сторонам огромного пятиугольного пространства тянулись открытые деревянные галереи, под крышами которых кипела торговля. За галереями находились помещения для постояльцев, а посреди двора, рядом с колодцем, возвышался арочный свод, где торговали самыми дорогими заморскими товарами, шелками, посудой. Всюду сновали люди, большинство из которых было в восточных халатах, с чалмами или повязками на голове.