Королева Таврики

— Гм, не знаю… Если подумать, то все люди на земле — потомки кровосмесительной связи. Ведь когда-то, кроме Адама и Евы, на земле не было других людей, верно? Значит, род людской мог продлиться только от их детей, а их дети были между собой братьями и сестрами. Разве не так?

— Вроде бы так, но и не так… меня пугают твои кощунственные слова, я их не понимаю, — растерянно бормотала Рузанна.

— Красавица моя, но ты же смелая, гордая, ты не должна смиряться с судьбой, которую тебе навязывают, — горячо убеждал ее Григор. — Мы свободны, когда любим друг друга, а все остальное — унылая неволя.

Дальше их разговор перешел в прерывистый шепот, затем послышались странные вздохи, и Марина, не сдержав любопытства, решила заглянуть в спальню сводной сестры. Дверь была заперта изнутри на крючок. Но, поскольку она прилегала к косяку неплотно, тоненький пальчик Марины смог добраться до крючка и неслышно его сдвинуть. Заглянув в щель между приоткрытой дверью и внутренней занавеской, девочка увидела картину, поразившую ее детское воображение. В комнате горела единственная свеча, и в ее мерцающем свете обнаженные тела на постели напоминали ожившие статуи богов из розового мрамора, которые Марина видела на площади у дворца. И эти прекрасные молодые тела сплетались друг с другом и двигались плавными толчками, и каждое движение сопровождалось сдержанным стоном. Не понимая, что происходит, но чувствуя, что стала свидетельницей какой-то опасной и стыдной тайны, девочка чуть отступила назад и прикрыла за собою дверь. И в этот момент она услышала легкие шаги в конце коридора. Вздрогнув, Марина кинулась бежать и возле своей спальни наткнулась на Таисию.

— Что такое? Ты почему не в постели? — спросила мать, обнимая девочку. — А я как чувствовала, что надо тебя навестить. Ты опять чего-то испугалась, моя маленькая?

— Нет, мама, я просто хотела, чтобы Рузанна рассказала мне сказку, — прошептала Марина, прижимаясь к матери. — Но там, у Рузанны, Григор… они там почему-то голые лежат. Я случайно заглянула — и сразу же вышла. Они меня даже не видели.

— Что?.. — Таисия наклонилась к дочери, и ее глаза засверкали. — Григор у Рузанны?

— Да, мама, но ты туда не ходи, не надо их пугать, ладно? — Марина прижала палец к губам.

— А ну-ка, дочка, быстро иди спать и не выглядывай в коридор, — строго приказала мать и подтолкнула Марину к ее спальне.

Но девочка, скрывшись в комнате, не могла последовать совету матери и спокойно уснуть, — уж слишком растревожено было ее воображение только что увиденной картиной.

Подойдя на цыпочках к двери и выглянув в щель, она увидела, что мать сделала несколько медленных, осторожных шагов по коридору и, как перед тем Марина, заглянула в спальню Рузанны. Через несколько мгновений Таисия по-прежнему неслышными, но теперь уже торопливыми шагами ушла прочь. Марина подумала, что мать, уважив ее просьбу, решила не пугать Рузанну и Григора. Довольная, что все обошлось без шума и брани, девочка юркнула под одеяло, собираясь уснуть. Но уже через минуту-другую она услышала теперь уже не осторожные, а довольно громкие шаги по коридору, вслед за которыми раздался гневный голос Андроника. Тут же вскочив с постели, Марина выглянула из своей комнаты и увидела, как Андроник выталкивает полуодетого Григора из дочкиной спальни и кричит ему вдогонку:

— Убирайся из моего дома, мерзкий нечестивец! Вот когда сказалась порочная натура твоей матери! Ты мне отныне не сын, живи как хочешь!

Потом послышались приглушенные рыдания Рузанны и суровый приговор ее отца:

— А ты, бесстыжая негодяйка, отправишься в монастырь и будешь там до конца дней замаливать свои грехи!

Раскаты грома внезапно заглушили брань Андроника. Майская гроза своим безудержным порывом довершила картину непоправимого семейного разлада.

В этот момент мать посмотрела в сторону Марины, и девочка поспешно захлопнула свою дверь.

Через некоторое время Таисия зашла к ней, чтобы проверить, спит ли дочь. Когда она присела на кровать и погладила Марину по голове, девочка открыла глаза и с обидой в голосе спросила:

— Мама, для чего ты привела Андроника? Видишь, он рассердился и выгнал из дома Рузанну и Григора.

— Так надо было, дочка, они это заслужили, — строго сказала Таисия.

— Но мне их жалко! Рузанна хорошая, а Григор веселый. За что их выгонять?

— Вырастешь — сама все поймешь. И жалеть тебе их нечего, у тебя свой брат есть, родной, вот его и жалей. — И, помолчав, Таисия тихо добавила: — Теперь вы с Юрием — единственные наследники этого дома.

Смысл последней фразы Марина поняла лишь потом, когда повзрослела. С годами ей стало ясно, что Таисия нарочно донесла мужу на его детей, ибо знала, что благочестивый Андроник не простит им подобного греха.

С той роковой ночи в доме не звучал больше звонкий голос Рузанны, отправленной в женскую обитель. Григор, лишенный дома и имущества, ушел в плавание, нанявшись простым моряком на корабль к какому-то купцу. Слуги и соседи, не зная причины такой суровости Андроника, могли только строить догадки и распускать слухи — впрочем, некоторые из этих слухов были близки к истине.

Андроник стал еще ревностней молиться, еще больше жертвовать на церковь, а в своем доме завел еще более строгие порядки. Он сурово следил за поведением всех домочадцев, не допускал вольностей ни в одежде, ни в разговорах. Даже похвалы женской красоте считались в его доме чем-то легкомысленным, — именно поэтому Марина поздновато узнала, что превратилась из нескладного подростка в красивую девушку. Мать заботилась прежде всего о том, чтобы Андроник, не усомнившись в благочестии ее детей, оставил все наследство Георгию, а потому старалась оградить Марину от суеты и соблазнов. Она также согласна была выдать дочь за Варадата, поскольку считала такой брак выгодным и, вероятно, надеялась постепенно убедить в этом Марину.

Вспомнив прошлое, девушка снова почувствовала подспудные укоры совести. Да, она была тогда маленькой и ничего не понимала, во всем полагаясь на мать, но ведь именно она явилась виновницей — пусть и невольной — той ужасной развязки, которая привела к изгнанию Рузанны и неприкаянным скитаниям Григора, завершившимся его гибелью в морской пучине. Если бы не ее детское любопытство, то участь юных грешников могла бы быть мягче и милосердней…

Марина надеялась, что сон прогонит ее тягостные мысли, но получилось иначе, и вместо сна девушку ждало новое напоминание о Рузанне. Она не успела сомкнуть глаз, как испуганная служанка постучала в ее дверь и позвала Марину к постели отчима.

В спальне Андроника горело много свечей, потому что больной боялся умереть в темноте. Он возлежал на высоких подушках и судорожно сжимал руку сидящей рядом Таисии, приговаривая при этом:

— Все, конец… до утра не доживу…

— Не думай о смерти, крепись… сейчас придет Лазарь, — успокаивала его жена.

— Нет, чувствую, что конец, — повторил Андроник. — Позовите Георгия, Марину… и священника.

— Марина уже здесь, а Георгия не следует пугать на ночь глядя, — сказала Таисия. — И священника пока не надо звать. Я уверена, что тебе к утру станет лучше.

— Нет, лучше не будет, я умираю… — прошептал Андроник и, бросив взгляд на Марину, объявил: — Мне надо сказать вам с дочерью нечто важное. Все остальные пусть уйдут.

Таисия кивнула служанкам, и те покинули комнату.

— Так вот… — сдавленным голосом продолжал Андроник. — Так вот… обещайте мне, что выполните мое предсмертное желание. Я много думал и раскаиваюсь в том, что жестоко, без милосердия повел себя с Рузанной и Григором.

— Тебе не в чем раскаиваться, — возразила Таисия. — Не при Марине будет сказано, но они совершили страшный грех.

— Да, но они были молоды, глупы… горячая кровь ударила в голову… А я слишком мало занимался их воспитанием, не водил на проповеди к мудрым священникам… Я сам во многом виноват. И, как бы там ни было, они мои дети. Григора уже не вернешь, а Рузанна… мне жаль мою заблудшую овечку… она, наверное, несчастна в той убогой обители, вдали от дома. Я хочу вернуть ее сюда, в Кафу, в наше семейное гнездо. Обещайте мне, что поедете к Рузанне и скажете ей, что я ее прощаю и зову в родной дом. Пусть забудет о моей суровости. Я не успею сказать ей это сам, но ты обещай мне, Таисия, что найдешь Рузанну, вернешь ее домой…