Страница 172 из 198
К черту! Он будто захлопнул в себе дверь — и перед жалостью, и перед памятью! И стал повторять строки о парусах.
Эти строки и в школе не отпускали Егора. И потому он остался равнодушным к настороженно-сочувствующим взглядам (знали, наверно, уже про отца; даже Классная Роза не прицепилась из-за прогула, чуткость проявляет). Тишина и отрешенность ограждали Егора от всего на свете. И в этой тишине… ага, в ней словно стучали иногда медные шестеренки хронометра!
— Петров, ты мечтать будешь или решать задачу? У кого еще последняя задача не решена?
«Еще не решена последняя задача… Хронометр мой стучит… как сердце… в тишине…»
Загадка еще не решена…
На перемене подлетел Ваня.
— Принес?
— Что? — растерялся Егор.
— Книгу, «Спартака». Помнишь, я говорил, что Веник его перечитать хочет, а ты сказал, что у тебя есть…
— Ой, Ванька… Какая же я скотина. Вылетело из головы.
— Ну, ничего. Мама ему послезавтра передачу понесет. Не забудь.
— Не забуду. Я ему письмо напишу… А в палату все еще не пускают?
— Ага. Карантин… А Венику уже ходить разрешили… А ты можешь сегодня к нам прийти? Книгу бы принес и так… Мама спрашивала, чего не заходишь…
«Мама спрашивала»… Они жалеют его или правда не понимают его вины?
И вина эта снова подступила к сердцу. Как холод, когда по пологому дну входишь в непрогретую воду…
Конечно, это было уже не то, что в первые дни. Потому что Венька жив! Но холод еще не раз будет вот так подыматься в груди, никуда не денешься. Теперь Егор это понимал.
— Алло!.. Гай, это ты?
— Я, Егорушка, я…
— А ты чего… кислый такой?
— Да так. Заботы всякие…
— Ася? — прямо спросил Егор.
— Да нет, там все в порядке, — отозвался Михаил, но как-то вяло.
Егору хотелось ясности. И он знал, что излишняя деликатность иногда не на пользу делу. К тому же ощущение собственной вины толкало его мысли в одном направлении.
— Она тянет резину, потому что чувствует себя виноватой. Вот.
— Чего-чего? — сказал Михаил мягко, но зловеще.
— А я не боюсь, не стукнешь… Она думает, что виновата, потому что тогда, первый раз, вышла не за тебя. И теперь мается…
Михаил сказал просто, без досады, только устало:
— Чепуха, никто там не виноват. Или оба одинаково… И вообще не в том дело. У меня другие заботы, здесь.
— Ты правда уволился?
— Увольняюсь.
— Допекли?
— Нет. Просто на старости лет пришел к простому выводу.
— К какому это еще?
— Сколько можно перевоспитывать пацанов? Может, все-таки лучше с самого начала заниматься нормальным воспитанием? Так, чтобы потом переделывать их не надо было.
— В школу пойдешь?
— Может быть… Хотя, по правде говоря, страшно. Дамский коллектив, и в нем все вроде ваших классных роз…
— Если не в школу, то куда?
— В газету зовут. Если на журфак перейду в университете… Буду потрясать основы педагогики публицистической кувалдой.
— Тебе не привыкать.
— Ага… Директриса Зеленолужского детского дома грозилась на меня в суд подать. За «клевету».
— Ну… и что?
— Не успела. Против самой начали следствие. За воровство и рукоприкладство. В местном районо истерика…
— Кстати, о педагогике, — сказал Егор. — Витек-то как?
— Да ничего… существует. Мать в письме попросила, чтобы еще у нас пожил. Ну и живет.
— Нормально?
— Да ничего, — опять сказал Михаил. — Только ворует помаленьку…
— Как? — опешил Егор.
— А ты чего хотел? Он этим с грудного возраста грешил. Думаешь, легко отвыкнуть?.. Ну, да учительница у него понимающая, не чета некоторым. Мало-помалу перевоспитываем с двух сторон…
Егор подавленно молчал.
— Не расстраивайся, — усмехнулся Михаил. — Вообще-то он хороший парнишка. По дому помогает, со мной нянчится, если захандрю. С сестрицей моей Галиной Юрьевной весьма подружился… Кстати, упомянутая Галина Юрьевна с интригующим видом задает тебе вопрос: держишь ли слово?.. Что у вас за тайна?
— А?.. — растерялся Егор. Потом сообразил: — Ой, про это… Да я и забыл. Скажи — держу.
Он и в самом деле не курил с того новогоднего вечера. В Среднекамске держался, а потом и вообще не вспоминал о сигаретах. Беда с Венькой словно отшибла все желания.
— Ч-черт, — с досадой сказал Егор. — Лучше бы она не напоминала. Опять захочется.
— О чем речь-то?
Егор не стал напускать туману, честно сказал, о чем речь.
— И не прикидывайся, будто ничего не знал. Ты всегда все про меня знаешь. Как в досье… — вредным голосом добавил он.
— Ты меня переоцениваешь, все я знать не могу… Так, кое-что. Потому что я за тебя беспокоюсь, балда ты…
— Сам… Значит, и про отца уже знаешь? — морщась, спросил Егор.
— Про… Виктора Романовича? Нет… Что с ним?
Егор сумрачно рассказал. Михаил, кажется, смутился.
— Откуда же я мог это знать… Хотя, честно говоря, ожидать следовало. Ты сам-то разве этого не понимал?
— Может, и понимал… А что я мог сделать?
— Не знаю… Главное, что ты будешь делать теперь.
— Не понял. Ты о чем?
— Я к тому, что труднее жить будет.
— А может, легче? — зло сказал Егор. И, кажется, попал в точку. Впервые переиграл в споре Михаила. Тот отозвался растерянно:
— Да… в чем-то ты прав.
Егор насупленно признался:
— Вчера отец сказал: «Можешь теперь менять фамилию».
— А ты?
Егор сказал и о своем ответе. И о своих сомнениях. И спросил напрямик, что об этом думает Гай.
Но тот ответил, что советы давать легко, а решать такие вопросы человек должен сам. И главное — не рубить сплеча.
— Мудр ты, как сто Сократов, — проворчал Егор. — А толку от твоей мудрости…
— От чужой мудрости всегда толку мало… если своей дефицит.
— Гран мерси за комплимент.
— Не обижайся… Егор, я вот про что. Тебе бы хватит терзаться всякими сомнениями, пора бы дело найти. Ну, посуди сам: чем ты сейчас занят? Нельзя же так… растительно существовать. Смысл-то надо какой-то приобретать в жизни. Ищи давай… самого себя.
— Ай-яй-яй. Сборник проповедей о смысле жизни. Том двадцать второй, глава семьдесят третья…
— Я знаю, что казенно выражаюсь… Но черт возьми, ты же понимаешь, о чем я!
— А я нашел… смысл, интерес и стержень, — вдруг брякнул Егор. Вдохновенно.
— М-м?
— Ага!
— Подробнее можешь?
— Могу… Завтра я иду на занятия литературной студии, руководимой писателем Наклоновым. Во мне прорезался талант.
— Че-во? — откровенно усомнился двоюродный братец.
— А что? Я, по-твоему, совсем бездарен?
— Стихи, что ли, сочинил? А ну, прочитай!
— Фиг! — испуганно сказал Егор. Потом приободрился: — Вот окрепнет талант, тогда… И заодно проблемы решатся…
— Какие?
— С фамилией. Стану печататься, можно будет двойную фамилию взять. Писателям разрешается. Петров-Нечаев…
Михаил не уловил ни горькой нотки, ни юмора. Ответил серьезно:
— Дитя ты еще…
— Ага… Миш! Капитан-лейтенант Егор Алабышев — правда выдуманный персонаж?
— Егор… В чем дело?
— Какое… дело?
— Ты зачем идешь в литературную студию?
— Надо.
— Егор…
— Пока, — с ноткой веселого злорадства сказал Егор. — Потом позвоню еще. — И положил трубку. Пошел в комнату и достал блокнот с «Крузенштерном» на корочке.
Те мысли, что перебил в Среднекамске телефонный звонок, те, что были забыты после несчастья с Венькой, теперь все чаще всплывали снова. Беспокойные. С предчувствием тайны и боя.
Еще не решена последняя загадка.
Тревожный счет ведет хронометр судовой.
Кремневый пистолет… На старой карте складка
Легла меж островов отчетливой чертой…
Егор торопливо записал придуманные сегодня восемь строк под тем стихотворением: «Когда Земля еще вся тайнами дышала…» Его стихи были как продолжение стихов Толика.