Страница 65 из 142
— Ты все еще с Мадлен? — резко спросила она.
— Да.
— Когда мы встретились в последний раз, я подумала, уж не влюбился ли ты в нее. Что–то в этом роде…
— Да, — повторил Эндрю. — Что–то в этом роде.
— Что же будет, когда нагрянет Дэвид?
— Пускай решает Мадлен. Разве твои претензии на него не обоснованнее?
— Никаких претензий — с обеих сторон.
— У тебя есть новости от него?
— Нет. Адекема возражал. Я не стала отвечать на его письма.
— Думаю, Дэвид поймет. По натуре он — прагматик. Разве не это привлекло тебя в нем?
— Возможно, мои стандарты изменились, — тихо проговорила Кэрол и, заметив его улыбку, поправилась: — Ну, тогда мои потребности.
— Не думаю, что мы способны сильно меняться, — возразил Эндрю. — В нашем–то возрасте! Если только нас не ослепит свет по дороге в Дамаск. Помнишь?
— Я много думаю о Далидже, — сказала она. — Он даже снится мне по ночам. Представляешь, за последние три года я ни разу не побывала в картинной галерее! А так хотелось!
— Картины перевезли в Пейл. Не знаю, что стряслось с ними потом.
— Пуссен, который нравился тебе и которого не выносила я… Хотелось бы взглянуть на него снова.
— Ou sont les poussins d’antan?[26] Боюсь, все прибрала колючая зима.
Кэрол положила ладонь на его руку:
— Энди, взгляни на меня! Ты считаешь, что я все еще привлекательна?
— Очень.
— Ты не ненавидишь меня — за то, что произошло, за все?
— Нет, не ненавижу.
— Когда появится Дэвид, то, думаю, Мадлен уйдет к нему. Прости, если тебе больно это слышать, но, думаю, так уж получится. Если это случится, то не считаешь ли ты, что нам следовало бы…
— Перевернуть страницу, начать сначала и так далее?
— Не смейся надо мной! Мне кажется, я теперь другая, Энди. Я получила всего сполна — потайного секса в том числе.
— Дэвид может вообще не вернуться, — сказал Эндрю. — Кажется, им там удается контролировать положение.
— У меня другие сведения. — Она криво усмехнулась. — Из авторитетных источников. Думаю, совсем скоро там все рухнет. Он приедет, можешь не сомневаться. И тогда…
— Я научился не торопить события. — Кэрол чуть заметно вздрогнула. — Вот придет время — тогда я и стану об этом тревожиться.
— Мы могли бы хоть иногда видеться, — предложила она. — Чтобы пропустить рюмочку…
— Думаю, не стоит. Сэр Адекема станет возражать. Я уверен, что получится именно так.
— Мне наплевать! — нетерпеливо бросила Кэрол.
— А вот это напрасно. — Она подняла на него глаза. Эндрю выдержал ее взгляд. — Очень напрасно.
В следующий раз Кэрол позвонила ему, чтобы спросить, не хочет ли он повидаться с мальчиками во время их школьных каникул. Эндрю согласился, предвкушая радость встречи. Однако сыновья не проявили бурной радости и особых чувств. Они были вежливы и ласковы, но всего лишь настолько, насколько это требуется от хорошо воспитанных детей в отношении чужих им взрослых. Мальчики больше молчали, когда же Эндрю задавал им какой–нибудь вопрос, ответ звучал почтительно, но кратко. Впечатлениями от встречи он поделился с Мадлен:
— Мне показалось, что они стесняются быть со мной на людях.
— Возможно, все мы тут стали чрезмерно чувствительными?
— Вот уж нет!
— В конце концов, они ведь тоже белые! Белый отец — не из тех секретов, которые можно скрыть.
— Со столь чуждым явлением просто нельзя смириться! Можно не смотреться в зеркало, но не станешь же воротить глаза от собственного отца…
— И матери…
— Кэрол ассимилируется. Ее дружок черен как уголь.
— Неужели они это понимают? Видимо, да. И не осуждают?
— Дети подобны любовникам — они не выносят моральных приговоров. Или находят явлениям рациональное объяснение, приспосабливая их к собственным потребностям. Робин не знал, куда деваться от смущения, когда я передал им привет от тебя.
— Думаешь, ты их потерял?
— Да.
— Ты сильно переживаешь?
— Я боялся худшего. Им хорошо, они вполне счастливы. Когда теряешь кого–то, то охватывающая тебя горечь отчасти связана с чувством вины: ты мог сделать то–то и то–то, а не сделал; со мной иначе. Да и им не очень–то легко. У подростка свои сложности, я же могу лишь усугубить их. Пожалуй, через несколько лет, когда они освоятся в этой жизни, мы снова сойдемся.
Она кивнула:
— Возможно, ты и прав. Но все равно это печально — что ты потерял их, хотя бы на время.
— Хорошо бы не окончательно.
— Пусть так… Ведь это твои дети. Хотя у меня нет своих детей, я все равно понимаю, что ты испытываешь.
— У меня могут родиться новые. Такая возможность существует?
Мадлен несколько секунд серьезно рассматривала его, прежде чем ответить:
— Еще как! Мы идем сегодня к Кутсисам?
— Как будто да.
— Тогда переоденься.
— У нас достаточно времени. Я бы лучше выпил. Принести тебе?
— Хорошо. Только немного. Чего хочешь.
Вернувшись с рюмками, он застал ее примостившейся на подоконнике. Широкое окно выходило на бескрайнее пурпурное пространство Атлантического океана; солнце скрылось за горизонтом полчаса назад. Повисшие в небе небольшие черные облачка казались стальными, их края резко выделялись на нежно–розовом фоне. Кое–где начали загораться звезды, чтобы хоть немного поискриться, прежде чем выкатится луна.
— Симпатично, — сказал Эндрю.
— Да.
Он сел и посмотрел на нее.
— У тебя есть новости от Дэвида?
— Неделю назад пришло письмо.
— Что–нибудь интересное?
— Так, не очень. Он вообще не горазд писать письма, а тут еще цензура. Он откровенен в речах и скован на бумаге.
— Естественная антитеза.
— Ты так считаешь? Возможно. Я знала одного человека, который мог быть откровенным только в письмах. — Она помолчала и продолжила: — Я последнее время не показывала тебе писем Дэвида — тебя это беспокоит?
— Нет. Но я задумывался об этом.
— Это началось, еще когда мы жили в той конуре. В одном письме было что–то вроде намека, который я поняла так, что Дэвид может совсем скоро приехать. Тогда все было так плохо… ты еще не оправился от лихорадки… Я решила, что письмо показывать не стоит.
— Чтобы я не понял, как тебе хочется, чтобы он приехал?
— Как я растеряна… Когда пришло следующее письмо, то одно стало цепляться за другое: было бы неправильно показывать тебе второе письмо, раз я утаила первое. Ты сам знаешь, как это бывает. Я ждала твоего вопроса.
— А я все не спрашивал. До сегодняшнего дня. — Она бросила на него быстрый взгляд, и он поспешил добавить: — Я больше ни о чем не спрашиваю, Мадлен. Пусть все образуется само собой.
— Так и будет. — В ее голосе звучала печаль. — Все всегда образовывается, если не торопиться.
— Да. — Эндрю залюбовался ее профилем на фоне быстро темнеющего неба. При всей недосказанности он чувствовал себя с ней спокойнее, чем с кем–либо другим за всю жизнь. — Пойду переоденусь. Самое время отправляться к Кутсисам.
Командир авиационного крыла Торбок звонил им, когда они были в гостях, и передал через горничную Антею, что прибыл в Лагос в командировку и хотел бы повидать их. Он обещал заглянуть утром.
На следующий день была суббота. Программа «День за днем» шла по будням, так что по выходным Эндрю бывал свободен. У них была запланирована автомобильная поездка в охотничий заказник, и Эндрю не очень–то обрадовался необходимости менять планы. С другой стороны, звонок незнакомого летчика заинтриговал их.
Антея впустила его в квартиру в начале двенадцатого. Раздался ее звонкий голосок, натренированный в гостиных Кенсингтона: «Командир крыла Торбок, мадам!» Мадлен неоднократно пыталась приучить ее к менее официальным манерам, однако без всякого успеха. Девушка умирала от голода, когда Мадлен предложила ей работу, и страх потерять место въелся ей в плоть и кровь.
Торбок оказался крупным краснолицым господином чуть старше сорока лет, с пышными, но непричесанными усами. По его виду было ясно, что он изнывает от жары.
26
Где картины Пуссена? (фр.)