Страница 89 из 154
Роджер хотел высказать ей свое сожаление, но в это время к ним частыми короткими шагами подошла дама Изабель.
— Роджер, представь мне свою подругу.
— Дама Изабель, мисс Медок Росвайн.
Дама Изабель отрывисто кивнула. Девушка сразу же воспользовалась возможностью обратиться к ней:
— Я очень благодарна, что удостоилась чести встретиться с вами, дама Изабель. Я считаю, что вы делаете замечательную вещь, и очень хотела бы к вам присоединиться.
— В самом деле? — Дама Изабель оглядела девушку с ног до головы. — Вы играете?
— Не профессионально. Я пою, музицирую на фортепиано и концертино, а еще я умею играть на таком пустяковом инструменте, как жестяной свисток.
— К сожалению, наш репертуар полностью состоит из классических опер, — как можно суше ответила дама Изабель, — хотя я собираюсь в него включить одно–два произведения из Раннего Декаданса.
— А разве у вас не будет каких–нибудь интермедий в промежутках между программами или каких–нибудь там эпизодических легких номеров? Я умею очень быстро осваивать новое, и вообще, я могу быть вам полезна во многом другом.
— Возможно, вы и правы, — согласилась дама Изабель. — Но, к несчастью, на корабле не так уж много места. Если бы вы были высокопрофессиональным сопрано, свободно разбирающимся в основных русских, французских, итальянских и немецких произведениях, то я бы еще согласилась прослушать вас вместе с другими шестью претендентами на это место. Наша компания должна действовать, как хорошо отлаженный механизм, каждый элемент должен органически входить в единое целое. Не вписывающиеся в общую картину фрагменты, такие, как концертино или игра на жестяных свистках, будут непозволительной роскошью.
Медок Росвайн вежливо улыбнулась:
— Конечно, я вынуждена согласиться с вашими доводами. Но если вы все же решите внести в вашу программу нечто не совсем официальное, то, надеюсь, вспомните обо мне.
— Это я могу вам пообещать. Думаю, в этом случае Роджер сумеет с вами связаться.
— Да, разумеется. Спасибо, что выслушали меня, желаю вам успеха.
Дама Изабель повернулась, чтобы уйти, и уже через плечо бросила:
— Я ожидаю тебя, Роджер, сегодня вечером в Бел–лоу. Мы с тобой должны придти к какому–то опреде ленному решению.
Внезапно осмелев, Роджер взял Медок Росвайн за руку, и от этого контакта по всей его руке пробежал нервный зуд.
— Я знаю, что делать, — объявил он. — Я возьму тебя с собой на обед, и, пока меняют блюда, ты можешь поиграть на своем жестяном свистке.
— Надо было мне сразу взять его с собой.
Роджер провел ее к своему маленькому воздушному экипажу, и они полетели в гостиницу, расположенную на вершине холма. Там у Роджера произошел самый очаровательный завтрак в его жизни. Он сделал дюжину экстравагантных заявлений, которые Медок Росвайн выслушала в равной степени с улыбкой, скептицизмом и терпимостью. Роджер старался выведать про нее все, что можно: он хотел за один час узнать всю ее жизнь, выяснить все упущенные за это время практические возможности. Прошлое Медок Росвайн, как она сама описывала его, было простым и бесхитростным. Ее семья владела куском земли и фермой в дальнем районе Уэльса; начальную школу она закончила в небольшой каменной деревушке, а среднюю — в Лланголлене. Когда ее родители умерли, она продала старую ферму и с тех пор странствует по миру. Она работала то тут, то там, не зная, чем заняться окончательно, чтобы не лишиться своей свободы. Роджер сразу решил, что именно в этом заключаются и все его трудности: он не был ни лентяем, ни бездарем, у него просто была клаустрофобия на работу. Что же касается Медок Росвайн, то ее внутренний мир так и остался тайной, сплошной непроницаемой тайной. Временами у нее проскакивали эмоции, которые он никак не мог понять, у него не было даже намека на определение их сущности.
Роджер очень болезненно это воспринял. Как бы много ни узнал он про нее, за всем этим осталось еще немало такого, что было ему недоступно… Его первоначальный энтузиазм поостыл, и вместо того, чтобы взять ее на вечер в Беллоу, он проводил ее до дома. Он просто не осмелился привести ее к тетушке.
***
За обедом дама Изабель подчеркнуто не упоминала о Медок Росвайн. За столом присутствовал Бернард Бикль, и разговор крутился исключительно вокруг формирования компании.
— Я настаиваю на участии Гвидо Альтрочи, — говорила дама Изабель. — Конечно, я могла бы заполучить Нельса Лессинга, кстати, он даже согласен отказаться от гонорара, а Гвидо заламывает ужасающую сумму… но я не пойду ни на какой компромисс. Нам нужно только лучшее.
Бернард Бикль одобрительно кивал головой:
— Ах, если бы таких людей, как вы, было больше!
Роджер поморщился.
— Если бы я занимался этим делом, — сказал он, — я бы просто воспользовался трехмерными записями. А почему бы нет? Вы только подумайте, насколько это упрощает дело и насколько дешевле это выйдет!
Дама Изабель покачала головой:
— Записи спектаклей всегда несовершенны, они ни когда не смогут передать жизнь, эмоции, дыхание, присутствие живой музыки.
— Для дальних планет и это чересчур хорошо, — проворчал Роджер.
— Мы и так в достаточной мере зависим от милости машин, Роджер, если еще и музыка станет механической, то нам останется признать себя побежденными и выбросить всякую надежду о будущем человечества.
— Это если поставить музыку в опере на первое место, — пробормотал Роджер.
— Извините, что вы сказали? — вмешался Бернард Бикль.
— Я просто хочу подчеркнуть, насколько это будет экономичней.
— Когда–нибудь, мой юный друг, — сказал музыковед, — вы оцените мудрость и смелость своей тетушки. Что значат несколько презренных долларов? Да ничто по сравнению с живым присутствием артистов, действующих добросовестно и грамотно, передающих восторженность должного музыкального опыта… это волнение, ощущение чуда, которое мы и собираемся донести до нашей аудитории!
Роджер мог бы найти и другие аргументы, но решил послушать, как дама Изабель и Бернард Бикль обсуждали достоинства Кассандры Праути в сравнении с Нелли Млановой; преимущество великолепного чувства сцены у Руджера Мандельбаума перед его невозможностью, в связи с тучностью, сыграть некоторые роли. Блитц Сорнер очень слаба в итальянском. Но зато никто из живых лучше нее не понимает Декаданс. Бернард Бикль предложил Андрея Сциника на должность сценического директора. Дама Изабель согласилась. И так продолжалось целых два часа, во время которых Роджер уныло сидел и рисовал ложкой круги на скатерти.
— Но вот с одним выбором у нас не может быть никаких разногласий, — объявила дама Изабель. — Дирижером у нас должен быть сэр Генри Риксон! Без него наша затея неосуществима.
Роджер оторвал глаза от скатерти и подумал, не сможет ли он как–нибудь упрятать этого сэра Генри Риксона куда–нибудь на полгода, пока тетушка не потеряет интерес к этому фантастическому, безумно дорогому пикничку.
Бернард Бикль задумчиво нахмурился.
— Сэр Генри Риксон… или Зиберт Хольгенесс.
— Конечно! Я и забыла про него, — призналась дама Изабель, — а ведь еще есть этот волшебник — молодой Ярвис Акерс.
Роджер вернул свой взгляд к кругам на скатерти. Если сэра Генри Риксона еще можно было бы посадить в заточении на каком–нибудь далеком необитаемом острове, то с дюжиной других справиться было бы весьма проблематично.
Наконец дама Изабель взглянула на племянника.
— А теперь, Роджер, давай–ка поговорим, что нам делать с тобой.
— Ну, — начал Роджер, — я почти уже решил отправиться с вами на «Фебе».
Дама Изабель энергично тряхнула головой.
— Это невозможно, Роджер. Я уже говорила сегодня твоей подруге мисс Росвайн, что на корабле и так мало места.
Роджер ничего другого и не ожидал.
— Я думаю, ты должна принять хотя бы мисс Росвайн. Она чрезвычайно талантлива.
— Сомневаюсь. И вообще, что это за девушка, Роджер? Что тебя с ней связывает?
— Ничего не связывает. Я просто случайно узнал, что она компетентный музыкант и…