Страница 75 из 154
— Отложите ее в сторону, — предложил Джодел Хеврискс. — Сохраните ее для своих.
Гил мрачно покачал головой.
— Продайте ее вместе с остальными. Она навевает мне меланхолические мысли.
— У вас когда–нибудь будет сын. Разве эта ширма не стала бы для него отличным подарком?
— Если такое маловероятное событие когда–нибудь произойдет.
— Тогда эта ширма — ваша, и будет храниться у меня дома, пока она вам не понадобится.
— А, ладно. Кто знает, что там ожидает в будущем?
— Остальной груз мы отвезем на Землю. Зачем мелочиться, связываясь с провинциальными рынками? А на Земле — огромные состояния, древние дворцы. Мы привлечем деньги ценителей. Для Цехов Амброя будет зарезервирована определенная сумма. Мы вычтем путевые расходы. Остальное будет разделено на три части. Богатство ждет нас всех! Вы станете–таки финансово независимым, Гил Тарвок!
Глава 19
Всю свою жизнь Гил Тарвок слышал рассуждения о происхождении человека. Некоторые заявляли, что родиной человечества была Земля, еще одна группа склонялась к мысли, что ею был Триптолем; другие указывали на Аменаро, единственную планету Денеб Кайтоса; а кое–кто доказывал, будто произошло спонтанное воспроизводство от плавающей по Вселенной массы спор.
Джодел Хеврискс живо разрешил сомнения Гила.
— Можешь быть уверен: исток человечества — Земля! Все мы земляне, где бы мы ни родились!
Земная действительность во многом шла вразрез с предвзятыми представлениями Гила. Он–то думал обнаружить умирающий мир, утыканный разлагающимися развалинами горизонт, пламенеющий красный глаз солнца, покрытые масляной пленкой и затхлые от многовековых сточных вод моря.
Но солнце тут оказалось теплым и желтым, во многом похожим на солнце Маастрихта, а моря выглядели куда более свежими, чем Глубокий Океан к западу от Фортинана.
Еще одним сюрпризом оказались жители Земли. Гил готовился столкнуться с усталым цинизмом, пресыщенной закатной апатией, эксцентричностями, утонченной искушенностью; и в этом отношении его ожидания в какой–то мере сбылись. Кое–какие встреченные им люди демонстрировали эти качества, но другие были такими же непринужденными и простыми, как дети. А иные ставили Гила в тупик своей горячностью, словно день был слишком короток для свершения всех их дел. Сидя с Джоделом Хеврисксом в расположенном прямо на улице кафе старого Кельна, Гил заговорил о своих обманутых ожиданиях.
— Все верно, — согласился Джодел Хеврискс. — Другие города на других планетах достаточно космополитичны, но Земля — сама по себе Вселенная.
— Я думал, что увижу людей, которые будут казаться старыми, степенными, мудрыми. Некоторые, конечно, такими и кажутся. Но другие — ну, взгляните вон на того мужчину в зеленой замше. Глаза блестят, он посматривает по сторонам так, словно видит все в первый раз. Конечно, это может быть инопланетянин, вроде нас.
— Нет, это землянин, — уверенно определил Джодел Хеврискс. — Не спрашивайте меня, откуда я знаю, не могу объяснить. Это вопрос стиля, мелких признаков, выдающих происхождение человека. Что же до его неугомонного вида, то социологи утверждают, что материальное благополучие и психическая уравновешенность обратно пропорциональны. У варваров нет времени ни для идеализма, ни для психоза. Однако, жители Земли интересуются «оправданием своего существования» и «реализацией своих возможностей», и некоторые, такие, как тот мужчина в зеленой замше, ударяются в крайности. Но вариаций тут не счесть. Некоторые посвящают всю свою энергию неосуществимым проектам. Другие замыкаются в себе, становясь сибаритами, сластолюбцами, знатоками прекрасного, коллекционерами, эстетами. Или же сосредоточиваются на изучении какой–то эзотерической дисциплины. Само собой, есть и многочисленные обыкновенные люди, но их почему–то никогда не замечают, и они служат только для усиления контраста. Но, впрочем, если вы пробудете какое–то время на Земле, то сами откроете для себя многое.
Груз «Грады» распродали, и с большой прибылью. В Триполи Гил расстался с Джоделом и Бонаром Хеврисксами. Он пообещал когда–нибудь вернуться в Дейллай.
— В тот день, — сказал ему Джодел Хеврискс, — мой дом будет твоим домом. И никогда не забывай, что я храню для тебя твою чудесную ширму «Крылатое Существо».
— Не забуду. Ну, а сейчас — до свидания!
— До свидания, Гил Тарвок!
С безотчетной печалью Гил наблюдал за тем, как «Града» поднимается в открытом всем ветрам голубом африканском небе. Но, когда корабль, наконец, уменьшился до точки и исчез, настроение у него быстро поднялось: бывает и куда худшая судьба, чем гулять по Земле с эквивалентом миллиона ваучеров в кошельке! Гил подумал о своем детстве: нереальном времени, подернутом золотистой дымкой. Как часто они с Флориэ–лем лежали среди желтой травы на Дункумских высотах, болтая о путешествиях и финансовой независимости! Оба различным образом достигли того, к чему стремились. Гил гадал, где же скитался теперь Флориэль, и жив ли он или же умер… Бедный Флориэль! — подумал Гил, пропасть так вот навсегда.
Целый месяц Гил бродил по Земле, изучая небоскребы Америки и подводные города Большого Барьерного Рифа, огромные заповедники, над которыми не разрешалось пролетать на аэромобилях. Он посетил восстановленные древние города Афины, Вавилон, Мемфис, средневековые Брюгге, Венецию, Регенсбург. И на всем лежал, зачастую легкий, но иногда такой тяжелый, что просто угнетало, груз истории. Каждый мелкий участок Земли дышал воспоминаниями о миллионе трагедий, миллионе триумфов, о рождениях и смертях, обманах, поцелуях, пролитой крови, песнях, заклинаниях, боевых кличах, безумствах. Земля пахла древними событиями. Привидения бродили в покоях старых дворцов, в горах Кавказа, на вересковых пустошах и моховых болотах Севера.
Гил начал верить, что жители Земли поглощены мыслями о прошлом. Теория эта продкреплялась существованием Исторического Института, который заносил в анналы, сжато излагал, систематизировал все обрывки фактов, имеющих отношение к происхождению и развитию человека… Исторический Институт! В скором времени он наведается в штаб–квартиру Института в Лондоне, хотя по какой–то причине, докапываться до истоков которой ему не хотелось, он не очень–то спешил туда съездить.
В Санкт–Петербурге он повстречал молоденькую и стройную белокурую норвежку по имени Флора Эйландер, которая иной раз напоминала ему Шанну. Некоторое время они путешествовали вместе, и она указывала ему на те стороны жизни Земли, которых он раньше не замечал. Особенно она насмехалась над его теорией, что жители Земли поглощены мыслями о прошлом.
— Нет, нет, нет! — твердила она ему с уморительным акцентом. — Ты не уловил самую суть! Нас интересует душа событий, истинная сущность!
Гил не мог быть уверен, что ясно понял ее толкование, но в этом уже не было ничего нового. Люди Земли часто сбивали его с толку. При каждом разговоре он чувствовал тысячу тонкостей и косвенных намеков, состояние ума, который ценил невысказанное ничуть не меньше, чем высказанное.
Гил стал сердиться на себя и ссориться с Флорой, которая усугубляла положение своей снисходительностью.
— Ты должен помнить, что мы познали все, испробовали все муки и восторги. Поэтому вполне естественно, что…
Гил резко рассмеялся…
— Чушь! Ты когда–нибудь знала горе или страх? Ты когда–нибудь угоняла космояхту и убивала гаррионов? Ты убегала от поршня, который должен был превратить тебя в кровавую лепешку? Видела Окружной Бал в Григлсби–Корнерс, куда слетались похожие в своих чудесных маскарадных костюмах на волшебников лорды и леди? Или спотыкалась, пытаясь отпрыгать ритуал в Храме Финуки? Или глядела, мечтая, с Грабленых гор на древний Фортинан?
— Нет, конечно. Я ничего такого не делала, — и, окинув его долгим, медленным, изучающим взглядом, Флора ничего больше не сказала.
Еще месяц они беспорядочно переезжали с места на место: В Абиссинию — рай алоэ, асфальта и древней пыли; на Сардинию с ее оливковыми рощами и асфоделями; в туман и мрак готического Севера.