Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 82 из 124

Ровно через 10 лет в соответствии с предсказаниями полковника Вогака Япония действительно решила «помериться силою» с Россией на полях Маньчжурии.

Япония после успешной для себя войны 1895 года с Китаем и «похода» в Китай в 1900—1901 гг. считала Поднебесную империю своей вотчиной. Русское проникновение в Маньчжурию, где строилась КВЖД, расценивалось в Японии как прямой вызов. Русско-японские интересы сталкивались и по целому ряду других позиций, особенно по проблеме Кореи. К началу 1903 года Япония приобрела такое влияние в Китае, что «японская печать уже открыто говорила о возможности формального союза между двумя родственными империями, к которым примкнет и Корея. Созданная же таким путем коалиция Желтых государств должна была, по предположениям японцев, явиться несомненно надежным противовесом для замыслов России на Дальнем Востоке»{413}.

Однако Россия не намеревалась уходить из Маньчжурии, увязывая вывод своих войск после событий 1900— 1901 гг. с обеспечением определенных гарантий. Их суть сводилась к следующему: «во-первых, обеспечить насколько возможно КВЖД от нового погрома; во-вторых, не допустить иностранцев в местности, нами очищаемые, и, в-третьих, облегчить задачу русским войскам в том случае, если бы им снова пришлось водворять в Маньчжурии тишину и порядок»{414}. Эти вопросы как раз и были предметом переговоров между Россией и Китаем.

В сложной военно-политической обстановке на Дальнем Востоке чрезвычайно важным для России было поступление полной и достоверной разведывательной информации о соседних странах. Главная роль в этом отводилась военным агентам.

В 1898 году военным агентом России в Японии вместо генерал-майора Янжула был назначен Генерального штаба полковник Б.П. Ванновский, сын бывшего Военного министра. Вплоть до 1903 года полковник Ванновский оставался в Японии, формируя представление российского военного ведомства об этой стране и ее вооруженных силах. К сожалению, оценки Ванновского не всегда были достаточно достоверными и отличались от информации его предшественников.

В одном из донесений он писал: «Пройдут десятки, может быть, сотни лет, пока японская армия усвоит себе нравственные основания, на которых зиждется устройство всякого европейского войска, и ей станет по плечу тягаться на равных основаниях хотя бы с одной из самых слабых европейских держав. И это, конечно, в том случае, если страна выдержит тот внутренний разлад, который происходит от слишком быстрого наплыва чуждых ее культуре и исторической жизни идей».

На этой записке генерал А.Н. Куропаткин, ставший к тому времени Военным министром, написал: «Читал. Увлечений наших бывших военных агентов японскою армиею уже нет. Взгляд трезвый»{415}.

Однако в действительности этот «трезвый взгляд», приветствуемый военным ведомством России, породил многое из того, что в конечном счете определило поражение России в войне с Японией. Недооценка противника имела катастрофические последствия. И все же, несмотря на различие в прогнозах и оценках, российские дипломатические посланники и военные агенты в странах Дальнего Востока не могли не бить тревогу. Военно-политическая обстановка на рубеже XIX—XX вв. становилась все более взрывоопасной. Для обеспечения своего положения на Дальнем Востоке в России был принят целый ряд мер политического и административного характера.

30 июля 1903 года было создано наместничество, в которое вошли Приамурское генерал-губернаторство и Квантунская область. В Петербурге был сформирован «Особый комитет по делам Дальнего Востока». В Порт-Артуре было образовано «Особое совещание», задачами которого было объявлено: «во-первых, устранить нашу неподготовленность на Дальнем Востоке в военном смысле; во-вторых, исправить или вновь установить нашу финансовую и экономическую политику на том же Востоке; в-третьих, пересмотреть уже выработанные нами гарантии, намеченные для очищения Маньчжурии»{416}.

14 июня 1903 года контр-адмирал A.M. Абаза как управляющий делами Особого комитета по делам Дальнего Востока представил на имя императора Николая II проект документа «Основы наших будущих отношений к Японии». В документе прямо указывалось:

«Россия отдает справедливость военным и морским успехам Японии.

Россия готова признать за Японией значительную будущность, если отношения Японии к нам будут правильны.

Россия видит с сожалением, что нынешняя политика Японии, ее союз с Англией, постоянное бряцание оружием, протесты против законных действий России, тенденциозность прессы естественно ведут к противоположным результатам.

Россия принесла большие жертвы деньгами и людьми на Дальнем Востоке. Это было сделано не для одной своей пользы, а для пользы всех народов.

Естественно, однако, что Россия заботится обеспечить возврат процентов на затраченный капитал.





Россия имела бесспорное право объявить Китаю войну в 1900 году вследствие нападения китайцев на Благовещенск, но не только не сделала этого, а даже, по собственной инициативе, заключила договор 26 марта 1902 года. Эти поступки России достаточны, чтобы определить ее миролюбие.

Россия готова довести до конца исполнение договора 26 марта, если этому не воспрепятствуют обстоятельства и образ действий других держав.

Страстное и ничем не оправдываемое отношение Японии к нынешним действиям России может только замедлить исполнение договора 26 марта.

Это же страстное и беспричинное отношение Японии к действиям России препятствует последней с желаемым сочувствием отнестись к жизненным интересам Японии, которые Россия никогда не намеревалась игнорировать.

При искренно доказанном желании Японии поддерживать хорошие отношения с нами, Россия будет готова признать безусловное водворение Японии в Корее.

Границы японской Кореи могли бы быть определены по водоразделу бассейна Тумань-Улы к северу и по водоразделу бассейна Ялу к западу.

Северный и западный склоны этих водоразделов входят в пределы русских концессий, на которых русские люди уже начали проявлять деятельность, а следовательно, эти области должны остаться в русских руках.

При таком широком признании Россией стремлений Японии должно воцариться полное согласие, так что укрепление японцами берегов Кореи должно быть произведено лишь в таких пунктах, где укрепления эти будут служить против общих врагов России и Японии, а следовательно, по соглашению этих двух держав между собою.

Экономическое водворение России в Маньчжурию, рядом с водворением Японии в Корее, создаст общность торгово-промышленных интересов и облегчит обеим державам установление добрых соседских отношений к обоюдной выгоде.

Тон наших переговоров с Японией должен быть всегда любезный, но спокойный и твердый, без тени заискивания.

Можно начать говорить с Японией о Корее, как только посланные бригады дойдут до Забайкалья»{417}.

Во второй половине 1903 года между Россией и Японией состоялся целый тур дипломатических переговоров, в ходе которых фактически шел военно-политический торг вокруг будущего Кореи и Маньчжурии. Японский проект был более радикальным и предусматривал «обоюдное признание преобладающих интересов Японии в Корее и специальных интересов России в железнодорожных предприятиях в Маньчжурии». Япония и Россия оговаривали права посылать свои войска в случае необходимости соответственно в Корею и Маньчжурию.

Русский проект соглашения был посвящен в основном статусу Кореи, точнее — ограничению японских амбиций в этом регионе мира. Документ предусматривал «взаимное обязательство не пользоваться никакой частью Корейской территории для стратегических целей и не предпринимать на берегах Кореи никаких военных работ, могущих угрожать свободе плавания в Корейском проливе; взаимное обязательство считать часть территории Кореи, лежащую к северу от 39-й параллели, нейтральной полосой, в которую ни одна из договаривающихся сторон не должна вводить войск».