Страница 18 из 25
Петровским солдатам, недавно противостоявшим шведам, теперь пришлось познакомиться с иным противником и другими приемами ведения войны. «Зело удивительно сии варвары бились: в обществе нимало не держались, но побежали, а партикулярно десператно бились, так что, покинув ружье, якобы отдаваясь в полон, кинжалами резались, и один во фрунт с саблею бросился, которого драгуны наши приняли на штыки», — отмечал «Походный журнал» Петра{151}.
По поводу убийства посланных к султану казаков один из пленных «ответил решительно, что он поступил бы точно так же со всяким из наших людей, которого он бы получил в свою власть, чтобы отомстить нам за наши действия при Андрееве (при взятии Эндери. — И. К.) с его друзьями и союзниками. Главное и превыше всего остального они считаются свободной нацией, и никогда не будут поклоняться чужому князю. Адмирал ( Ф.М. Апраксин. — И. К.) спросил у него, как смели они атаковать правильно обученную и многочисленную армию, которая превосходила все силы, которые они могли выставить, и всю возможную помощь, которую они могли бы ожидать от всех своих соседей. Священник ответил, что они совершенно не боятся нашей пехоты, не особенно высоко ценят способности казаков и лишь драгуны смутили их своей доселе не виданными в здешних краях дисциплиной и военным талантом. После этих слов священник отказался о чем-либо еще отвечать. Другой пленник, когда был подведен к шатру, не хотел отвечать ни на один вопрос, которые ему предложили; тогда отдали приказ его раздеть и бить плетьми. Он, получив первый удар, вырвал шпагу у стоящего рядом офицера побежал к шатру адмирала и, наверное, убил бы его, если бы два часовых, стоявших у палатки, не вонзили ему свои штыки в живот. Падая, он вырвал зубами из руки одного часового кусок мяса, после чего его убили. Когда император вошел в палатку, адмирал сказал, что он не для того пришел в эту страну, чтоб его пожрали бешеные собаки, во всю жизнь еще ни разу так не испугался. Император, улыбаясь, ответил: “Если б этот народ имел понятие о военном искусстве, тогда бы ни одна нация не могла бы взяться за оружие с ними”»{152}. Через два дня 26 пленных были казнены в отместку за гибель посланных к утемышскому султану казаков.
В других случаях инциденты удавалось вовремя улаживать. Как гласила не сохранившаяся до нашего времени надпись на стене мечети в Карабудахкенте, местная община после одного из нападений на конный разъезд встретила отряд петровских драгун хлебом и солью и восстановила мир{153}.
Кайтагский уцмий не препятствовал проходу армии — но и не спешил прибыть с покорностью. А страдавшие от набегов лезгин жители Дербента и его окрестностей явились сторонниками «партии шафкальской»; они впустили в город прибывшего 15 августа отряд подполковника Наумова. В это время со стороны моря показалась русская эскадра капитана Вердена в составе 25 судов. Появление посланца Петра и русских кораблей повлияло на итог переговоров: наиб Дербента Имам кули-бек принял Наумова и договорился о сдаче города, к его воротам был поставлен караул из русских солдат.
За девять переходов главная армия преодолела более двухсот верст от места высадки до Дербента. 23 августа наиб Имам кули-бек поднес императору серебряный ключ от города. Отдохнувшие части парадом вошли в древний город; приказ государя требовал, чтобы «бороды были выбриты, галздуки чтобы у салдат были вычещены и рубашки и щиблеты чтоб были белые». Под грохот пушечного салюта армия продефилировала через Дербент и расположилась за стенами в садах. Теперь царь настрого приказал своему воинству не обижать жителей и «не ломать винограды»{154}.
В Дербенте Петр I провел три дня: осмотрел цитадель и крепость, наметил место для строительства гавани, посетил дом наиба и устроил пир у себя в шатре. (Еще во второй половине XIX века путешественники посещали это место, вокруг которого в 1848 году была возведена ограда с надписью «Первое отдохновение Петра Великого»{155}.) Он беседовал с несколькими жителями Баку и Шемахи, которые выражали готовность принять российское покровительство или по крайней мере отправить своих представителей, «чтобы мы, узнав желание вашего величества, поступать могли»{156}. Император был доволен приемом — 30 августа он писал сенаторам: «…сии люди нелицемерною любовию приняли и так нам ради, как бы своих из осады выручили. Из Баки такие же письма имеем, как из сего города (Дербента. — И. К.) прежде приходу имели, того ради и гварнизон туда отправим, и тако в сих краях с помощию Божиею фут получили, чем вас поздравляем. Марш сей хотя недалек, только зело труден от бескормицы лошадям и великих жаров»{157}.
22 августа царь получил письмо из Баку — ответ на выпущенный перед походом манифест. В нем бакинцы приветствовали намерение царя «наказать разбойников», которые угрожали и их городу, и одновременно изъявляли «повиновение и покорность такому справедливому императору» и намерение поддерживать с ним «дружеские отношения»; однако согласия на прием «гварнизона» в письме не было{158}. Тем не менее с той же миссией, что и Наумов в Дербент, в Баку был командирован лейтенант флота Осип Лунин. В Дербенте же к Петру I явились посланцы уцмия, кадия и майсума Табасарана с просьбой принять их в подданство России.
26 августа состоялся торжественный молебен «за получение фута в сей земле», а наутро войска двинулись дальше. Петр планировал идти до Баку и далее, возможно, до устья Куры, «если случай попустит». 28 августа он приказал генерал-адмиралу Ф.М. Апраксину выяснить «о дороге, как удобнее с так «великою армеею дойтить в оба места, то есть в Шемаху и в Баку». Об этих планах А.В. Макаров сообщил в Москву 10 июля 1722 года. И.И. Голиков указывал, что план кампании включал в себя занятие Дербента и Баку, после чего должно было последовать движение к устью Куры, где царь собирался заложить город и порт, а затем марш в Грузию до Тифлиса и возвращение на Терек; но при этом он ссылался не на документы, а на утверждение Ф.И. Соймонова, что о таких намерениях ходил «слух во всей армии»{159}.
Получив известие о вступлении русской армии в персидские владения, Вахтанг VI с двадцати-тридцатитысячным войском 22 сентября соединился у Гянджи с восьмитысячным отрядом армянского католикоса Гандзасара Исайи (Есаи Хасан Джалаляна). Предводители грузино-армянского войска предполагали, что после объединения с русскими они смогут овладеть «всеми землями до Еривана и… взять самый Еривань»{160}.
Судя по всему, Вахтанг ожидал, что русские войска двинутся к нему и далее на запад. До него не дошло письмо Петра от 3 августа, в котором тот предлагал союзнику «поиск учинить» над Хаджи-Даудом или идти на соединение с сусской армией «между Дербени и Баки». Точными сведениями о местонахождении русских грузинский царь не располагал и в письме к Туркистанову от 4 октября сетовал: «Мы ныне в Ганджу… пришли и уже третьего человека к вам посылаем… А мы по сие время здесь стоим и не знаем, что делать, буде назад возвратиться, как возвратиться, буде же стоять, у чего стоять, По сие время никакова известия от вас не имеем». Петру же он писал, что идти к Шемахе не может, поскольку боится нападения своего противника — «кахетского хана», но надеется на приход царских войск и совместные действия по овладению землями до самого Еревана{161}.