Страница 21 из 21
Итак, нежелание белых пойти навстречу казачеству и признать его права на автономию привело к их взаимному разладу, что в конечном итоге значительно ослабило антибольшевистский фронт.
Вражда помешала объединению белогвардейцев с «третьей силой» в Гражданской войне—партией социалистов-революционеров (ПСР). Общеизвестно, что многие участники Белого движения главную ответственность за развал государства в 1917 году возлагали на эсеров и представителей других социалистических течений. Генерал от инфантерии М.В. Алексеев как-то писал руководителю британской дипломатической миссии в Москве Р. Локкарту, что он «скорее будет сотрудничать с Лениным и Троцким, чем с Савинковым и Керенским»{200}. У адмирала А.В. Колчака социалистические партии также вызывали отрицательные эмоции. Он даже большевикам поставил в заслугу разгон Учредительного собрания{201}.
Эсеры отвечали белогвардейцам тем же. Южное бюро ЦК ПСР, созданное в Одессе в начале 1919 года, в своих инструкциях предписывало вести решительную борьбу с А.И. Деникиным всеми средствами, включая террор. Аналогичные задачи ставились в 1920 году партийным организациям, оказавшимся на территориях, занятых польскими и врангелевскими войсками{202}. Однако каких-либо активных действий, создававших серьезную угрозу безопасности белогвардейским режимам на Юге России, эсеры не предпринимали.
В Сибири же недовольные потерей власти социалисты-революционеры проводили агитацию среди населения за поддержание Учредительного собрания и готовили вооруженные выступления против колчаковского режима{203}. Центрами сосредоточениями эсеровских организаций являлись Владивосток, Иркутск, Томск, Красноярск. «Поставив своей задачей свержение власти Верховного правителя и захват власти в свои руки посредством массовых выступлений до террора включительно и провозглашение лозунга о возобновлении деятельности бывшего Учредительного собрания, — говорится в докладе начальника отдела контрразведки при штабе Верховного главнокомандующего начальнику военно-административных управлений Восточного фронта, — партия не удалилась из правительственных сфер адмирала Колчака, а пристроила своих агентов с целью тормозить работу правительства и дискредитировать его в глазах общества»{204}.
Следует подчеркнуть, что активная борьба сибирских эсеров с властями, выразившаяся в подготовке вооруженных восстаний и террористических актов в отношении Верховного правителя, держала колчаковскую контрразведку в постоянном напряжении, отвлекала значительную часть ее сил и средств от борьбы со шпионажем и большевистским подпольем.
В ноябре 1919 года в Иркутске Всесибирским совещанием земств и городов на коалиционной основе был создан Политический центр, главной задачей которого являлась подготовка восстания против колчаковского режима. При приближении Красной армии к городу Политцентр в конце декабря 1919 — начале января 1920 года захватил власть, которую затем передал большевикам.
Внутренним угрозам подвергались и воюющие белые армии: коррупция военно-управленческого аппарата; недостаточное финансовое и материально-техническое обеспечение; насильственные мобилизации крестьян; широкий спектр политических взглядов среди генералитета и офицерского состава и др.
Союзнические поставки полностью не покрывали значительной доли того, в чем нуждались белые армии, к тому же часть имущества и снаряжения либо расхищалась со складов{205}, либо не доходила до фронта из-за неэффективной работы железнодорожного транспорта{206}. Офицеры компенсировали нехватку жалованья казнокрадством, продовольствия — грабежом крестьян и присвоением трофеев, т.е. превратились в мародеров и торгашей. Нередкими бывали случаи, когда с фронта генералы целыми вагонами отсылали в собственный адрес общегосударственное имущество, отнятое у большевиков. «Военные власти и правительство как-то сквозь пальцы смотрели на это, а когда эти злоупотребления перешли всякие границы, и правительство приняло меры к прекращению их, то наткнулось на необыкновенное сопротивление со стороны командующих армиями», — свидетельствует генерал-майор К.И. Глобачев{207}.
«Мы писали суровые законы, в которых смертная казнь была обычным наказанием. Мы посылали вслед за армиями генералов, облеченных чрезвычайными полномочиями, с комиссиями для разбора на месте совершаемых войсками преступлений. Мы — и я, и военачальники — отдавали приказы о борьбе с насилиями, грабежами, обиранием пленных и т.д. Но эти законы и приказы встречали иной раз упорное сопротивление среды, не восприявшей их духа, вопиющей необходимости. Надо было рубить с голов, а мы били по хвостам», — вспоминал А.И. Деникин{208}. Главнокомандующий ВСЮР, борясь с мародерами из солдатской массы, приводил приговоры в отношении преступников незаметно, не предавая их огласке. И поэтому смертная казнь не имела должного психологического воздействия на морально разлагающуюся армию. Лица же офицерского состава, пользуясь покровительством своих коррумпированных начальников, в большинстве случаев уходили от ответственности.
В белых армиях Юга России около 80% офицеров являлись сторонниками монархии. Дня них даже колчаковский режим в определенной степени являлся изменой монархическим убеждениям. Заметим, что ни А.И. Деникин, ни А.В. Колчак не стремились к реставрации прежнего режима.«…они солидаризировались с Февральской революцией 1917 года и либеральной программой парламентской демократии и социальных реформ», — пишет западный исследователь Дж. Бринкли{209}.
В Сибири же политические взгляды генералитета и офицерства были весьма пестрыми: скрытые сторонники монархии, приверженцы Учредительного собрания и Земского собора, казачьи сепаратисты и лица, придерживавшиеся проэсеровских взглядов. Правые офицерские круги и казачество в ноябре 1918 года сместили власть Директории, арестовав левое крыло правительства, и передали ее военному и морскому министру вице-адмиралу А.В. Колчаку. Однако в декабре недовольные «мягкостью» Верховного правителя офицеры готовили уже антиколчаковский переворот. Тогда у них ничего не вышло{210}. К монархизму белые пришли летом 1922 года на Дальнем Востоке, избрав генерал-лейтенанта М.К. Дитерикса Верховным правителем Приморья и воеводой Земской рати.
Кризисная ситуация в обществе, сопровождавшие боевые действия потери, поражение армий на фронтах оказали негативное влияние на морально-психологическое состояние офицерского состава. Стрессовое напряжение снималось карточными играми, кутежами с женщинами и спиртными напитками. Свободное времяпровождение было характерно и для офицеров царской армии, однако во время Гражданской войны оно приняло массовый характер.
Военная контрразведка внимательно следила за политико-моральным состоянием офицерства и широких солдатских масс, настроения которых были неоднородными. Солдаты тыловых частей демонстрировали, как правило, антиправительственные настроения, фронтовики проявляли лояльное отношение к своим правительствам, о чем свидетельствуют сводки военной контрразведки{211}.
Самовольное оставление воинских частей белых армий, по мнению ряда исследователей, носило массовый характер. Таким образом, солдатские массы — будучи далекими от политики насильно призванные в армию крестьяне — выказывали свое недовольство в основном неудовлетворительным снабжением. Количество беглецов, как правило, увеличивалось в период поражений и отступлений белогвардейских войск. К поискам дезертиров привлекались спецслужбы.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.