Адам и Эвелин

— Правда? Мне стыдно, что я при вас говорю такие вещи, господин Адам. Но Магда действительно очень скупа.

— Я уже кое-что придумал, — сказал Адам. — Начнем?

— Прямо сейчас, здесь?

Он кивнул и выпустил дым в сторону лампы. Осторожно положив сигару на край подоконника, Адам снял с шеи сантиметр.

— Вы не хотите?

Госпожа Ангьяль отодвинула стул и присела на краешек.

— Что же дальше-то будет, господин Адам, это ужасно, скажите мне, что же будет? Госпожа Эви — такая красивая женщина, как с картинки, но скажите, зачем он ей? Зачем она это делает?

Адам скривил губы.

— Я не знаю, — сказал он. — Я думаю, еще дней десять, и мы с ней поедем обратно.

— Вы думаете? И вы готовы принять ее обратно?

Адам пожал плечами:

— Это все так, дурость.

— Правда? Ну не знаю.

— Посмотрим. Главное, что вы разрешили мне остаться.

— Вы можете остаться, конечно, вы можете оставаться, сколько захотите, всегда, сколько…

— Спасибо большое, это…

— Вы же знаете, вы всегда можете здесь остаться.

— Спасибо, — сказал Адам, взял двумя руками сантиметр и посмотрел на госпожу Ангьяль, которая, казалось, рассматривала свои накрашенные ногти.

— Пепи мне все рассказала, — произнесла она вдруг. — И я могу вам признаться, что мы бы оставили ребенка. Пепи надеялась, что забеременеет.

— Как? Что Пепи рассказала?

— Этого не должно было быть, тогда. Но она все время рассказывала о вас. Для Пепи те дни у вас в саду были просто чем-то потрясающим.

— Мне тоже было очень хорошо тогда, — сказал Адам. — А у Пепи разве нет молодого человека? У нее же был молодой человек?

— Нет, он ей не ровня, ничего хорошего бы у них не вышло. Она приехала, и вскоре они расстались. Я была так рада.

— Пепи надеялась, что забеременеет?

Госпожа Ангьяль кивнула:

— Да, это так, это так. Но это знаю только я… а теперь и вы.

Адам обмотал сантиметр вокруг указательного пальца левой руки. Снаружи завизжала циркулярная пила.

— Начнем? — спросил Адам.

— Да-да, только вот что?

Госпожа Ангьяль встала со стула.

— Ваши мерки мне пригодятся в любом случае.

— А что мне делать, это снять?

— Можно и так.

Госпожа Ангьяль повернулась боком и расстегнула халатик. Она стояла перед ним в белой нижней юбке с широким кружевным подолом.

— Босоножки не снимать?

— Ни в коем случае, — сказал Адам.

Он встал сзади, приложил сантиметр к шейному позвонку и измерил длину рук до кисти. Потом обмерил объем бедер, талию, объем груди…

— Я уже примерно знаю, чего мне хочется, — сказал он и положил обратно в карман карандаш и блокнот. — Но может, вы захотите чего-то совсем иного? Госпожа Ангьяль?

— Господин Адам, не могли бы вы меня обнять? Всего лишь один раз. Или можно я?

Адам закашлялся.

— Да, — сказал он и положил сантиметр в карман брюк.

Госпожа Ангьяль подошла к нему и обняла его за шею. Когда он прикоснулся руками к ее спине, она прижалась к нему.

— Шелк, чистый шелк, — прошептал Адам.

Кончиками пальцев он погладил ее плечи, затем его пальцы опустились ниже, прикоснувшись к заду госпожи Ангьяль. Она встала на мысочки, прижалась к нему и издала короткий страстный стон, услышав который Адам сразу же понял, что они одни.

28

ИГРА ТЕНЕЙ

— Останься, пожалуйста, еще пять минуточек, я хочу тебя видеть.

— Ты же и так меня видишь, ты меня целыми днями видишь.

— Но не по-настоящему, ты же понимаешь.

— Нет! Закрой наконец окно!

— Но почему?

— Ты же слышишь, кровать ужасно скрипит!

— Разве не хорошо было?

— Хорошо, — сказала Эвелин и поцеловала его в губы, — даже очень.

— Зачем же мне тогда закрывать окно?

— Ради меня, потому что я так хочу.

Он улегся между ее ног, двумя руками обхватил ее за талию и положил голову ей на грудь.

— Знаешь, на кого ты была похожа, когда вошла сюда из ванной? На мумию, ты была завернута, как мумия.

— Не бегать же мне по дому голышом.

— Я сначала подумал, они нам коврики вместо полотенец дали. Они так старомодно пахнут глажкой.

— Да, они вкусно пахнут, — сказала Эвелин и двумя руками взъерошила ему волосы.

— Знаешь, что в тебе безумно клево?

— Клево? Что ты имеешь в виду?

— Ну, клево!

— Мне ужасно не нравится это слою!

Михаэль передвинулся выше и губами потянул за ее волоски под мышкой.

— Я в них дико влюблен. Так тебе больше нравится?

— Да.

— Ты никогда не бреешься?

— А что, нужно?

Эвелин сложила руки за головой. От света фонарей с улицы Роман на стене обозначилась тень вишневого дерева. Очевидно, ветви слегка трепетали от нежного прикосновения ветерка.

— Может, ты хоть сейчас окно закроешь?

— Да кому нас подслушивать?

— Как же ты этого не понимаешь?!

— И еще я не понимаю, почему ты хочешь вернуться в свою комнату.

— Мы здесь в гостях…

— Я за все здесь плачу, как везде, я самый обыкновенный турист.

— Это мои знакомые, а за окном спит Адам.

— Откуда ты знаешь, где он сейчас шляется.

— А вдруг он это сейчас слышит!

— Ну и что? Портным вход воспрещен!

— Дурак ты все-таки.

— Мы его приглашали? Он тебя обманывал, годами, а нам теперь что, не дышать, потому что он там на улице дрыхнет?

Михаэль лег на спину рядом с ней.

— Не обижайся, я же с тобой.

Эвелин оперлась на руку и погладила его по груди.

— Эта игра в прятки…

— Не будь таким сердитым.

— Я не «такой сердитый», я просто не понимаю, почему ты хочешь остаться у Ангьялей?!

— Мне нужно к этому сначала привыкнуть.

— Привыкнуть? К чему?

— Ну, к тебе, ко всей этой ситуации.

— Что значит привыкнуть?

— С тобой вместе здесь на Балатоне.

— Привыкнуть! Я весь год о тебе думал!

— Не верю я в это.

— Не веришь? В прошлом году на дне рождения Моны на тебе была такая накидка, которая завязывается на груди. Я тебя все время в ней представлял, я все время об этом думал, все время.

— Все время?

— В любой ситуации.

— Даже когда был с другими женщинами?..

— Других женщин было не так уж много. Когда знаешь, что она — это та самая…

— Ты думал в этот момент обо мне?

— Да.

— Правда?

— Да. Мне тоже приходится кое к чему привыкать.

— Да, и к чему же?

— Засунь его, — мне еще ни одна женщина так не говорила, — засунь его.

Эвелин попыталась закрыть ему рот, но Михаэль схватил ее за руку.

— Засунь его, — повторил он, — засунь его.

Эвелин начала сопротивляться, Михаэль удерживал ее руку.

— Так невинно, как ты, этого не мог бы произнести никто. Ляг на меня, давай, ляг на меня.

— Дурак, отпусти.

— Давай, я тебе кое-что покажу.

— Отпусти меня, пожалуйста, прекрати. Михаэль сдавил ее руку и начал опускать ее вниз, пока она не коснулась его члена.

— Пожалуйста, — сказал он, — хотя бы рука, только твоя рука.

Эвелин высвободила руку.

— Ну давай, на прощание, немножечко.

Эвелин убрала волосы с лица.

— А ты агрессивный, ты это знаешь?

— Это совсем не плохо!

— Это был не комплимент, абсолютно не комплимент.

— О’кей, пожалуйста, делай, как хочешь.

— Я и делаю.

— Ну и иди тогда, девочки и мальчики спят по разным комнатам.

— Девочки и мальчики пока что спят по разным комнатам, абсолютно точно, — сказала она и погладила рукой его член и яички. — Он ведь все равно уже уснул.

— Подожди еще.

— Чувствуешь?

— Что?

— Твои яички, они ходят.

— Ходят?

— Ты не чувствуешь? Они двигаются.

— Понятия не имею, что они делают.

— Ну видишь, мне еще и говорить тебе нужно, что они делают.

Эвелин поцеловала его в грудь.

— Лежи так, — сказала она, и потянула губами за его волосы под мышкой. — Тебе это приятно?

— Хм. Сначала мы попутешествуем, самое позднее на Рождество слетаем в Нью-Йорк, в Биг-Эппл! Или, если тебе больше захочется, в Рио, на пляж Ипанема, там на Рождество можно купаться, а волны — ты таких вообще нигде не видела! Или в Мехико. У меня в Мехико друзья.