Вне России

Можно расписывать фломастером черепа, или заливать акулу стеклом, или трахаться под видеозапись с собакой – если повезет, тебя признают. Поскольку о качестве говорить смешно (что считать мастерством в видеозоофилии?), успех зависит от куратора. Куратор – держатель бренда. Отлично, если тебя выставили в «Саатчи». Но и «Серпантайн» – тоже ничего. Вполне нормальный арт-рынок, приставку «арт» можно убрать.

Вдохнуть в эту схему божью искру можно, только если ее к чертовой бабушке попалить. И соотечественник, отказывающий во внимании бренду «Серпантайн», для меня герой времени: контрреволюционер, белая гвардия, Георгий Победоносец, топчущий артефакт.

Как писали в романах эпохи искусства? «Взор его замутился?» Я прочувствованно обернулся: на ниспровергателе устоев были лаковые кроссовки от Ямомото, на его подружке – джинсы с дырами от Dolce&Gabbana («Хэрродз» недалеко от Гайд-парка, на распродаже такие джинсы можно ухватить долларов за 150: хозяйке не заметку).

Это были, увы, не герои. То есть герои, но не мои.

Я не ругаю, я скорблю. Это был вызов моих соотечественников серому быту и философии буржуа. Штаны были в дырах – потому что обладатели имели всех, а от D&G – чтоб сомнений не возникло, не по бедности ли имеют.

Меня пугает не то, что приподнявшийся на деньгах российский папик хочет в квартире кожаный диван и хрустальную люстру, потребляя то, что каталог или архитектор впаривают ему как «вечно актуальную классику»: набор как набор. Меня пугает, что прогрессом в жизни считается другое потребление. И что искусство жизни – то самое, что теперь доступно всем по технологии – прогрессивными людьми отдано на откуп другим людям. Что Calvin Klein, что Versace – они давно не создатели, а просто кураторы.

В принципе, выход есть.

В городе, в котором я пятый месяц живу, запредельная стоимость жилья, транспорта, ресторанов. Но все искупает запредельный дизайн – то есть то, во что перетекло умершее искусство. Лондонские прогрессивные молодые люди живут в районе с ржавыми рельсами, осыпавшимися брандмауэрами и фабричными корпусами где-нибудь у эмигрантской Брик-лэйн, снимают квартиру на пятерых и жрут в сухомятку поганые треугольные сэндвичи. Но нужно видеть силу, с который они ломают асфальт, пробиваясь из своих подземелий. У них нет денег – только идеи и дешевые подручные материалы. Но это они скрестили вылинявшие после стирки штаны с дешевыми кедами. Это они прикрутили для своих подружек к кедам 10-сантиментовые шпильки. Это они придумали не скрывать швы и торчащие нитки. Это от них пошло красить стены по кирпичу без штукатурки. Это они родили лондонские клубы с нулевым интерьером, но с безумной музыкой. Какой еще, на хрен, Дольче? Если бы им потребовались действительно прогрессивные рваные джинсы, они бы расстреляли имеющиеся штаны на заднем дворе из револьвера, одолженного у знакомого драг-дилера.

Придите на любой лондонский рынок. Из дешевых материалов, руками полулегальных швей здесь сотворены не столько вещи, сколько идеи: шарфы в дырочку, пиджаки с граффити и заплатами. Среди покупателей можно столкнуться с Vivie

Мораль? Перебьетесь на этот раз без морали. Бегите на распродажу, а то Дольче с Версаче кончится. Ничего не имею против них, но где те, кто оттиснет на майке «Who the fuck is Gabbana?»?Ловите идею, пока Лондон не опередил.

2004 Comment

«Колонка про мораль» упомянута в связи с тем, что этот текст – равно как последующий и предыдущий – как раз и были колонками, которые я писал в GQ. Колонки печатались в рубрике «мораль». До меня эту колонку писал Тони Парсонс, а после меня – Эдуард Лимонов. (Тони Парсонса заменили мною, потому что описываемая им британская реальность слишком уж отличалась от российской, а меня заменили Эдуардом Лимоновым, потому что я стал главредом мужского журнала FHM, формально конкурирующего с GQ).

Соблазнил меня писать колонку тогдашний замглавреда GQ Игорь Порошин – наитончайший стилист, плетущий бретонские кружева на коклюшках слов, и при этом эпикуреец, небожитель, хозяин собой же воздвигнутого воздушного замка, подпираемого слоновой косточкой произвольно взятого предположения. (Забавно, что при этом Порошин обожал футбол – но это уже совсем замечание в сторону; в комментариях любое лыко в строку).

«Давай, ты будешь писать эту колонку по простому принципу, – заливал фундамент очередных небесных чертогов Порошин. – Ты пишешь крайне убедительный текст про то, как классно в 40 лет забыть про 40 лет, встать под парус, прыгнуть с парашютом, вообще сделать то, что так и не сделал, потому что силы у тебя еще есть, а деньги уже есть – и какой отстой те, кто считает, что этому возрасту следует остепеняться. Но в последнем абзаце ты будешь всю эту конструкцию опрокидывать походя брошенным замечанием, что все эти изображающие молодых козликов 40-летние – они самые настоящие козлы, потому что так и не смогли найти счастья в самом простом: в жене, в детях, в воскресном барбекю на лужайке у дома».

Я эдаким макаром эти колонки и писал. Кстати, неплохой прием; дарю.

2012

#Великобритания #Лондон Я приду плюнуть на ваши могилы

Tags: Упорная работа, спокойная старость и экономическая пирамида. – Энергия молодых и заговор стариков. – Торжественная песнь сгоревшим на работе.

Пищеварительный звук старых столиц.

Вот автобус из свежеевропейской Варшавы, 76 человек на борту, при каждом 700 среднестатистических долларов, втягивается в лондонский пищевод, на ловлю счастья и зарплат.

Хрюп.

Через пару недель 60 из 76 окажутся на Виктория-стейшн, без пенни в кармане, в ожиданье отправки домой.

Сокращенье кишечника: переварили.

Вот девочки-мальчики, с чемоданчиками на колесах, слетаются в очередную School of English.

Они разделят на шестерых комнату ($400 в месяц за койку), будут подрабатывать официантами, а их английский никогда, никогда не будет таким, как у держателей прав, аборигенов.

Хрюп.

Мой однокурсник работает в Лондоне десять лет, но не может найти дорогу – смешно – в Ковент-Гарден. Его дом в часе от города электричкой, после службы – сразу туда, он типичный комьютер. Лондонская квартира – для тех, кто успел взять кредит лет пятнадцать назад. Новички цепляются за Ноттингемширы, Глостеширы, уползая с каждым годом все глубже: спрашивается, на фига приезжали. Средняя квартира в Лондоне – полмиллиона долларов (плюс ипотечный процент), средняя зарплата в Лондоне – 50 тысяч в год (минус налоги). Недвижимость дорожает в год процентов на двадцать – где же мы это встречали?..

И не надо про инвестиции, инфляцию и ставку рефинансирования.

Ваша инфляция, с моей точки зрения, есть не экономический, а социальный процесс, дающий преимущества не тем, кто лучше, а тем, кто раньше: как и в армии – старикам.

Энергичные, работоспособные мальчики и девочки пройдут – хрюп! – все дерьмо городского кишечника, нищеты и отчаяния, жизни в мансардах красных кварталов, прежде чем получат доступ к тому, что схвачено стариками – то есть когда станут стариками сами.

Сынок, почисти сапоги дедушке. Хрюп.

Рост цен на недвижимость и объем начального капитала гарантирует дедам превосходство, потому что в Лондоне, Москве и, наверное, уже в Варшаве цена покупки среднего рабочего мяса недостаточна для покупки этим мясом среднего уровня жизни.

Это экономика старых столиц, это строительство пирамиды; она неизбежно связана с моралью, охраняющей рантье. Старые общества говорят: «Не смейте!» – не смейте забывать учителей, не смейте не чтить память прошлого, не смейте не уважать нашу старость. Как будто остановка, отсутствие новой вышивки по канве жизни достойны уважения.

Если хотите жить – лично вы – забудьте про это дерьмо.

Старость нельзя уважать, ибо уважения заслуживает лишь действие или, точнее, его результат, старость же есть отсутствие изменений.