Страница 25 из 25
— Краски. Я видела, как прислали большой ящик из города, — отвечала, не задумываясь, та, — тебе краски, мне куклу, a Тасе…
Тася подняла на своего друга задумчивый взгляд.
— О, мне ничего не надо, — поторопилась сказать она. — Ваша мама так много сделала для меня, отняв у старого фокусника и выходив во время болезни… Мне ничего не надо больше, я и так благодарна ей от всей души.
— Как не надо? — лукаво прищурилась Тарочка, — y тебя нет разве никаких желаний?
— Ах, есть! — мяло краснея, воскликнула Тася, — y меня есть большое, сильное желание! Я хочу видеть маму, и это желание скоро исполнится, даст Бог!
— Конечно! — улыбнулась Тарочка, — ты скоро поедешь к маме.
В эту минуту из комнаты, где стояла елка, послышались мелодичные звуки рояля. Это m-lle Lise играла рояле рождественский гимн. В ту же минуту Екатерина Александровна широко распахнула дверь залы.
Елка сияла всеми своими огнями, a под елкой стояла высокая худенькая дама и протягивала руки навстречу детям.
— Мама! — не своим голосом крикнула Тася и, в два прыжка перебежав комнату, с рыданием упала на грудь госпожи Стогунцевой.
— Тася! Тася! Детка моя! Сокровище мое, — шептала Нина Владимировна, задыхаясь от счастья и покрывая лицо, шею и ручонки дочери поцелуями и слезами.
— Мамуся моя! Радость! Солнышко! Прости! Прости меня, мамочка, злую, гадкую! — прорыдала Тася, обвивая шею матери исхудалыми руками.
— Девочка моя родная! Да разве я могу сердиться на тебя! Ни минутки не сердилась на тебя твоя мама, ни когда из дома пришлось отдать в пансион, ни когда о побеге твоем узнала! Тасечка, жизнь моя! Ведь у меня самой кровью сердце обливалось, когда я, для твоего исправления, отдала тебя из дома. A ты, верно, упрекала маму?
— Я злая была, мамочка! — и Тася снова залилась счастливыми слезами.
— A что Леночка, няня, Павлик, m-lle Marie? — спрашивала Тася.
— Все, все ждут тебя, моя дорогая. Все они любят тебя, моя Тася. Павлик на Рождество, должно быть, уже приехал из корпуса…
— Как, «должно быть»? Разве ты не видела его, мамочка?
— Не видела, родная! Ведь я уже три недели здесь, только доктор не велел показываться, чтобы не волновать тебя, мою девочку. Я и сидела в своем уголке и только во время твоего сна на тебя любовалась.
— Мамочка! — могла только прошептать Тася и крепко прижалась к груди матери.
Эго был счастливый вечер, лучший сочельник, какой пришлось пережить Нине Владимировне и Тасе.
Они просидели весь вечер, тесно прижавшись друг к другу. Одна — думая о том, как счастлива она теперь подле мамы, другая — как милосерден Господь, что вернул ей её милую, обновленную дочурку.
Вдруг под самый конец вечера на красивое личико Таси, принявшее теперь кроткое, светлое выражение, набежало легкое, но очень заметное облачко грусти.
— Что с тобой, моя радость? — заботливо спросила, наклоняясь к дочери, Стогунцева.
— Ах, мама, я так счастлива, что хотела бы видеть счастливыми и других! У моего бывшего хозяина-акробата есть племянник — Андрюша; он такой больной и жалкий. Ему худо у дяди… О, если б его поместить в другое место! Он такой добрый и хороший!
— Твое желание уже угадано, деточка, — произнесла, сияя вся счастливой улыбкой, Нина Владимировна, — больной Андрюша, по настоянию Екатерины Александровны, взят от дяди и помещен пока в больницу, где за мальчиком установлен хороший уход. A как только он выздоровеет, я возьму его к себе в Райское. Он будет славным другом для Павлика.
— Ах, мама! — радостно вскричала Тася, — какая ты добрая!
— Ну, a еще нет ли у тебя иной заботы, моя крошечка? — лаская девочку, спросила Нина Владимировна.
— Есть! — чуть слышно проронила Тася, и легкая краска залила её бледные щеки, — я хочу попросить прощения у всех, кого обижала в пансионе, и хочу показать им, что прежней злой задиры и капризницы Таси нет больше, а…
— A есть милая, чудная, добрая девочка, — продолжала Нина Владимировна слова своей дочурки, и мать и дочь крепко обнялись снова.
— Мы поедем туда, как только ты поправишься, — пообещала госпожа Стогунцева Тасе.
Тася взглянула на мать сияющими благодарностью глазами.
На другой день, горячо поблагодарив своих спасителей, Нина Владимировна и Тася уехали в Райское.
Вместо заключения
Судьба как-то недавно забросила меня в Райское, и я провела целое лето в семье Стогунцевых. Это прелестная, дружная, симпатичная семья. Умная, добрая Нина Владимировна и её милые дети произвели на меня глубокое впечатление. Но больше всех меня очаровала Тася. Это была прелестная девочка, самоотверженная, готовая отдать себя на служение другим, с кротким нравом и чуткой душою.
— Вы очень счастливая мать! — позавидовала я как-то Нине Владимировне, — вы должны быть благодарны судьбе, что у вас такие прелестные дети.
— О, да! — улыбнулась она своей кроткой улыбкой.
— Ваша Тася — совсем исключительный, редкий ребенок.
— A знаете, что ее сделало такою? Тася была еще очень недавно упрямой, злой, шаловливой девочкой, a теперь, сами видите, что вышло из неё.
И Нина Владимировна рассказала мне все, что перенесла её маленькая, сначала непослушная и дурная, a потом в конце исправившаяся милая дочурка, сообщила мне ту самую историю, которую я рассказала вам, мои маленькие дорогие читателя.