Паж цесаревны

Но ничего предосудительного, ничего противозаконного не пришлось пока услышать ни тому, ни другому. Берг изводился. Он ежедневно видел своего врага — Шубина. Больше того, ему приходилось прислуживать этому врагу, смертельно оскорбившему его в Покровском, однако уличить Шубина, подвести его под розыск ему не удавалось. Если бы Алексей Яковлевич был повнимательнее и не уходил весь в дело своей службы у обожаемой цесаревны, он бы мог заметить, как высокий, худой, в большом седом парике лакей, тщательно прятавший свое лицо, смотрит на него с нескрываемой ненавистью и враждой. Но Шубину некогда было замечать этого. То и дело цесаревна заваливала его все новыми и новыми поручениями: то надо было позвать к ней бедного солдата, у которого умерла жена, то отвезти подарок новорожденному унтер-офицерскому сынишке, то съездить купить материи на платье невесте сержанта, которую она обещала благословить к венцу.

Но если Алексею Яковлевичу не было дела до нового слуги цесаревны, то последний не пропускал ни единого взгляда, ни единого слова молодого прапорщика. И все напрасно. Берг уже начал отчаиваться и сходить с ума при одной мысли, что все его старания напрасны. Но вот, неожиданно, явился случай узнать кое-что важное, открыть целый заговор, уличить виновных. Накануне Берг узнал, что цесаревна приезжает на несколько дней в Смольный, чтобы отдохнуть среди друзей-гвардейцев. По этому случаю готовилась вечеринка, причем эта вечеринка назначена была как раз в тот день, в который три месяца перед тем исчез из тайной канцелярии прапорщик Семеновского полка, друг Шубина, Долинский. Из подслушанных разговоров Берг узнал, что вечеринка устраивается в память Долинского. Цесаревна Елизавета горячо чтила память каждого из погибших безвинно, по воле Бирона, людей, а Долинский считался в кругу цесаревны тоже одним из невинно погибших.

Узнав о затевающейся вечеринке и не сомневаясь, что на ней будут происходить важные совещания и разговоры, Берг дал о ней знать Бирону и получил очень благосклонный ответ и какое-то, очень важное, секретное сообщение.

Берг потирал руки. Дьявольская улыбка кривила губы мнимого лакея.

— Не будь я курляндский дворянин Берг, если ты, голубчик, не влопаешься сегодня! — грозя кулаком невидимому Шубину, произнес он и снова с особым рвением принимался за работу.

— Тарелки, кувшины с вином, чарки — все готово… Милые гости, дело за вами! — шептал он злобно, под нос, оглядывая стол.

Веселый звон бубенцов, раздавшийся поблизости, прервал его работу. Выглянув в окно, Берг увидел широкие сани, запряженные тройкой быстрых, как молнии, лошадей. На козлах сидел Шубин, в санях — Елизавета с ее неизменной Маврушей и маленький, черноглазый мальчик, ярко разгоревшийся от шибкой езды. За ними бежало около десятка солдат-гвардейцев без шапок и верхнего теплого платья, в одних мундирах, несмотря на декабрьский мороз.

— Царевна-матушка! Лебедка наша! Красавица! — кричали они, не отставая от саней.

Царевна кланялась, улыбалась, вся сияя счастливой улыбкой, от которой еще краше, еще свежее казалось ее чисто русское разрумянившееся на морозе лицо.

— Ко мне прошу, братцы! — кричала она, продолжая кивать и улыбаться сопровождавшим ее солдатам. — Алексей Яковлевич, зови их всех ко мне, — весело обратилась она к Шубину, — для всех, надеюсь, хватит угощения.

— Как не хватить! Хватит! — ответила бойкая Мавруша. — У нас чтоб не хватило пирогов да водки!.. Не немцы мы, прости Господи, какие, которые едят, как цыплята: тяп-тяп, хляп-хляп и кончено! Пожалуйте, служивые, на всех хватит! — крикнула она в толпу солдат.

— Спасибо, красавица, спасибо! — отвечали те, не отставая от саней. — Мы не ради угощенья, сама знаешь… Нам бы царевну нашу золотую повидать подольше.

— Ладно, повидаете! Бегите уж, быстроногие! — звонко крикнула в ответ Мавруша.

Шубин лихо осадил сани перед крыльцом цесаревны.

— Вот как мы! — самодовольно крикнул он, обернувшись со своего облучка и блестя глазами.

— Славно, Алеша! Смерть люблю езду такую! — весело улыбнулась ему царевна и вместе с Маврой Егоровной Шепелевой и Андрюшей выскочила из саней.

В большой горнице уже все было готово. Берг, вместе с другими, настоящими лакеями, суетился и хлопотал вокруг огромного стола.

Скоро стали съезжаться гости. Но блестящих нарядов и шелковых роб не видно было здесь. Офицеры и солдаты-гвардейцы явились сюда в обычных затрапезных мундирах, их жены — в простых платьях. Сама хозяйка вышла по-простецки, по-русски, в шерстяном сарафане без фижм и со спущенной по-девичьи косой.

Этот костюм, изгнанный из России Петром I и замененный немецкой робой, как нельзя более оттенял красоту Елизаветы.

— Кушайте, гости дорогие, — произнесла она, низко по-русски кланяясь в пояс. — Милости просим, не побрезгуйте моим хлебом-солью.

Едва была подана первая смена кушаний, как седой лакей в большом парике незаметно исчез из горницы. Он быстро пробежал ряд комнат Смоляного Дома и, выскочив на заднее крыльцо, тихо свистнул. Ответный свист раздался подле, и в кустах, покрытых пушистым декабрьским снежком, зашевелился стоявший там человек. При рано сгущающихся сумерках зимнего дня Берг различал плотную фигуру, одетую в простой, серый кафтан бедного ремесленника.

Фигура, оглядываясь, приблизилась к крыльцу.

— Ты, Берг? — произнес быстрым шепотом вновь прибывший.

— Я, ваше сиятельство, пожалуйте за мною… Я проведу вас в сени… Там от слова до слова слышно, что говорится в горнице…

— Хорошо придумал, Берг. Только курляндская голова способна изобресть что-либо подобное, — произнес довольным голосом странный ремесленник.

— Рад служить вашему сиятельству! — восторженно отвечал Берг и почтительно склонился перед своим собеседником.

— Веди меня и награда за мною! — снова проговорил тот и последовал в сени за мнимым лакеем.

Тот весь просиял от удовольствия, заковылял вперед. Миновав сени и темный переход, он быстро толкнул низкую дверку и впустил своего спутника в крошечную каморку без окон, где не было видно ни зги.

— Вас никто не приметит здесь, ваше сиятельство, — с глубоким поклоном произнес Берг, — и всякое слово, произнесенное в горнице, долетит к вам сюда через дощатую перегородку.

— Хорошо! Ступай отсюда! Твое отсутствие может быть замечено. И помни: верные слуги графа Бирона никогда не остаются без щедрой награды.

И кивком головы мнимый ремесленник отпустил от себя мнимого лакея.

Глава XVIII

Пирушка. Шпион-казак. Речь Шубина

Вкусные яства, тонкие вина, ласковые улыбки гостеприимной хозяйки — все это приятно действовало на собравшуюся молодежь.

Урядник Щегловитый, рослый, рябоватый казак, стоящий у входа в горницу вроде как бы почетного караула, а на самом Деле присланный сюда по приказанию Бирона, только хлопал базами при виде всех этих питей и яств. У бедного казака давно уже текли слюнки при виде всех этих угощений. С затаенной завистью смотрел он во все глаза, как ласковая цесаревна собственноручно обносила гостей серебряной чаркой. Сам Щегловитый был лихой казак и любил выпить. Он уже ощущал во рту вкус анисовки, рассылавшей далеко по горнице свой душистый аромат. Всякий раз, как кто-либо из присутствующих подносил чарку к губам, он так и впивался глазами в рюмку. Почти до бешенства доходил бедняга при виде того, как потчуются гости из рук самой цесаревны. И вдруг — не сон ли это? Перед ним стройная русая девушка, румяная, полная, с быстрым взором. В руках ее поднос, на подносе — чарка.

— Выпей, родимый, что зря стоять-то. За здоровье благоверной Анны Иоанновны выпей.

И Мавруша Шепелева, лукаво блестя своими карими глазами, поднесла чарку уряднику.

Тот вдохнул полной грудью. Выпить за здоровье Ее Величества не смел отказываться ни один верноподданный. Таково уже правило. И дрожащей рукой Щегловитый принял с поклоном чарку и духом опорожнил ее.

— А теперь за долголетие государыни. Дай Бог ей царствовать многие лета! — послышался снова бархатный голос над ухом казака, и он увидел в двух шагах от себя красавицу-царевну.