Проклятие клана Топоров

На море царил штиль, берег еле колыхался вдали. Дружинники неторопливо наваливались на весла, полосатая тряпка паруса была скатана в рулон. Справа и слева от флагмана ползли другие норвежские суда. Марсей остался далеко позади.

— Зачем ты здесь прятался? — Хакон зевнул и потер левый глаз. — Или хотел меня убить? Ты будешь отвечать, или я прикажу тебя вздернуть.

Даг недолго сомневался. Рядом с Хаконом сидели еще трое, среднего возраста, в золотых браслетах и кольцах. Вчера эти люди клялись на Библии, а сегодня утром уже уплетали вяленую конину. После упоминания об убитом туле все трое поглядели на Дага с любопытством. В их глазах явно читалось — не мог этот безоружный оборванец победить Гуннара Спящего Убийцу. Ведь свое прозвище Гуннар получил не зря — он не хлебал пойло берсерков, но в бою словно засыпал, закатывал глаза и крушил всех подряд, порой доставалось и своим. Такого воина поразить весьма непросто, и недаром он лично охранял колесницу Тора.

— Я его тоже вспомнил, — возле ног конунга уселся красивый юноша с золотистыми волосами. — Это тот волчонок, из стаи йомсвикингов. Конунг, взгляни внимательно на его одежду.

— Йомс? Ты оттуда? — нахмурился повелитель Норвегии. Очевидно, славные бойцы Токи и у него стояли костью в горле. — Так ты из своры воров, продавших свои знамена? Хьялти, при чем тут одежда? Я и так вижу, что под рубищем он прячет кожаный доспех.

— Мой отец — ярл Пальнатоки, — выдавил Северянин. — Он никому не продавался. Он живет сам по себе и никому не прислуживает.

Его слова позабавили присутствующих. От их смеха проснулись еще два важных бонда, поднялись взглянуть на странного нищего, выловленного в трюме.

Даг пошевелил затекшей шеей. Веревку позади держали крепко. Тем временем форинг выкрикнул команду сменить гребцов. На соседних драккарах принялись табанить, по направлению к драккару конунга заскользили лодки. Флотилия замерла среди двух безмолвных стихий. Очевидно, ждали приказа конунга, но приказа не поступало.

— Я не враг тебе, — сказал Северянин.

Он намеревался поведать о том, как спасал Астрид, дочь вдовы Трюггви, от посланцев Серой Шкуры. Но сразу рассказать не получилось, шатер потряс новый взрыв хохота.

— Он… он не враг! Охо — хо! Вы слыхали? — Хакон Могучий смеялся так, что на глазах выступили слезы.

— Я ходил в викинг с Ториром Скалой, — сделал последнюю попытку Северянин.

Третья попытка оказалась удачней предыдущих.

— Я знал Торира Скалу, он мой троюродный родич, — оживился один из пожилых ярлов. — Он сгинул где — то в море, а в дружину набирал берсерков. Что ты можешь сказать про Торира, чтобы мы поверили?

Отступать было некуда. Даг вздохнул и начал рассказ. Про то, как его нашли в море. Про то, как его украла финская ведьма. Про то, как его подобрал «медведь» Ивар и нанял служить своей госпоже Астрид. Когда Северянин дошел в своем повествовании до храма Световида и колесницы, заваленной золотом, вокруг него уже собралось человек двадцать. Многие заговорили разом, слова Северянина подтвердили прежние истории о гибели крепких боевых дружин на загадочном острове.

Ему пришлось показывать коготь, потом его заставили снять шляпу и упоенно разглядывали метку. Даг стерпел и это. Вокруг собрались не рядовые бойцы, а херсиры и форинги с других кораблей, приплывшие на лодках. Флот конунга дрейфовал среди зеркально тихого моря, а сам Хакон не давал команды трогаться дальше. Он слушал вместе со всеми и сам не понимал, почему так внимательно слушает этого мальчишку и почему верит ему.

— Он не соврал насчет Торольва Вшивой Бороды, — крякнул один из «стариков». — Я знавал его, знавал и Трюггви, мы вместе бились против Матери конунгов.

— Про Рюген он тоже не врет, — вступился другой морской конунг, приплывший на ладье. — Я ходил туда вместе с Железным Лбом, до того, как у нас отняли усадьбу. Все правда, там полные закрома золота, и сторожат их пятиликие идолы. Там полегли почти все наши. Мы с Ториром Скалой бились тогда спиной к спине и еле вырвались…

— Он не врет и про большой куш в Саутгемптоне, — сообщил один из хольдов, — там все было именно так. Бритты протянули цепь, и драккары напоролись на нее. Там были наши, но они штурмовали с другой стороны.

— Я знал этого купца, Свейна Волчья Пасть, — прокряхтел следующий военачальник. — Вернее сказать, это был отчаянный викинг, возивший к нам в Опростадир шелк. Если он погиб, то несомненно в бою, а не пересчитывая динарии. И я что — то слышал о ребенке, которого Свейн подобрал в море.

— Что же, Хлив, твои слова весят достаточно, — кивнул Хакон. — Снимите с него удавку. Это делает тебе честь, Северянин, если ты защищал вдову Трюггви. Только защитить ты ее не сумел. Их захватили пираты в Большом Бельте… Чего же ты хочешь, Северянин? Я могу выпустить тебя на берег у ближайшего датского хутора.

— Я хочу плыть с вами.

— Зачем тебе с нами? Разве твой дом не в Свеаланде?

— Мой дом был в Йомсе. Теперь моим домом будет корабль.

— Соглашайся, конунг, — негромко пробасил кто — то. — Это большая удача — заполучить в хирд хорошего йомсвикинга. Тем более такого… с волчьей меткой.

— А ты что скажешь, Хьялти Младший? — Конунг обернулся с золотоволосому юноше.

Хьялти недолго помолчал, перебирая пальцем локоны. Пока он думал, никто не произнес ни слова. Видимо, мнение этого совсем молодого человека играло серьезную роль. Северянин глянул в прозрачные глаза Хьялти и невольно вздрогнул. Этот парень обладал такой же силой, если не большей, как финские колдуны. Он видел гораздо дальше и глубже, чем прочие норвежцы на корабле.

— Я скажу, что он убил много наших. Это означает, что ему не надо ничего доказывать. Он воин, которых поискать, несмотря на возраст. Он убил тула, и теперь Верховным станет мой отец, — вымолвил Младший. — В этом я тоже не вижу ничего плохого. Еще он убил ярла Гуннара Спящего, но за убийства в бою не полагается вира. К тому же многие вздохнут легче, конунг. И ты знаешь почему — Гуннар был трудным человеком и нажил много врагов.

— Ты хочешь сказать, что этот грязный волчонок в трюме — счастливый знак? — подался вперед Хакон. — От него нам одни удачи?

— Он — зачинщик резни в Хедебю. Голытьба перебила саксов за одну ночь. Это тоже правда, вот он не даст соврать. — Хьялти ткнул пальцем куда — то позади Дага.

Теперь, когда веревка не сжимала горло, Северянин смог повернуться. И обомлел. Позади у шатра собрались в кучку христианские священники, и среди них — гордо выпятив брюхо, стоял отец Бруно. Увидев под рваной шляпой лицо своего злейшего врага, Бруно затрясся от негодования. Священников было человек десять, и с ними — вдвое больше слуг, толмачей и охраны. Похоже, они чувствовали себя на королевском драккаре не слишком уверенно, но храбрились.

— Правда еще и в том, что ты, конунг, выплатил свой долг Синезубому. Подумай теперь, какую награду ты получил за верность. Вон твоя награда. — Даг указал на притихших клириков. — Ты везешь с собой свою гибель.

Хакон Могучий скрипнул зубами. Ярлы ахнули от такой наглости. Несколько мгновений Дагу казалось, что его зарубят на месте, но — странное дело, волчья метка на макушке даже не дернулась.

— Мой господин, этот человек сказал тебе правду, — встал на защиту Северянина Младший. — Тебя они тоже заставили креститься? — Молодой колдун широко улыбнулся пленнику, так что Даг не мог не ответить улыбкой.

— С каких пор, Хакон, ты казнишь за правду? — поддержал Хьялти старый ярл Хлив. — Мы все думаем так же, но не решаемся тебя злить. Этот парень говорит так, как сказал бы сам переодетый Один.

Хакон заметно вздрогнул.

— Может, он и не сын йомского ярла, — возле Дага присел на корточки форинг в богатом платье, с изуродованным шрамами лицом, — но Хьялти Молодой говорит дело, конунг. Утром мы видели двух воронов на берегу. А потом еще кое — что…

— Но я сомневался, знак это Одина или просто две голодные птицы! — жадно подхватил Хакон. — И что изменилось?