Актеры шахматной сцены

– Ох, эти мамы! – в сердцах воскликнул гроссмейстер и торопливо пошел в пресс-бюро печатать отчет об игре.

Как ни странно, оба были правы. Позиция у Таля была безнадежна, но он выиграл! В сицилианской защите Таль черными получил очень тяжелое положение. На 12-м ходу Нежметдинов пожертвовал пешку и получил страшную атаку, но в возникших осложнениях не нашел сильнейшего плана и позволил королю Таля улизнуть на другой фланг. Партия перешла в равный эндшпиль, однако Нежметдинов продолжал упрямо добиваться победы, допустил грубую ошибку и сдался.

В десятом туре Таль победил Авербаха, и у него стало шесть с половиной очков из девяти. У Спасского и Тайманова было по семь очков. Неясным было положение Петросяна, который из-за болезни пропустил несколько партий. Перед одиннадцатым туром Таль выступал по тбилисскому телевидению и, между прочим, сказал:

– Я так редко лидирую после первой половины турнира, что теперь просто не знаю, как играть дальше.

Он и не подозревал, как быстро подтвердятся эти слова! В следующем же туре он несколько легкомысленно провел партию с Гуфельдом, самоуверенно рокировал под атаку и был разгромлен. Зато потом в семи турах Таль не проиграл ни одной встречи и набрал пять с половиной очков.

Перед предпоследним, восемнадцатым, туром у Таля было двенадцать очков. Семьдесят процентов – этого обычно бывает достаточно, чтобы завладеть первым местом. В Портороже у Таля после семнадцати туров тоже было двенадцать очков, и он шел первым, на целое очко обогнав Петросяна. Но тут, в Тбилиси, он на пол-очка отставал от того же Петросяна – своего всегдашнего конкурента.

В восемнадцатом туре Петросян играл с мастером Никитиным. У Таля был более тяжелый, особенно для него, противник – гроссмейстер Корчной. Петросян получил после дебюта очень перспективную позицию, и Таль поэтому решил играть ва-банк. Стремясь любой ценой захватить инициативу, Таль расстался с важной центральной пешкой. Пришлось сдаться. Обиднее всего было то, что Петросян закончил свою партию вничью.

Судьба турнира была решена. В последний день Петросян сделал ничью, обеспечившую ему первый приз. Таль черными долго пытался запутать Холмова, но тот успевал увертываться от каждого удара. На 13-м ходу Таль пожертвовал коня, а потом даже поставил под удар ферзя. В зале поднялся такой шум, что задумавшийся Холмов поднял голову и удивленно взглянул на Таля:

– Кто сдался?

Брать ферзя было не обязательно, и Холмов полностью застраховал себя от опасностей. Пришлось удовлетвориться половинкой очка. В итоге он разделил со Спасским второе-третье места.

Итак, первая «неудача»? Нет, никто, в том числе и сам Таль, не мог расценить это таким образом. Тем более что Таль выиграл наибольшее количество партий – девять, причем во встречах с гроссмейстерами добился хорошего счета – пять очков из восьми. Он играл в турнире с аппетитом, легко, свободно.

Были, правда, встречи, в которых Таль проявил легкомыслие, излишнюю самоуверенность. Поражение в партии с Гуфельдом во многом объяснялось именно этими причинами. Но не забудьте, что ему совсем недавно (в ноябре 1958-го) исполнилось только двадцать два года…

Тбилисский турнир, в котором Талю приходилось откладывать небывало много партий, натолкнул его на мысль предложить Авербаху, признанному знатоку эндшпиля, быть секундантом на турнире претендентов. Кобленц одобрил эту идею, переговоры состоялись и закончились успешно.

Но перед турниром претендентов Талю надо было пройти еще два испытания – одно в швейцарском городе Цюрихе, другое в Москве.

В Цюрихе проходил международный турнир. Это был в жизни Таля первый крупный турнир, на котором не нужно было бороться за медаль чемпиона либо за выход в четверку или шестерку. На этом турнире нужно было одно – играть. Таль очень скоро почувствовал прелесть этой необычной ситуации. И заиграл в свое удовольствие.

Нужно ли говорить, что его настроение целиком совпадало с желаниями швейцарских болельщиков.

Таль занял в Цюрихе первое место, набрав одиннадцать с половиной очков из пятнадцати. Он получил специальный приз за наибольшее количество побед – десять.

В Цюрихе выступало кроме него пять участников предстоящего турнира претендентов: Керес, Глигорич, Фишер, Олафссон, Бенко. Поэтому Таль устроил генеральный смотр своим силам. Главный упор в партиях он сделал на тактику. Он решил играть предельно рискованно, решил еще раз проверить, может ли позволять себе ухудшение позиции во имя обострения игры. Турнир лишний раз подтвердил, что риск не только полезен, но и необходим.

В Цюрихе Таль пользовался необычайной популярностью. Его эффектные победы, особенно в партии с Келлером, которая немедленно обошла мировую шахматную печать, быстрота и легкость игры, ненасытное желание сражаться с кем угодно в легких партиях, наконец, живость и общительность характера – все это не могло не нравиться.

В партии с Келлером Таль пожертвовал пешку, коня, второго коня и обе ладьи! Публика неистовствовала. Многие подходили, жали руки, говоря, что соскучились по таким партиям, что Таль сыграл в романтическом духе старых мастеров. Но в конце каждый осторожно задавал один и тот же вопрос: а правильны ли жертвы?

– Не знаю! – отвечал Таль и не кривил при этом душой. – Да и какое это имеет значение? Келлер не смог за доской найти опровержения? Значит, жертвы корректны. А главное, – добавлял Таль, улыбаясь, – зрители получили удовольствие, я получил удовольствие и даже сам Келлер, как он говорит, получил удовольствие – так стоит ли жалеть о том, что жертвы, быть может, и не совсем оправданны?..

В самом хорошем настроении Таль вернулся в Ригу и начал вместе с другими латвийскими шахматистами готовиться к начинавшейся вскоре в Москве II Спартакиаде народов СССР. Но как-то вечером у него начались сильнейшие боли в области живота. Как выяснилось некоторое время спустя, у него было заболевание почек, но врачи подозревали также и аппендицит.

Таль чувствовал себя очень плохо. То и дело возникавшая острая боль заставляла забывать даже о шахматах. На Спартакиаду Талю ехать не хотелось: он знал, что принести очки своей команде вряд ли сможет. Но его попросили выступить хотя бы для того, чтобы морально поддержать товарищей. Тут Таль был не в силах отказать.

Он не смог выиграть ни одной партии и на первой доске разделил последнее место! Единственным утешением было то, что Таль все же принес пользу команде: он помогал друзьям в выборе дебютов, анализировал отложенные партии. Зато и команда, несмотря на неудачи своего лидера, относилась к нему очень нежно. Каждый день в номере Таля появлялись фрукты, конфеты. Это было трогательно, и в общем Таль не очень унывал.

После Спартакиады состоялось собрание участников. И когда один из организаторов турнира спросил: «Ну, как настроение, товарищи?» – Таль немедленно ответил: «Все в полном порядке!» Раздался дружный хохот.

Но дольше бодриться он не мог. Когда Таль вернулся домой, врачи велели немедленно ложиться на операционный стол. Двадцатого августа Талю сделали операцию аппендицита, а второго сентября он уже вылетел в Москву, чтобы два дня спустя вместе с другими советскими участниками и их секундантами отправиться в Югославию, где начинался турнир претендентов.

В Рижском аэропорту мать, провожая сына, говорила:

– Смотри, Мишенька, не смейся много, а то шов разойдется.

Она знала, что говорила. Хотя Таль с треском провалился на Спартакиаде, хотя он перенес операцию и отчасти по этим причинам считалось, что не сможет составить настоящую конкуренцию Смыслову, Кересу, Петросяну и Глигоричу, он по-прежнему был весел и беззаботен. Неисправимый оптимист как всегда верил в свою звезду.

Итак, Блед, где проходил первый этап турнира претендентов. Курортный городок, живописно расположенный в горной местности, у озера. Тот самый Блед, где Алехин, став шахматным королем, доказывал поклонникам Капабланки, что по праву отнял у кубинца почетный титул. В крупном международном турнире Алехин занял первое место, оторвавшись от ближайшего конкурента на пять с половиной очков – рекорд, еще не побитый никем. Тот самый Блед и тот самый отель «Топлице», в котором проходил турнир…