Страница 6 из 85
Мало этого – еще смолоду было у Карпова неоценимое достоинство – интеллект и характер великого Игрока – с большой буквы. Он умел не только оценивать позицию, но и настроение соперника, его готовность или, напротив, неготовность вести бескомпромиссный бой, просто самочувствие, наконец. Все это, вместе взятое, делало Карпова исключительно сильным бойцом.
Словом, что говорить, шахматный мир получил достойного чемпиона, сомнений ни у кого нет.
А все же хотелось Карпову схватиться с тем, единственным, кого он не побеждал, хотелось. Не случайно же чемпион не уклонялся от переговоров о матче, которые Фишер не раз начинал. Была даже, кажется, достигнута принципиальная договоренность о неофициальном матче, но, увы, ее постигла участь остальных случаев, когда Фишер готов был принять участие в том или ином соревновании, однако потом либо ставил невыполнимые условия, либо просто прекращал контакты.
Между прочим, не надо думать, что, поскольку матч был бы неофициальным, Карпов ничем не рисковал. Рисковал, и очень многим. Добейся Фишер победы, и он в глазах любителей шахмат стал бы, пусть и неофициально, шахматистом номер один. Знать, очень был уверен в себе чемпион мира, если пошел на переговоры с Фишером…
Карпов в момент проведения командного матч-турнира был еще молод. А уже приглядывались к шапке Мономаха, мысленно примеривали ее совсем юные даже для века акселерации соперники. Кто знает, может быть 18-летний в ту пору Гарри Каспаров по дарованию и честолюбию – тоже важная черта – не уступал молодому Фишеру? А уж по образованности, широте интеллектуального развития он 18-летнего Фишера безусловно превзошел.
Обе партии Карпова с Каспаровым ожидались как центральное событие матч-турнира, и обе, особенно вторая, полностью оправдали ожидания. Каждый, игравший белыми, искал пути к победе. Оба в какой-то момент не использовали всех своих выгод, прежде всего потому, что соперник максимально осложнял наступавшему задачу.
Смелость Каспарова, уверенность в себе, живость совершенно раскованного воображения, наконец, неутолимая жажда победы вот уж над действительно грозным противником – все это производило большое впечатление, не говоря уже о почетном итоге. Две ничьи в двух напряженных схватках с чемпионом, которому выигрыш хотя бы в одной давал лучший результат на первой доске – этим юноша должен был гордиться. Кстати, лучший результат на первой доске оказался у Каспарова – 4 очка из 6, у Карпова – 31/2.
Мог ли кто-нибудь тогда думать, что именно Каспаров сменит Карпова на его почетном посту? Именно так, насколько могу судить, многие и думали. Во всяком случае, Каспаров считался потенциально самым опасным конкурентом чемпиона мира. Но даже наиболее убежденные сторонники Каспарова вряд ли верили, что он «выйдет» на Карпова в двадцать один год – такого скороспелого развития дарования история шахмат еще не знала.
Забежим в наших рассуждениях вперед: в ноябре 1985 года двадцатидвухлетний Гарри Каспаров победил Анатолия Карпова со счетом 13:11. Он победил шахматиста феноменальной силы, находившегося в расцвете сил и мастерства. Победил убедительно и неопровержимо. Победил после мучительной первой попытки, когда проигрывал 0:5, потом 3:5 в сорока восьми партиях, после чего матч был прерван президентом Международной шахматной федерации Флоренсио Кампоманесом.
Чтобы при счете 0:5 устоять против бойца такой силы, как Карпов, да еще не имея к тому же необходимого для подобного матча опыта, а потом спустя полгода одолеть его, мало иметь огромный талант – надо еще найти противоядие против его во многом непонятной, порой загадочной игры. Дело в том, что Карпов – мастер тончайших позиционных действий. Объяснять его стиль я не берусь – многие гроссмейстеры не стеснялись признаваться, что не понимают, как это Карпову удается как бы невидимыми маневрами сначала ограничить действия неприятельских фигур, а потом опутать их опять-таки невидимой сетью. Он делает не ходы, а полуходы, – услышал я однажды такое мнение. Оно вспомнилось мне, когда Карпов объяснял после матча свое поражение: «Мой соперник поднялся на ступень (или на полступени) выше, я же соответственно опустился ниже». Вот эти нечаянно или сознательно оброненные «полступени» во многом объясняют человеческий и шахматный характер Карпова.
Что мог противопоставить этому стилю Каспаров, если он, как сам не раз подчеркивал, играет тоже только в правильные шахматы и, находясь многие годы под отеческой опекой и творческим влиянием Михаила Моисеевича Ботвинника, строго блюдет законы шахмат? Лучше разыгрывать дебюты? Это Каспаров делал еще в начале первого матча, когда тем не менее после первых девяти партий счет стал 4:0 в пользу Карпова. Действовать еще тоньше Карпова в позиционной игре? Даже став чемпионом мира, Каспаров честно признавался, что в понимании тонкостей позиционной борьбы он пока Карпову уступает, что сказалось, в частности, в окончании второй, двадцать первой, двадцать третьей партий.
Но все-таки что-то же было, не могло не быть, что позволяло Каспарову рвать набрасываемую на него сеть и загонять соперника в угол! Дело в том, что, исповедуя так называемую правильную игру, Карпов и Каспаров в то же время были и есть в определенном смысле антиподами. Если Карпов стремится прежде всего к ограничению подвижности, маневренности фигур противника, к ограничению их жизненного пространства, то Каспаров уже в дебюте стремится захватить господствующие позиции для своих фигур, обеспечить для них максимально возможную свободу действий. Если Карпов как бы осуществляет персональную опоку, то Каспаров готов дать противнику шанс – в контексте второго матча это выражалось чаще всего жертвой одной-двух пешек, – чтобы получить взамен если не свободу действий, – это уже слишком, то по крайней мере возможность «поиграть».
Шахматному обозрению, написанному для «Недели» после двенадцатой партии, я дал заголовок «Инициатива против пешки». В редакции еженедельника этот заголовок показался слишком «шахматным», но мне все же удалось его отстоять. Как мне кажется, он точно отражает то, что происходило и в первой и во второй половине матча. За весь поединок Каспаров пожертвовал десятка два пешек, и только в пятой партии ничего за пешку не получил, если не считать огорчений.
Из множества наблюдений и высказываний по поводу стиля тринадцатого в истории шахмат чемпиона мира я приведу здесь три.
Ботвинник: «Каспаров придерживается оригинального направления. Он стремится получить из полузакрытых и закрытых позиций открытую игру. И это он делает не так, как делал, допустим, Таль, который намеренно шел на ухудшение позиций. Каспаров играет, пожалуй, в стиле Алехина и, быть может, Морфи».
Каспаров: «У меня выработался свой собственный стиль, который, как я отмечал уже в одном из интервью, основан на самых общих законах шахмат. Я не хочу сказать, что это самый правильный стиль. Но тем не менее здесь имеет место определенный вклад алехинской выдумки, основательности Ботвинника и, может быть, неукротимости Фишера. Мне трудно сказать точнее».
Таль: «Каспаров играет во взрывные, исключительно динамичные шахматы, причем его практическая игра подкреплена колоссальными теоретическими знаниями. Это и громадная фантазия, и логика, и постоянное стремление придавать игре привкус динамизма».
Почему я выбрал именно эти высказывания? Не только потому, что они наиболее авторитетные. Ботвинник с присущим ему лаконизмом вскрыл доминанту стиля Каспарова. Каспаров знает себя лучше, чем кто-либо иной. Таль же, со стилем которого в молодости иногда путают стиль Каспарова, удивительным образом подтвердил, что чемпиону мира было «трудно сказать точнее».
В самом деле, замените в характеристике Таля «громадную фантазию» на Алехина, «логику» – на Ботвинника и «привкус динамизма» – на Фишера, и вы получите совпадение с самохарактеристикой Каспарова.
Успех Каспарова означал не просто победу шахматной личности, шахматного дарования, но и победу творческого, взрывного, инициативного стиля над пусть и тонкой, поистине технически виртуозной, но все же отмеченной печатью чрезмерного рационализма игрой. Именно в этом главное значение успеха Каспарова, бросающего своей игрой вызов рационализму и практицизму современных шахмат…