Страница 8 из 72
Только теперь, когда осталось всего три партии, а счет был равным, Таль наконец-то заволновался и даже стал жалеть, что так легкомысленно отнесся к подготовке. Но в следующих двух партиях он заставил соперника сдаться и, сделав в последний день ничью, закончил матч вполне благополучно — 8:6.
Такое событие нельзя было не отметить. В доме Талей и так каждый день обедало пять-шесть Мишиных друзей (родители давно смирились с тем, что младший сын превратил квартиру в табор), но в этот вечер были побиты все рекорды.
Юный мастер был счастлив и веселился вовсю: пел пародийные и шуточные песенки с несколько рискованным текстом (доктор Таль только растерянно переглядывался с женой), демонстрировал свою память, играл на рояле — словом, всячески доказывал, что его истинное призвание не шахматы, а эстрада.
Степенный Сайгин только диву давался: он никогда не видел такого веселого шахматиста. Доктор Таль, улучив момент, отвел Сайгина в сторону и повел с ним задушевный разговор.
— Вы помните рассказ Куприна «Марабу»? Чудный рассказ, хотя шахматистам, конечно, обидно, что их сравнивают с такой унылой птицей. Ну и как вам нравится этот марабу, а? Вот уж, право, никогда не подумаешь, что этакий неугомонный волчок может проводить часы за доской. Знаете, он меня иногда пугает своим легкомыслием. Поговорите с ним, прошу вас, внушите ему, что надо быть хоть немного серьезным.
Сайгин постарался добросовестно выполнить деликатное поручение и отвел юношу в сторонку.
— Вот ты выиграл у меня, Миша, и веселишься, — внушал он своему недавнему сопернику. — Теперь ты мастер, будешь играть в четвертьфинале чемпионата СССР, может быть, даже попадешь в полуфинал. А там, знаешь, как тяжело? Там даже пол-очка вырвать тяжело. А выиграть у такого, как Холмов? С ним и вничью-то закончить не всегда удается… Ты теперь должен серьезно готовиться к каждому турниру, к каждой партии. Ты должен…
Таль слушал и думал про себя: «И напрасно вы меня пугаете. Никого-то я не боюсь. Вот знаю, что это нехорошо быть таким самоуверенным, но что я могу поделать, если никого — хоть режьте меня — не боюсь! И напрасно папочка (я ведь все видел!) подговорил вас на эту душеспасительную беседу. Уж я таков, каков есть».
И, деликатно дождавшись, когда Сайгин кончил его «воспитывать», Таль вскочил и побежал к роялю, закричав:
— Леди и джентльмены! А теперь я вам исполню…
Сайгин, улыбнувшись, только махнул рукой.
Вскоре, однако, выяснилось, что торжество было затеяно несколько преждевременно: Всесоюзная квалификационная комиссия во главе с гроссмейстером Авербахом не торопилась присуждать Талю звание мастера. Его победа показалась почему-то не очень убедительной. Требовался еще какой-то аргумент. И Таль его представил.
Вскоре после матча с Сайгиным в Риге проходило командное первенство страны. Таль выступал в команде «Даугавы» на первой доске. У него еще никогда не было таких серьезных оппонентов — Петросян, Тайманов, Авербах, Корчной, Васюков, Аронин, Суэтин, Лисицын, Кан, Чистяков. Таль, конечно, еще не мог выдерживать такое давление. Но победу над одним гроссмейстером он одержал. В дебюте Таль пожертвовал Авербаху пешку и попытался запутать противника. Тот искусно защищался и перехватил инициативу. В цейтноте, однако, Таль выиграл фигуру, и председатель квалификационной комиссии потерпел поражение.
В конце 1954 года восемнадцатилетний Таль получил извещение, что Всесоюзная квалификационная комиссия присвоила ему звание мастера… «Пират шахматных полей», как его будут впоследствии называть, поднял паруса и готовился к выходу в открытое море.
НА ПОРОГЕ
БОЛЬШИХ СОБЫТИЙ
Итак, он мастер. Итак, он встречается за доской с сильными противниками, и небезуспешно. Словом, по всем признакам наступало время «мужчиною стать». Но шахматный характер Таля все еще в стадии становления. Его игра по-прежнему крайне неровна, чрезмерная впечатлительность мешает ему бороться в каждой партии с полным напряжением сил. А кроме того (и это тоже, представьте, имело значение), Таль, привыкший дома к неусыпным заботам родных, стоило ему попасть в другой город, оказывался совершенно не приспособленным к самым обычным житейским трудностям.
В мае 1955 года в Вильнюсе проходил четвертьфинальный турнир первенства страны. Среди участников были мастера Холмов, Сокольский, группа сильных эстонских, белорусских, латышских шахматистов. Начало соревнования заставляло вспомнить предостережения Сайгина: после десяти туров Таль имел лишь пять очков.
Неизвестно, как развернулись бы дальше события, но здесь в игру вступила мать. Она почувствовала, что у Миши что-то неладно. И в одно прекрасное утро Ида Григорьевна отворила дверь номера, в котором жил Таль.
Он сидел над доской, похудевший, бледный. Увидев маму, обрадованно кинулся к ней.
— Как дела, Мишенька?
— Плохо, мамочка. Я хожу по утрам голодный: ресторан в гостинице открывается только в час дня. И потом мне очень жмут туфли. И потом я очень скучаю…
— Ну вот что, сынок, с туфлями вопрос решается просто: переобуйся, ты ведь надел их не на ту ногу. Что касается завтрака, то я только сейчас видела, как Айвар Гипслис зашел в кафе напротив гостиницы. А скучать больше тебе не придется: я буду с тобой. Ну, будем выигрывать или хандрить?
— Конечно, выигрывать!
И в следующих семи турах он, простясь с меланхолией, заработал шесть очков. В конце концов Таль разделил с Чукаевым третье-четвертое места, вслед за Холмовым и Неем.
Была в этом турнире партия, заслуживающая особого внимания, даже не партия, а всего один ход. В одиннадцатом туре он играл черными с Гипслисом. Видя бедственное турнирное положение Таля, Гипслис начал откровенно играть на ничью. Он знал, что такой исход Таля никак не устраивает, и ждал, что тот полезет на рожон. Это тоже была психология.
Таль без труда разгадал этот замысел. Но правильно поставить диагноз — еще не значит вылечить. Что было делать? Не класть же действительно голову на плаху. И вот в довольно несложной позиции Таль, этот рекордсмен по быстрой игре, думает над ходом час и сорок минут!
Он потратил это время не зря. Таль замыслил сложный психологический маневр. Он пошел на очень трудный, может быть даже проигранный для черных, эндшпиль. Но — в этом и был весь фокус — эндшпиль требовал от белых смелых, энергичных действий, в противном случае у черных появлялись недурные контратакующие возможности. Таль прекрасно учел, что Гипслис в этой партии не готов к острой игре и вряд ли сумеет перестроиться на ходу.
Таль не ошибся. Гипслис и в новой ситуации действовал по первоначальному плану — осторожно, пассивно. К перерыву Таль завладел инициативой и в отложенной позиции сумел найти этюдный выигрыш.
Эта партия примечательна тем, что Таль прекрасно разобрался в психологических нюансах и искусно использовал их. Еще важнее, однако, что Таль сознательно, добровольно пошел на ухудшение своей позиции. Он сделал это с хитростью и хладнокровием не юнца, каким, по существу, еще был, но опытного ветерана. Запомним и это: в творческом портрете нашего героя такая деталь многое объяснит.
Перед полуфиналом чемпионата страны Таль успел сыграть в матче Латвия — РСФСР и в очередных всесоюзных командных соревнованиях. В партии с Вельтмандером из матча с командой РСФСР произошло любопытное происшествие.
Таль получил отличную позицию и, как часто бывало с ним прежде, утратил к игре всякий интерес. Афоризм Ласкера «Самое трудное — выигрывать выигрышные позиции» имел к Талю прямое отношение. В приближении агонии Вельтмандер сделал шах. В ответ надо было спокойно отступить королем, после чего противнику спустя несколько ходов пришлось бы капитулировать. Но Таля, видите ли, такая прозаическая развязка не устраивала, ему нужно было непременно пощекотать себе нервы. Он затеял сложный и совершенно ненужный маневр, просчитался и с трудом сделал ничью.
Кто знает, быть может, эта ничья стоила нескольких выигрышей… Таль наконец стал сознавать, что в серьезных турнирах без выдержки, без самообладания рассчитывать особенно не на что. Короче говоря, Таль мужал.