Страница 66 из 72
Четвертая партия уклонилась от ответа на этот вопрос, ибо, в отличие от двух предыдущих, протекала сравнительно спокойно. А пятая не могла ответить по той простой причине, что по краю пропасти ходить пришлось уже чемпиону.
В пятой партии Спасский наконец-то завладел инициативой и получил подавляющую позицию. Но то самое напряжение матча, которое до сих пор так преданно выручало претендента, теперь вдруг обратилось против него. У матча, оказывается, было чувство сострадания: психологическое напряжение всегда становилось на сторону того, чьи дела шли хуже.
Воспользовавшись неточной игрой Петросяна в дебюте, Спасский сильно стеснил фигуры черных. Теперь уже Петросяну ввиду угрозы полного удушья пришлось пожертвовать пешку, чтобы хоть чуть-чуть освободиться. Это было правильное и мужественное решение, но у Спасского образовалась лишняя пешка в лучшей позиции — чего еще можно было ему желать?
Как кипело и бурлило в эти минуты пресс-бюро!
— Горит! — воскликнул гроссмейстер Котов, обрадованный, по-видимому, тем, что серия ничьих кончается и в очередном обозрении можно будет кое о чем порассуждать.
— Пока еще не горит, но уже тлеет, — поправил его Таль.
А мастер Головко, разговаривая по телефону с редакцией «Красной звезды», оценил позицию чемпиона мира как безнадежную.
Эта оценка была очень близка к истине. Не известно, тлела ли позиция или действительно горела, но так или иначе, а дым шел.
Но только пламя сквозь него так и не пробилось! В тот момент, когда требовалась лишь техническая четкость, Спасский заволновался. Пока Петросян обдумывал свои ходы, Спасский нервно вышагивал по сцене, наморщив лоб и выпятив вперед губы. Он должен был сейчас не только выиграть свою первую в жизни партию у Петросяна, но и захватить инициативу в матче, что могло иметь далеко идущие последствия.
И поза, и походка Спасского выдавали бурлившие в нем чувства. Обычно сдержанный, умеющий владеть собой, он оказался полностью во власти эмоций. И главной из них было нетерпение: ведь казалось, вот-вот позиция черных рухнет.
Воспользовавшись, однако, тем, что Спасский начал неудачные маневры конем, Петросян минимальными силами создал вдруг довольно реальные угрозы белому королю.
Отрезвление было горьким: вместо безмятежной реализации добытой пешки претенденту пришлось принимать лихорадочные меры по вызволению из беды своего короля. Последние ходы оба делали в сильном цейтноте, обменялись ошибками, и Спасскому все же удалось сохранить лишнюю пешку, но фигуры черных уже вырвались из заточения и набросились на белых и с фронта, и с тыла. Партия была отложена, но все уже понимали, что чемпион вывернулся.
В тот вечер, выйдя из Театра эстрады, я долго стоял на набережной, глядя на чернеющую громаду Москвы-реки и прислушиваясь к спорам неугомонных болельщиков.
Внезапно шум стих, а потом вдруг раздался радостный вопль десятков голосов — это Спасский вышел из театра. Хмурый, угрюмый, он чуть ли не сбежал по ступеням и торопливо зашагал по набережной, жадно и часто затягиваясь сигаретой. Спасский промчался мимо меня, оставив позади толпу растерявшихся болельщиков, и быстро пропал где-то в темноте Каменного моста…
Пятая партия открыла Петросяну глаза на многое. В жизни ничто не проходит бесследно, за все приходится платить. Это ведь только так говорится, что претендент в случае неудачи ничего не теряет. Теряет, и как же много! Теряет не только титул чемпиона, которым бы в случае удачи завладел, теряет и три года борьбы в отборочных турнирах и матчах.
Спасский в случае неудачи терял еще и другое.
Помните, с какой фантастической легкостью, с первой попытки, без видимых усилий преодолел Таль все барьеры на пути к матчу с Ботвинником?
А Спасский? Те две трагические неудачи в последних турах зональных турниров, стоившие ему шести лет вынужденного бездействия, в то время как его коллеги соперничали друг с другом, и заставившие его начинать все сначала, — эти неудачи не растворились бесследно, они занозились в его сознании и отягощали каждый его шаг.
Он не мог, не должен был все опять начинать сначала — мысль об этом была невыносимой, — он должен был использовать случай сейчас, обязательно сейчас. Вот почему он дрожал от возбуждения и нетерпения в тот момент, когда особенно важно было сохранить ясную голову и размеренно бьющееся сердце!
В шестой партии соперники по молчаливому согласию отказались от единоборства: слишком уж много сил отняла у обоих предыдущая встреча! А следующей партии суждено было сыграть выдающуюся роль: цепь ничьих наконец-то прервалась, и чемпион мира захватил лидерство.
Спасский в седьмой партии использовал довольно обычный прием: в дебюте ферзевых пешек избрал за белых вариант, который применял сам Петросян. Иногда такой прием оказывается довольно эффективным, но в данном случае — и это можно было предсказать заранее — такая затея не могла привести к добру.
Почему? Да просто потому, что по складу своего шахматного мышления Петросян во время партии всегда играет «за партнера», всегда оценивает позицию его глазами, ищет за него — и находит! — возражения на свои замыслы.
Не удивительно, что Петросяну легче было, чем кому-либо другому, бороться против своего любимого варианта. Играя «против Петросяна», он очень быстро с «Петросяном» поладил, зато каждый закоулок в разыгранном варианте был ему хорошо знаком.
Но не только этим было отмечено начало седьмой партии. Выйдя благополучно из передряг во второй и третьей партиях и едва не одолев чемпиона в пятой, Спасский, как видно, решил, наконец, послушаться ходячего мнения и завязать тактическое сражение. Да наверное, и шесть ничьих, каждая из которых приближала чемпиона (не претендента!) к желанной цели, как-то нервировали его. Так или иначе, Спасский сменил оружие, даже и не подозревая о том, что это как нельзя больше устраивает его противника.
Но что же произошло в этой встрече? Едва успев закончить развитие фигур, Спасский начал наступательные действия чуть ли не на всей доске, не останавливаясь перед жертвами пешек. Но на этот раз Петросян без колебаний отказался от каких-либо подношений, тем самым открыто показав, что не намерен даже за такую плату уступать инициативу. Он сравнительно долго продержал своего короля в центре, а потом вдруг рокировал его в длинную сторону, именно туда, где белые пешки уже начали штурм.
Увод короля под огонь вражеских батарей представлял собой решение не только отважное и неожиданное для Спасского, но и весьма дальновидное и расчетливое. Потому что очень скоро черные воздвигли на ферзевом фланге непреодолимый пешечный заслон и полностью забетонировали убежище короля, в то время как на противоположном фланге открытая линия была кровоточащей раной в позиции белых.
Петросян был в своей стихии! Любопытно, что жрецы пресс-бюро в этот вечер не только не угадывали ходов чемпиона, но и давали им противоречивые оценки. Кажется, только один ход Петросяна вызвал единодушную, хотя и бурную реакцию — 17-й, которым он в сочетании с другими маневрами наглухо закупорил ферзевый фланг. Многие гроссмейстеры немедленно осудили этот ход, увидев в нем только стремление чемпиона запереть позицию и, стало быть, держать курс на очередную ничью.
Даже прозорливый Таль и тот не сразу разгадал дальний прицел чемпиона. Таль в этот момент ждал вызова по телефону и сидел в сторонке от шумевших гроссмейстеров.
— У кого лучше? — спросил я.
Бросив взгляд на демонстрационную доску и увидев только что сделанный Петросяном ход, Таль ответил:
— Теперь у Спасского!
Вот насколько прочно укоренилось мнение, что чемпион мира любой ценой будет избегать тактических переживаний и стремиться только к ничьей! Даже когда Петросян, обезопасив своего короля, отдавал, по существу, последние распоряжения «по дому» перед началом генерального сражения, и тогда в его действиях видели только стремление к спокойному существованию.
Но иллюзии были развеяны очень быстро! Спустя всего несколько ходов фигуры черных обрушились на растерзанный королевский фланг белых. Это было торжество стратегии Петросяна. А потом он пожертвовал ладью за коня и бросил в бой все до одной пешки в центре и на королевском фланге, которые шли вперед сплошной стеной, сметая все на своем пути. Это было торжество тактики Петросяна.