Страница 185 из 207
— Мой Бог, — пробормотал Арпи. — Восемьсот.
Хаммерсмит снова открыл глаза.
— Разве это существенно? — хрипло спросил он. — Ради всего святого, давайте начнём. Пока мы здесь пререкаемся, она умирает!
— Прыжка не будет без разумного обоснования, — твёрдо сказал Арпи. Острейчер искоса посмотрел на него. В это мгновение Арпи почувствовал, что его положение пошатнулось, но не был намерен сдаваться.
— Очень хорошо, — мягко произнес Хаммерсмит. — Дело обстоит так. Солнце — переменная звезда. За небольшим исключением, величина импульсов не превышает общего среднего излучения — солнечной постоянной — более, чем на два процента. Период обращения составляет 273 месяца. Внутри него есть, по меньшей мере, шестьдесят три второстепенных круга. Один состоит из 212 дней. Другой длится только чуть более шести с половиной — я забыл точное число, но период составляет 1/1250 основного цикла, если вы хотите выразить это на Бесси.
— Я догадывался об этом, — сказал Арпи. — Но что это нам дает? У нас нет специальных таблиц…
— Эти циклы обладают интересными свойствами, — пояснил Хаммерсмит. — Например, шестидневный цикл сильно влияет на земную погоду. А 212-дневный цикл один к одному отражается в ритме человеческого пульса.
— Ого, — сказал Острейчер. — Теперь я понимаю. Это… капитан, это значит, что мы никогда не потеряемся! Никогда, пока Солнце различимо — можем мы идентифицировать его или нет. Единственный маяк, который нам нужен, у нас в крови!
— Да, — ответил Хаммерсмит. — Так обстоят дела. Лучше брать средний результат всех пульсов, которые можно измерить, так как один человек может быть слишком взволнован, чтобы получилось точное число. Я и сам очень волнуюсь. Интересно, запатентован ли этот способ? Нет, думаю, это закон природы; кроме того, слишком легко нарушаемый, почти как патент на бритье… Но он справедлив, мистер Острейчер. Вы можете уйти куда угодно, но Солнце останется в вашей крови. Фактически, вы всегда находитесь дома.
Он поднял голову и посмотрел на Арпи воспаленными глазами и тихо, почти шепотом произнес:
— Пожалуйста, ну теперь-то мы можем отправиться? И, капитан, если эта задержка убила Хелен, вы мне за это ответите, даже если мне придется гоняться за вами до самой маленькой, самой отдаленной звезды, которую когда-либо создал Бог.
Арпи сглотнул.
— Мистер Стаффер, — сказал он. — Приготовьтесь к прыжку.
— Куда, сэр? — спросил второй офицер. — Обратно домой или к цели?
И тут возникло затруднение. После следующего прыжка «Улетающий-2» больше не сможет находиться в космосе. Если они применят его, добираясь до Центавра, они окажутся будто на необитаемом острове; они используют свою поездку туда и обратно за один раз. Кроме того… «Ваш корабль важнее, чем все остальное на борту. Доставьте пассажиров туда, куда они хотят, если это возможно, всеми средствами, но если нет, правительство хочет корабль назад… Понятно?»
— Мы заключили контракт с пассажирами лететь к Центавру, — сказал Арпи, усаживаясь перед компьютером. — Туда мы и полетим.
— Очень хорошо, сэр, — ответил Острейчер. Это были лучшие из слов, которые Арпи когда-либо слышал в своей жизни.
Прелестная негритянка, не утратившая своих чар даже во время пребывания у порога смерти, была первой, кто сошел с корабля на большой перевозочный паром. Хаммерсмит с искаженным болью лицом шел с ней рядом.
Затем началась напряжённая работа по эвакуации всех остальных. Все: и пассажиры, и личный состав — теперь были в масках. После прыжка сквозь сильное космическое излучение, которое, как отметил Арпи, состояло из голых ядер, в любом случае летящих к Центавру, «Улетающий-2» терял воздух, словно был сделан из чего-то типа хирургической марли. С кораблем было покончено.
Острейчер повернулся к Арпи и протянул руку.
— Великое достижение, сэр, — сказал первый офицер. — Я рад, что был с вами.
— Спасибо, мистер Острейчер. Вы не будете скучать по маршруту на Марс?
— Здесь тоже понадобятся межпланетные капитаны, сэр, — он сделал паузу. — Я лучше пойду помогу мистеру Стафферу с эвакуацией.
— Хорошо. Еще раз спасибо, мистер Острейчер.
Затем он остался один. Он должен был последним покинуть корабль: после такого длительного проживания совместно с Острейчером и всем персоналом он пришел к выводу, что традиции не вырастают из ничего. Однако через некоторое время дверь в переборке тяжело распахнулась, и вошел доктор Хоули.
— Капитан, вы устали. Лучше бросьте это.
— Нет, — хрипло ответил Арпи, не прекращая смотреть сквозь экран на пылающее отправление парома к коричневато-зеленой планете, которая, кроме странных очертаний континентов, так была похожа на Землю.
— Хоули, что вы думаете? У нее еще есть шанс?
— Не знаю. Всё пойдёт своим ходом. Может быть. О ней позаботится Вилсон — он был корабельным хирургом на «Улетающем-1». Он уже не молод, но в своё время считался очень хорошим хирургом. В данном случае главное — практика. Но… девушка долгое время была без сознания. Она может быть немного…
Он замолчал.
— Продолжайте, — сказал Арпи. — Скажите мне прямо. Я знаю, что был не прав.
— Ей долгое время не хватало кислорода, — ответил Хоули, не глядя на Арпи. — Может случиться, что она будет немного… другой в смысле умственного состояния, когда поправится. А может и нет; такие вещи нельзя предсказать. Но одно точно: она никогда не осмелится снова отправиться в космос. Даже обратно на Землю. Еще одно, пусть и легкое падение кислородного давления убьет ее. Я даже не советую ей летать на аэропланах, и Вилсон согласен с этим.
Арпи сглотнул.
— Хаммерсмит это знает?
— Да, — ответил Хоули. — Знает. Но он останется с ней. Он любит ее.
Больше не было видно парома, уносящего исследователя и его невесту, дочь капитана Виллогби с ее Джуди и многих других. С болью в сердце Арпи наблюдал Центавр 3, поворачивающийся под ними. Эта планета была воротами к звездам — для всех, живущих на ней, кроме Дэриона и Хелен Хаммерсмит. Дверь, закрывшаяся за ними, когда они вошли на паром, была для них дверью тюрьмы. Но вдруг Арпи осознал, что — пусть тюрьма! — но в ней будет жить и творить великий человек, один из тех, кого можно назвать учителем Человечества. И сам он, Арпи, обладающий свободой, никогда не сможет достичь таких вершин. Зато он умел путешествовать к звездам. Он все-таки доставил Селию Госпарди и других туда, куда они хотели, и теперь был маленьким героем для своей команды. И наконец, его — доктора Гордона Арпи, иногда лабораторного затворника, иногда эрзац-капитана космического корабля, иногда небольшого героя — поцеловала на прощанье 3-V звезда. Но всё было позади. С этой минуты ему оставалось лишь бездельничать да представлять, как другие совершенствуют его двигатель: четырехлетняя пауза в сообщении между Центавром и домом исключает его из экспериментальной работы. Как если бы он был изгнанником — или Дэрионом Хаммерсмитом. Когда в следующий раз Арпи увидит земного физика, у него не будет ни малейшего шанса понять, о чем тот говорит.
Это тоже была тюрьма; тюрьма, в которой капитан Гордон Арпи сам разместился, а затем выбросил ключ.
— Прошу прощения, капитан?
— Ой. Извините, доктор Хоули. Я забыл, что вы все еще здесь. — Арпи в последний раз взглянул вниз на зелено-коричневую планету и глубоко вздохнул: — Я сказал: «Да будет так».
Произведение искусства
Он почти сразу вспомнил, как умирал. Он помнил это как бы издалека, как некое воспоминание, а не реальный случай; как если бы он не присутствовал при собственной смерти.
Однако это, несомненно, было воспоминание о том, что он видел собственными глазами, а не с точки зрения некоего стороннего, отделенного от тела наблюдателя, которым, вероятно, должна была быть его душа.
В тот момент он яснее всего осознавал хрипы, когда воздух толчками перемещался в его грудной клетке. Быстро расплываясь, лицо доктора склонилось над ним, приблизилось, принимая угрожающие размеры, а потом вышло из поля зрения — доктор нагнулся, чтобы прослушать его легкие.