Самая сладкая ложь

— Я никогда не имел права сдаваться, доктор. Мне всегда надо было идти вперед, чего-то добиваться. На меня смотрят восхищенно, открыв рот. Мне завидуют. Я вдохновляю людей на то, чтобы они не сдавались. Я вдохновляю людей на то, чтобы они искали в себе силы. Иногда и мне хочется сесть и отдохнуть. Но у меня есть тысяча причин для того, чтобы этого не делать. Я поднял свою планку так высоко, что опускать ее уже нельзя, можно только поднимать. — Он поднял палец, указывая на потолок. — И я рвусь куда-то туда, вверх. Не потому, что от меня этого хотят окружающие, не потому, что меня вынуждают обстоятельства. Я рвусь туда потому, что этого хочу я. Мне уже не двадцать и не двадцать пять, и я знаю, что вряд ли доживу до шестидесяти, но у меня достаточно планов. Я планирую написать магистерскую диссертацию, а потом, вероятно, и докторскую. Я хочу поездить по миру — есть много мест, где я еще не был, хотя я много путешествовал. Я не до конца изучил медицину, планирую изучить пять языков. Я не прочитал и малой доли книг, которые хочу прочесть. Я не женат, у меня нет детей. И я еще не заработал достаточно денег для того, чтобы обеспечить своим детям достойное будущее. Но когда я узнаю, что мне осталось только четыре года, доктор, то я понимаю, что все эти планы останутся мечтами.

Доктор Ля Пьер встала у него за спиной и положила руки ему на плечи.

— Константин, — сказала она негромко. — Пожалуйста, послушайте меня внимательно. И запомните каждое мое слово. Я не имею права называть себя вашим другом, хотя это было бы наградой для меня. Но я успела неплохо узнать вас, и поэтому имею право сказать вам то, что вы сейчас услышите. Я еще никогда не встречала таких мужчин, как вы, хотя мужчин у меня было немало, в том числе, и достойных. Вы красивы, обаятельны, умны. Вы — сильный, упорный, целеустремленный человек, знаете себе цену и при этом воспитаны и вежливы. Вы талантливы во множестве областей, начиная с рисования и музыки и заканчивая талантом располагать к себе. У вас богатейший внутренний мир, которым вы с радостью делитесь с другими, у вас невероятная энергетика — даже короткий диалог с вами по телефону на весь день оставляет во мне ощущение приятной вечерней беседы за чашкой чая или бокалом вина. Иногда это ощущение появляется даже тогда, когда доктор Эли просто упоминает ваше имя. Я не буду скрывать: я немного влюблена в вас, как и все остальные женщины в вашем окружении. Вам тридцать четыре. Да, вы правильно сказали, вам не двадцать и даже не двадцать пять. Но это не имеет значения. У вас есть цели, у вас есть силы, у вас есть средства для того, чтобы этих целей достичь, а потом поставить новые. Но теперь у вас есть преимущество — жизненный опыт. Так неужели вы после всего, что произошло в вашей жизни, позволите себе опустить руки? Неужели это человек, с которым я делилась самым личным, и который поддерживал меня? Это ли тот человек, о котором даже доктор Эли говорит с таким искренним восхищением, как он не говорил еще ни о ком? Нет, вы не можете сдаться. У вас есть на это право, оно есть у любого из нас. Но вы не можете этого сделать. У вас есть женщина, которую вы любите, и которая любит вас. Вы женитесь, у вас будут дети. И пусть лопнут от злости ваши враги и недоброжелатели, потому что они недостойны даже того, чтобы раз в год чистить ваши ботинки. Вы не должны сдаваться не только ради себя, но и ради людей, которым вы дороги. А таких людей много, уж поверьте.

Константин осторожно сжал ее руки, и доктор Ля Пьер невольно вздрогнула. Она так увлеклась своим монологом, что в какой-то момент ушла в себя и перестала ощущать внешний мир.

— Доктор, — заговорил он, — если бы на вашем месте был кто-то другой, то я принял бы эти слова за лесть. Но мне хочется вам верить. Я не владею женским искусством принимать комплименты, а поэтому, похоже, придется сказать банальное «спасибо». Вас не обидит такая пошлая благодарность?

Доктор Ля Пьер улыбнулась и направилась к своему креслу. Когда она села и посмотрела на пациента, тот поспешно повернулся к ней в профиль.

— Благодарность не бывает пошлой, если она сказана от сердца, — проговорила она. — Я уверена, что и вы это знаете.

— Конечно. — Он по-прежнему сидел к ней боком, так, будто не хотел, чтобы она видела его лицо. — И да, я нагло соврал вам насчет языков. Я посчитал еще раз, и вышло шесть.

Теперь хозяйка кабинета не выдержала и рассмеялась в голос. К ее удивлению, Константин через секунду присоединился к ней.

— Чему вы смеетесь? — спросил он.

— Вашей способности запоминать мелочи, а потом говорить о них в самый неподходящий момент, — ответила она, положив локти на стол. — У вас это получается так непринужденно. А чему смеетесь вы?

— Не знаю, — честно признался он. — Я иногда думаю: почему люди так редко смеются просто так? Ведь самое чудесное — это делать что-то просто так. Не привязывая это к какому-то событию, дате, времени года… — Он помолчал, сцепил пальцы и продолжил: — Я знаю, что можно сделать. Можно посадить гвоздики, выращивать их, а потом срезать и приносить вам. Вот представляете, вы работаете, осматриваете кого-нибудь. А тут я заявляюсь с букетом гвоздик и говорю: «Вот, это вам, доктор. Просто так!». Интересно, какое лицо при этом будет у пациента? Да, пожалуй, надо будет принести пару гвоздик и ему. В качестве компенсации за моральный ущерб.

Доктор Ля Пьер снова расхохоталась, закинув голову. Смеялась она до слез, достала крошечный шелковый платок и аккуратно приложила его сначала к щекам, а потом к глазам.

— Вы точно прилетели с Марса, — резюмировала она, до сих пор пытаясь подавить смех. — Ей-богу, я еще никогда не встречала таких людей, как вы.

— Никакому другому идиоту и в голову не пришло бы добровольно покидать Марс и лететь на Землю, где так много людей и шума. Вы — потрясающая женщина, доктор. Я вам это говорил?

— Боюсь, что нет, — ответила она, пытаясь скрыть смущение под улыбкой.

— Какой же я хам! Вы — потрясающая женщина, доктор. Теперь вы это знаете.

Доктор Ля Пьер поправила прическу.

— Вы не хам. Вы хранитель секретов, которые меня интересуют. Откуда вы привезли гвоздики?

— И все же я предпочту держать это в тайне.

Она достала из ящика стола чистый бланк и подала ему.

— Вы должны заполнить это и подписать. Здесь подробно рассказано об осложнениях, которые могут возникнуть после процедуры.

— По правде говоря, это непростое решение, доктор.

— Взвесьте все «за» и «против». У вас есть неделя.

Константин аккуратно сложил полученный бланк.

— Хорошо, доктор. Я не обещаю, что к тому времени успею вырастить гвоздики…

— Бросьте, — перебила его она, чувствуя, что сейчас снова начнет смеяться. — Я, в конце концов, на работе. И я врач. А вы — пациент. Это я должна продлевать вам жизнь смехом.

— Так что же, если я не врач, мне не позволено продлевать кому-то жизнь смехом? Вот теперь я точно получу диплом доктора медицины и стану смехотерапевтом.

— Очень хорошо, — кивнула она. — Из вас вышел бы отличный врач. Я советую вам внести это в ваш жизненный план.

Он поднялся.

— Теперь у меня есть дополнительная цель на будущее. И у меня есть последний вопрос. Вы действительно в меня влюблены?

— Это вас удивляет?

— Скорее, смущает. Не поймите меня неправильно, это не значит, что я не вижу в вас женщину. Но это как-то… иррационально. Хотя бы потому, что в вас безнадежно влюблен доктор Эли. Может, он уже давно выращивает гвоздики, чтобы при случае подарить их вам просто так?

Глава 9

К вечеру ощутимо похолодало. Константин жил за городом, в районе, который находился в одной из самых высоких точек пригорода Иерусалима, и тепло тут ощущалось редко, разве что летом, и только до захода солнца: после наступления темноты прохлада возвращалась. Но в этот вечер было холодно даже привычным к холоду иерусалимцам. Лия надела свитер и примостилась в одном из кресел в гостиной. Она довязывала платье своей мечты, и время от времени отрывалась от работы, с довольным видом разглядывая почти готовое изделие. Берта сидела рядом с ней и вышивала на светлой ткани что-то большое — она совсем недавно принялась за вышивку, и понять что-то на этот момент можно было только по почти незаметному контуру изделия. А хозяин дома сидел в своем кресле и читал, иногда прикрывая книгу и наклоняясь к лежавшему рядом блокноту для того, чтобы что-то выписать.