По пути Ясона

Сванетия, страна сванов, — решающий фактор в постижении легенды о золотом руне. Историки считают, что горская культура сванов простирается в прошлое по меньшей мере на четыре тысячи лет, а может, и еще дальше, и уж точно она существовала в ту пору, когда аргонавты, по преданию, достигли Колхиды. Язык, обычаи, традиции и поверья этого горного народа уходят корнями в эпоху античных героев. В фольклоре его то и дело появляется символ барана, обычно наделяемый магическим или священным смыслом. Например, одна сванская сказка повествует, что где-то в Кавказских горах есть потаенная пещера: в ней золотой баран, посаженный на золотую цепь, стоит возле спрятанного сокровища. Никто не знает, насколько стара эта сказка, но сваны символически изображали барана еще в бронзовом веке, и эти символы обычно рассматриваются как свидетельства некоего культа барана, который, возможно, строился на поклонении барану как священному животному.

Например, в деревне Кала, неподалеку от Местиа, хранится маленькая бронзовая фигурка барана. Она была сделана примерно в то же время, когда Ясон, по преданию, отправился в страну золотого руна. В основании фигурки есть углубление: таким образом, когда-то ее могли водружать на древко. В Кале этот баран, как и встарь, бережно хранится в храме. Из Рача, долины, расположенной к востоку от Местиа, происходит еще более древний бронзовый символ барана — изображение бараньих рогов, закрученных в двойную спираль: его нашли в захоронении, датируемом серединой второго тысячелетия до нашей эры. В то время, когда мы прибыли в Сванетию, в Ларилари — селении, лежащем в 80 километрах к западу от Местиа, — работала группа археологов под руководством Шота Чартолани, кстати, тоже свана: они раскапывали гробницы V и VI веков до нашей эры. Шота Чартолани одну за другой показывал мне отлитые из бронзы фигурки баранов, которые древние сваны хоронили с умершими.

В не меньшей мере важно и то, что Сванетия была главным источником колхского золота. На следующее утро нам предстояло стать свидетелями процесса добычи золота, и это должно было пролить решающий свет на легенду о золотом руне. Нас ожидали приглашенные Нугзаром четыре свана-старателя. Они стояли на отмели реки Ингури, протекающей близ Местиа; стояли, чтобы показать мне способ, которым сваны добывали золото. Трое из них всю жизнь проработали старателями, четвертый же в юности помогал отцу, который был вынужден отказаться от добычи золота после Второй мировой войны, когда правительство отозвало последнего из агентов, покупавших золото у старателей.

Главным орудием труда сванов-старателей являлась баранья шкура. По весне, когда высоко в горах начинали таять снега и ледники, золотодобытчики поднимались в верхние долины по ручьям, питающим Ингури. Каждый отправлялся на облюбованное место — туда, где талая вода, как старатель знал по опыту, несла небольшие количества золота, вымытого из скальных жил. В этих ручьях сваны и раскладывали бараньи шкуры — шерстью кверху. Шкуры распяливались на деревянных поддонах и притапливались с помощью камней в ложе ручья таким образом, чтобы поток перекатывался через них. Иногда старатели устанавливали целую серию поддонов — один выше другого. Вода бежала поверх руна, и крупицы золота, более тяжелые, чем частицы песка и ила, застревали в шерсти. Каждый золотодобытчик знал, когда нужно проверять золотую ловушку, — это зависело от насыщенности воды драгоценными крупицами и от силы потока, подверженного сезонным колебаниям. Когда наступало время, золотоискатель извлекал шкуры из ручья, отмывал от накопившегося ила и собирал золотые крупицы. В исключительных случаях, в самых богатых районах, первое руно — то, которое лежало выше по течению, — оказывалось настолько насыщенным золотом, что в буквальном смысле становилось золотым.

Греческий географ Страбон, писавший в V веке до нашей эры, подозревал, что такое возможно; в его «Географии» говорится: «В их (колхов. — Авт.) стране горные потоки приносят золото, и варвары ловят его решетами и косматыми шкурами. Отсюда, говорят, и возник миф о золотом руне». Две тысячи лет спустя, как ни поразительно, удалось найти людей, которые знали древнюю технику добычи золота и применяли ее на практике еще на своем веку. Стоя по щиколотку в ледяной воде Ингури, они показывали мне инструменты своего ремесла: бараньи шкуры, прибитые к доскам, мотыги для разравнивания ила по шерсти, скребок для чистки руна и простой деревянный лоток, на котором промывается осадок на последнем этапе золотодобычи. В тот же день во время короткой, но очень трогательной церемонии отец одного сванского героя — альпиниста, погибшего на восхождении, — вручил мне старательскую баранью шкуру и сванский костюм.

Оставалось выяснить только один — последний вопрос (по крайней мере, я так думал). Есть ли какое-нибудь свидетельство, что греки, или ахейцы, как они тогда назывались, действительно добрались до страны золотого руна примерно во времена Ясона? В Грузии до сих пор не найдено ни керамики, ни ювелирных изделий, ни каких-либо иных материальных следов микенской культуры, и скептики могут утверждать, что все сказки-де о золотом руне и священном баране родились много столетий спустя, когда на берегах Фасиса были основаны греческие колонии. Возможно, и так, если не учитывать наиважнейшее свидетельство — лингвистическое. Для обозначения большой реки, протекавшей по территории Грузии, греки использовали слово «Фасис», но чтобы узнать это слово, они должны были войти в контакт с колхами задолго до конца первого тысячелетия до нашей эры. Рисмаг Гордезиани, научный руководитель лаборатории по исследованию культур Средиземноморья Тбилисского государственного университета, объяснил мне, насколько важен этот ключ.

По его словам, на исходе второго тысячелетия до нашей эры народ колхов говорил на одном из языков картвельской группы. Название звучало на этом языке как «Пати», и греки, должно быть, переняли именно его, когда нарекли реку «Фасис», — произношение здесь подчиняется обычным правилам видоизменения. Затем, незадолго до 1000 года до нашей эры, картвельский язык западной Грузии претерпел изменения. Люди, населявшие долину реки, стали говорить на производном языке, именуемом мегрельским, и название приняло форму «Поти» (этот топоним сохранился в названии современного города Поти). Греки, однако, продолжали придерживаться прежнего наименования — Фасис, которое они должны были усвоить задолго до того, как во времена классической античности на берегах Черного моря возникли их колонии. Что интриговало Рисмага Гордезиани больше всего — так это следующий факт: судя по всему, древнегреческое слово, обозначавшее баранью шкуру, было как-то связано с картвельским словом, обозначавшим руно.

Может быть, размышлял я, существовали еще более древние контакты между Грецией и Колхидой, до плавания «Арго»? Как получилось, что впервые летающий баран появился в Греции лишь затем, чтобы спасти Фрикса, которому угрожала смерть? Откуда Ясон и аргонавты узнали, что им следует отправляться именно в Колхиду, дабы отыскать золотое руно? Эти вопросы лежали вне круга моих нынешних исследований. На сегодняшний день экспедиция «Путешествие Ясона» доказала все, ради чего она отправилась в путь. Мы продемонстрировали, что физически возможно было совершить подобное плавание на корабле, построенном в позднем бронзовом веке. Даже на двадцати веслах (вместо пятидесяти, положенных по мифу) мы смогли выгрести против сильного течения в Босфоре и преодолеть суровые невзгоды Черного моря. По всему маршруту мы наблюдали соответствия между нынешним ландшафтом и географией древней легенды и пришли к выводу, что это единство не умещается в рамки случайного совпадения. Теперь же в Грузии, благодаря содействию грузинских археологов, мы увидели свидетельства существования очень древнего культа барана, «златообильной» Колхиды и своими глазами созерцали подлинный источник золотого руна. На мой взгляд, уже ничего нельзя было добавить к анализу легенды о поиске золотого руна.