По пути Ясона

Идентифицировать остров Ареса очень просто. У побережья Анатолии имеются всего четыре острова, способных притязать на такую честь. Корабль, следуя береговой линии, будет останавливаться на этих островах на ночевки, поскольку там можно не опасаться нападения враждебных местных племен, как на материке. Приближаясь к стране амазонок, «Арго» миновал три острова из четырех, а четвертый, по словам Аполлония, почитался амазонками: на нем они приносили в жертву коней на алтаре воинственного бога.

Остров Гиресун, находящийся в полутора милях от одноименного города на материке, идеально подходит к описанию Аполлония, а близлежащая скала Паламут вполне соответствует тому камню, на который налетел колхидский корабль. Для побережья, на котором на протяжении сотен миль не найти прибрежных утесов, скала Паламут — грозная опасность, да еще в таком месте: она прячется под поверхностью воды с северной стороны бухты, и лишь случайное облачко пены на воде предупреждает о ее местонахождении. Колхидский корабль, спешивший укрыться в гавани острова от разыгравшегося под вечер шторма, не имел ни единого шанса заметить эту скалу прежде, чем на нее наткнулся. Его экипаж сбросило в воду, и лишь некоторым посчастливилось преодолеть вплавь полмили до острова.

Слепой прорицатель Финей на берегу Босфора предрек аргонавтам, что они найдут остров Ареса заселенным злобными птицами. Он говорил: «У острова с берегом гладким / Бросивши якорь, любыми уловкам птиц отгоните / Наглых, которые остров пустынный бесчестною стаей / Заполонили». Эти птицы имели обыкновение нападать на людей. Когда аргонавты на веслах подошли к острову, одна птица уронила на них перо — и ранила в левое плечо Оилея. Эрибот, сидевший с Оилеем на одной скамье, выдернул это перо и перевязал товарищу рану, а Клитий подстрелил из лука следующую птицу. После чего половина аргонавтов подняла над головами щиты, накрыв таким образом «Арго», а другая половина продолжала грести. Сойдя на берег, аргонавты принялись шуметь — ударяли мечами о щиты и громко кричали, и «тысячи птиц поднялись там и сям и в бегство пустились», осыпая море и сушу десятками перьев по пути «через море к горам отдаленным». Иными словами, перед нами описание высадки на остров, населенный множеством птиц. Именно таков остров Гиресун: на его скалистых уступах ряд за рядом сидели бакланы и чайки; прибытие нашей галеры изрядно их напугало, и они десятками взмыли в воздух, где уже парили в восходящих потоках их пернатые собратья.

Чтобы высадиться на острове, и сегодня требуются осторожность и сноровка. Гавани как таковой на Гиресуне нет, только грубая пристань, вырубленная в скале. Никто не живет на этом острове шириной примерно 250 метров, хотя византийцы в свое время воздвигли тут укрепление. Ныне остров становится обитаемым лишь 20 мая, когда сюда приплывают люди с материка, чтобы совершить некие языческие обряды — вера в магические свойства острова сохранилась до наших дней. Сначала современные паломники выходят на берег реки на материке и бросают в воду семь двойных пригоршней гальки, за которой следует еще одна — на сей раз единственная; это символизирует очищение, освобождение от бед и забот. Затем все садятся на лодки, плывут к острову и трижды обходят его вокруг, непременно с востока на запад. Выйдя на сушу, люди приближаются к одинокому черному валуну, который торчит из песка на восточном берегу острова. Этот валун, футов 10 в диаметре, напоминает огромный бильярдный шар; он из той же породы, из которой состоят Сталкивающиеся скалы, и весь усеян крошечными отверстиями. В эти отверстия верующие кладут свои приношения: связанные вместе камешки от влюбленных, собирающихся пожениться; камешек от бездетной пары, мечтающей о ребенке… Иногда к приношению добавляют цветную ленточку. Молодой и ловкий мужчина может, чтобы желание точно сбылось, взобраться на валун и трижды прижаться к его поверхности.

Старый лодочник, который зарабатывает на жизнь тем, что перевозит на остров всех желающих, рассказал мне, что некоторые ищут на острове сокровища, прежде всего — в византийском укреплении в центре Гиресуна, ныне густо заросшем подлеском. До сих пор никаких сокровищ найти не удалось, однако местные истово веруют в святость черного валуна. Интересно, не может ли это валун быть тем «черным камнем», на котором, по Аполлонию, амазонки убивали приносимых в жертву лошадей? Вполне возможно. Или же алтарь мог находиться в центре острова, где ныне папоротники и кусты, над которыми, раскинув крылья в воздушном потоке, беспрерывно парят чайки.

Четверо сыновей Фрикса, наполовину греки, наполовину колхидяне, ужаснулись, узнав, что аргонавты намерены забрать золотое руно. Известно ли им, спросили они аргонавтов, что царь Эет с недоверием относится к чужестранцам и обыкновенно подвергает тех смерти? Что же касается руна, колхи весьма его почитают, и висит оно в священной роще, на ветвях священного дуба. Его стережет огромный дракон, который никогда не спит. Иначе говоря, плыть в Колхиду за руном — безумие. Тем не менее, будучи кровными родственниками Ясона и обязанными аргонавтам за свое спасение, сыновья Фрикса согласились вернуться в Колхиду — по крайней мере, чтобы попробовать уговорить Эета.

От Гиресуна на восток бухты на побережье встречаются чаще, а вдоль берега, под сенью близлежащих гор, вьется дорога. Во времена аргонавтов здесь стояли леса, известные тем, что в них обитал народ моссинеков — дословно «жителей моссин» (моссина — деревянный дом). Эти люди имели извращенные представления о благопристойности: «То же, что делаем мы у себя в домах, моссинеки / Делают прямо на улице и не боятся укора; / Нет в народе стыда пред соитьем, но с женами, словно / Свиньи, нисколько людей, находящихся тут, не стесняясь, / Все на земле открыто в любви сочетаются общей». Однако, по Аполлонию, моссинеки не были жестоки, и если их правитель совершал ошибку, его наказывали лишь тем, что сутки держали под запором и не давали есть.

Сегодня холмы земли моссинеков покрыты чайными деревьями либо зарослями орешника, которые тянутся на целые акры; везде, куда бы ни приставали, нам предлагали орехи — сырые, жареные, в конфетах и в пасте.

— Если я съем еще хоть один орех, у меня отрастет хвост, я начну лазать по деревьям и запасать орехи на зиму, — пожаловался Марк, когда наши снабженцы вернулись с закупок с очередными несколькими килограммами орехов.

Где растут чайные деревья, часто идут дожди, и, пока «Арго» двигался вдоль турецких чайных плантаций, мы часто попадали под ливни, увлажнявшие посадки. К этому времени каждый член экипажа знал назубок особенности остальных — приступы восторженности Джона Игана, некоторую неряшливость Сета (и его акцент кокни), из-за которой ему приходилось периодически перетряхивать рюкзак в поисках той или иной вещи; привычку верзилы Джонатана бродить в сумерках по палубе в поисках местечка для его могучего тела — естественно, при этом он спотыкался о тех, кто уже лег. «Ты стоишь у меня на голове», — укорил как-то вечером Марк из-под скамьи, на которой Джонатан простоял пару минут, высматривая свободное место и не подозревая, что встал на лысую голову нашего старшего гребца. Тим Редмен предпочитал спать на палубном настиле и по утрам выскакивал из спального мешка, протирая глаза, круглолицый и курносый, а шляпу надвигал так низко на лоб, что смахивал на медвежонка Паддингтона в хорошем настроении[6].

Бороды членов команды становились все гуще, тогда как прически укорачивались. В каждой гавани, в которую мы заходили, кто-либо неизменно выражал желание постричься и возвращался на борт с «ежиком» на голове. Так было на Гиресуне, в Титеболу и в Акчакале; в Трабзоне начальник гавани накормил нас отменным обедом в парке, смотревшем на море, а вечером местная знаменитость, исполнитель баллад, спел для нас песню об аргонавтах — турецких, английских и ирландских, которые одержимы идеей пройти на веслах по Черному морю.

6

Медвежонок Паддингтон — герой цикла рассказов и повестей классика английской детской литературы Майкла Бонда. Он носит синий плащ и синюю шляпу, которую надвигает на глаза. — Примеч. ред.