По пути Ясона

— Давай! Давай! А ну, навались! Нажмите, ребята, иначе нас понесет обратно!

Бывалые аргонавты выглядели изумленными; еще бы, до сих пор им не доводилось слышать моих истошных воплей. Они дружно налегли на весла, турки последовали их примеру. Некоторые члены команды — это бросалось в глаза — еле держались. Турецкий тренер по гребле, багровый от напряжения, оскалил зубы; на лбу у него вспухли вены. Хвала небесам, нам удавалось сохранять ритм и темп! Люди гребли так, как если бы прошли вместе на веслах не одну тысячу миль, хотя многие из них были новичками. Скольжение назад замедлилось, потом галера застыла, а потом мы помалу двинулись в нужном направлении!

Аполлоний о проходе через Босфор Ясона пишет следующее:

Так боролся с Босфором древний «Арго». И именно так преуспели новые аргонавты. Когда показалось, что силы иссякли окончательно, четверо гребцов — англичанин, турок, ирландец и обитатель Фарерских островов — могучим усилием выметнули галеру в спасительное противотечение. С облегчением переведя дух, мы принялись грести в обычном темпе.

— Вот это, я понимаю, гребля! — выдохнул Джонатан.

В тот день нам еще раз пришлось пересекать пролив: сначала мы продвинулись вдоль азиатского берега, влекомые противотечением, а затем вновь навалились на весла и повели галеру к Бебеку, где, как уже говорилось, была запланирована ночная стоянка. Как ни удивительно, в эти моменты, требовавшие максимальных усилий от каждого, команда становилась единым целым: люди раскачивались на скамьях в едином ритме, гребли в едином темпе и даже вдыхали и выдыхали через равные промежутки времени. Возникало ощущение, что «Арго» в критический миг отрастил себе пару громадных легких, которые оделяли воздухом всех живых существ на борту. Когда мы наконец причалили, в движениях людей и в разговорах сквозило удовлетворение сделанным: в условиях, которые никак не назовешь благоприятными, нам удалось пройти половину Босфора — против течения! Бывалые аргонавты, не сговариваясь, захлопали в ладоши, а новички-волонтеры приосанились и принялись с гордостью демонстрировать мозоли.

— Сегодня вам понадобятся сорок человек, — сказал мне на следующее утро тренер национальной сборной Турции, стоя рядом со мной на набережной Бебека. Задул северный ветер, и Босфор, что называется, показывал зубы. Садиться на весла было бессмысленно. Грузовозы шли против течения, поставив машины на полную мощность, их форштевни усердно вспарывали воду, и при этом суда почти не двигались. Гребная же лодка, державшая курс на юг, мчалась по волнам, точно листок по ветру, резвее бегущего человека, а ее шкипер уютно устроился на корме и откровенно бездельничал, поскольку от него ничего не зависело. Поразмыслив, я решил устроить день отдыха для гребцов, а сам отправился изучать северную горловину пролива; меня доставил туда катер, вмещавший шестьдесят пассажиров, причем волны стали такими высокими, что капитан катера отказался подходить вплотную к горловине: слишком опасно, сказал он, катер может перевернуться.

Двадцать четыре часа спустя ветер утих. Точнее, он все еще задувал с севера, но это был уже не штормовой ветер, а легкий бриз, и я решил положиться на удачу и на энтузиазм турецких волонтеров, которым не терпелось продолжить путь. Мы осторожно вышли из гавани. На сей раз все обошлось; «затычка» осталась у нас за спиной, пролив становился все шире, и мощь течения ослабевала. Мы двинулись к азиатскому берегу, ловя противотечения, потом вернулись обратно и с этого места уже не покидали европейского побережья. Чем ближе мы подходили к Черному морю, тем сильнее делалась качка; тем не менее мы упорно шли вперед, по возможности прижимаясь к берегу. Когда наконец мы достигли гавани Румели фенер (Римского маяка), люди просидели на веслах почти десять часов. Здесь Босфор заканчивался. Перед нами лежало Черное море. Мы преодолели 18 миль встречного течения, двигаясь также против ветра! Нам удалось доказать, что двадцативесельная галера способна на веслах пройти из Мраморного моря в Черное и что пролив Босфор не мог оказаться непреодолимым препятствием для Ясона и его спутников, отправившихся за золотым руном.

Вдобавок я узнал кое-что еще: схема течений и противотечений Босфора объясняет места высадки аргонавтов на берег, упомянутые в «Аргонавтике». Течение определяет, вдоль какого берега должна двигаться галера, чтобы не угодить в водоворот или чтобы воспользоваться противотечением. Маршрут вверх по проливу столь же очевиден, как тропа, что вьется по горам, следуя рельефу местности. Изучая схему течений, я догадался, кстати, где следует искать дом слепого прорицателя Финея, который, по преданию, жил на берегу Босфора и который поведал Ясону что ожидает царевича и его спутников в неизведанных краях за горловиной пролива.

Финей — самый симпатичный персонаж поэмы. Он жил на берегу пролива, в виду Черного моря, обладал способностью заглядывать в будущее и был столь точен и честен в своих предсказаниях, то преисполненные зависти боги наслали на него слепоту. Мол, если он так отчетливо видит будущее, ему ни к чему наблюдать за настоящим. Вдобавок к Финею приставили гарпий — крылатых демонов, наполовину женщин, наполовину птиц, обитавших в горной пещере на Крите. Всякий раз, когда слепой старец собирался утолить голод, гарпии с пронзительными криками вылетали из облаков, хватали еду и гадили на стол, отравляя самый воздух своим зловонием. Словом, бедняга Финей жил впроголодь. Местные по-прежнему приходили к нему за пророчествами и приносили в дар еду, но Финей отказывался прорицать, опасаясь новой мести уязвленных богов.

Как типаж, Финей идентичен мудрым отшельникам христианской эпохи, селившимся в уединении в горных пещерах или на каменистых островах. Окрестные жители также приписывали этим отшельникам чудесные способности, к примеру, дар исцелять, и заботились о них. Можно сказать, что для людей, живших у северных врат Босфора Финей стал местным святым; что касается гарпий, это наверняка мифологизированные образы морских птиц, похищавших еду у немощного старца. Римские комментаторы Аполлония полагали, что поэт указал точное место жительства Финея, — Гирополь, Обитель стервятников (римляне считали гарпий породой стервятников, воровавших еду). Это место находится на европейском берегу Босфора, поблизости от северной горловины пролива, и соответствует словам Аполлония о том, что Финей жил поблизости от воды и что от его дома было видно, в какую сторону надлежит плыть аргонавтам, когда те выйдут в Черное море.

Сегодня в Гирополе нет никаких стервятников (если допустить, что они там вообще когда-либо были); место называется Гарыпче — «странное, диковинное», поскольку утесы там имеют весьма своеобразную форму. В этих утесах полным-полно пещер, где вполне могли бы обитать отшельники, и скальных уступов, замечательно подходящих для морских птиц, пометом которых усеяны камни. Птицы гнездятся в этих краях потому, что недалеко отсюда находятся богатые рыбные угодья: Черное море вливает свои воды в узкую горловину Босфора, и бурливая вода создает рыбам идеальные условия для кормления, а большие косяки рыб совершают через пролив ежегодную миграцию. Короче говоря, Гарыпче целиком и полностью подходит для морских птиц, которые могли обирать слепого Финея и которые в мифологии стали гарпиями.

5

Последняя часть цитаты (после отточия) вновь относится к эпизоду с плавучими скалами Симплегадами. — Примеч. ред.