Острова пряностей

Уоллес неизменно преуменьшал опасности морских переходов, которые ему доводилось пережить. По его словам, Индонезийский архипелаг не опаснее лондонских закоулков. Риск повстречать туземца с кинжалом в зубах, гонимого амоком, не больше, чем риск быть покусанным бешеной собакой на улице Лондона или получить по голове кирпичом, свалившимся с крыши в лондонском тумане. Что касается животных, Уоллеса за все время его пребывания в Индонезии ни разу не кусали ни скорпионы, ни змеи, даже когда он пробирался по густым зарослям в поисках жуков и других насекомых. Опасности быть укушенным ядовитой змеей он подвергся лишь раз, когда оказался в каюте большой лодки и уже собирался спать, когда случайно задел рукой большую ядовитую змею, свернувшуюся под койкой. С помощью других пассажиров ему удалось убить ее секачом, после чего он, «решив, что очень маловероятно, чтобы в одну и ту же каюту пробрались две змеи, отвернулся к стенке и заснул». Однако он допускал, что у него остались какие-то смутные ощущения прикосновения к змее, поскольку он лежал всю ночь «удивительно неподвижно».

Тогда, как и сейчас, настоящие опасности путешествия к Островам пряностей были связаны с непредсказуемым риском болезней и недомоганий. Остается только удивляться, что здоровье Уоллеса не слишком пострадало и что после восьмилетней экспедиции он прожил столь долгую жизнь. Ему приходилось часто глотать хинин, но все равно он страдал от приступов малярийной лихорадки, от невралгии и — что хуже всего — от септических язв и чрезвычайно болезненных укусов насекомых. Во время нашей экспедиции все, не исключая Яниса, страдали от тех или иных форм лихорадки, а Бобби даже пришлось отправиться домой из-за приступа малярии. Во время подготовки двое из нас переболели лихорадкой денге — несмотря на многочисленные меры предосторожности и вакцинацию, регулярный прием таблеток против малярии и тщательную фильтрацию воды, которую мы использовали для питья и приготовления пищи.

Фотограф Пол Харрис, посетивший нас во время экспедиции, получил травму при ударе о коралловый риф, и нашему доктору Джо пришлось зашивать рану. Но все это не идет ни в какое сравнение с опасностями, которым подвергался Уоллес.

Ему приходилось самому лечить свои болезни и раны, и в случае серьезной угрозы для здоровья обратиться было не к кому.

Мы провели в Индонезии столько же месяцев, сколько Уоллес — лет. Поэтому наши впечатления неизбежно грешат поверхностностью, хотя мы смогли посетить большую часть островов, которые послужили Уоллесу плацдармом для его новаторских исследований. Сосредоточившись на маршруте Уоллеса, мы оставили в стороне территории, на которых велись другие природоохранные проекты. Например, на севере Сулавеси имеются национальные парки, намного превосходящие по размеру парк Тангкоко. В одном из них проводится на постоянной основе программа по выращиванию малео — подросших птенцов выпускают на волю, чтобы восполнить популяцию этих, на собственное несчастье, очень вкусных птиц, когда-то населявших пляжи Тангкоко. Но эти национальные парки остались за рамками нашей экспедиции, да и вообще следует помнить, что наши впечатления собраны только с узенькой полоски широкого кольца Индонезии.

Райские птицы были основной целью экспедиции Уоллеса как коллекционера, и в некотором смысле для нас это тоже верно. Для него они символизировали все самое прекрасное и редкое в природе Моллукских островов. Он задавался вопросом: что станет с этими чудесными созданиями, когда сведения о них распространятся по всему миру? Проведя три года на Островах пряностей, Уоллес пришел к выводу, что местные охотники скрывают их настоящее количество и видовое разнообразие. Ему удалось заполучить образцы всего пяти видов из четырнадцати, о которых тогда было известно, хотя двадцатью годами ранее, проведя несколько недель на побережье, можно было закупить в два раза больше разных видов, и для этого не пришлось бы прочесывать внутренние области островов и затрачивать такие усилия, как Уоллес. Причиной обеднения местной фауны, по мнению Уоллеса, была чрезмерная требовательность торговых агентов султана Тидоре. Незадолго до появления Уоллеса они начали скупать птиц малоизвестных видов, которых было трудно отследить и выловить, но платили за них очень мало. Поэтому местные предпочитали говорить, что эти птицы очень редки, и торговали более распространенными видами.

Уоллес, однако, ошибался. Птиц малоизвестных видов не только сложно выловить; они действительно редки и водятся лишь в отдаленных областях Новой Гвинеи, где Уоллесу не довелось побывать.

Спустя 140 лет у нас тоже не было возможности насладиться созерцанием всех видов райских птиц. Наш маршрут, повторяющий путь экспедиций Уоллеса, позволил нам познакомиться только с четырьмя видами райских птиц. Пятый вид обитал в Дорее на Ириан Джайе, куда мы не заходили. Таким образом, если наша экспедиция проходила под знаком райских птиц и ставила целью выяснить, как изменился природный мир Моллукских островов по сравнению с тем, что застал Уоллес, то результат оказался неоднозначным. Мы видели только одну большую райскую птицу в заповеднике Баун на Ару и узнали, что там обитает и второй вид — королевская райская птица. Но мы уезжали из Бауна с неприятным ощущением, что в самом заповеднике что-то не ладится — он слишком сильно зависел от поддержки международных природоохранных фондов. Если эта поддержка прекратится, с нею прекратится и существование заповедника.

С другой стороны, на Вайгео красные райские птицы чувствовали себя очень неплохо, так как их существование приносило ощутимую выгоду местному населению. Вымпеловая птица занимала промежуточное положение в смысле численности. Возможно, нам удалось увидеть даже больше этих удивительных созданий, чем Уоллесу, — он смог собрать только семь штук. Но на Бакане, где Уоллес пополнил свою коллекцию образцами этого вида, не осталось ни одной вымпеловой райской птицы. Много лесов на острове вырублено для расчистки земли под пашни и огороды, и, таким образом, среда обитания вымпеловых райских птиц разрушилась. Они, вероятно, исчезли с Бакана еще до того, как охотники-профессионалы из Сиданголи приступили к своей работе. Теперь центр их местообитания сместился. «Заповедник» райских птиц на Бату Путих переживает не лучшие времена. Шум проезжающих машин, разрушение местообитаний и непродуманное стремление к развитию туризма обрекли здешнюю колонию райских птиц на вымирание. В глубине острова остались другие колонии, некоторые из них, вероятно, еще не обнаружены, а кроме того, мы видели стаю вымпеловых райских птиц на рассвете и на закате в джунглях за Лаби-Лаби. Так что остается надежда, что открытый Уоллесом вид райских птиц не исчезнет бесследно с лица земли, если будут приняты соответствующие меры по их защите.

Как должна быть организована эта защита — неоднозначный вопрос. Наиболее профессионально дело поставлено у рейнджеров Тангкоко. Они трудятся с энтузиазмом и энергией, но у них нет никакой реальной власти.

У министерства лесного хозяйства, ответственного за охрану окружающей среды, напротив, есть законная власть, но нет интереса к работе, а мизерное техническое оснащение на местах не позволяет заработать какие-либо средства для самообеспечения. Культурные традиции мешают охранникам вступать в открытую конфронтацию с браконьерами и другими правонарушителями, и, что еще хуже, нищета сотрудников национальных парков означает, что они весьма склонны брать взятки. Результат всего этого может быть очень плачевным, о чем свидетельствуют такие примеры, как убийство черепах на пляже острова Энью и массовое разграбление их гнезд.

Если бы с нами был Уоллес, самое неприятное впечатление у него вызвали бы переполненные народом городские улицы, а не леса. Он бы ужаснулся, глядя с борта нашей прау, когда мы входили в гавань Амбона, — прекрасный подводный коралловый сад, который он описывал с таким восторгом, безвозвратно разрушен. Вместо кристально чистой воды залив Амбона заполнен тошнотворной коричневой жижей, в которой среди нефтяных пятен плавают мятые пластиковые бутылки и прочий мусор. Многие мили мы плыли по чистому, сверкающему изумрудными и бирюзовыми бликами морю. В течение длинных переходов от одного острова к другому мы ни разу не видели разливов нефти, а мусор антропогенного происхождения попадался довольно редко. Течением обычно несло раскисшие от воды стволы пальм, которые плавно колебались и поворачивались в воде. Но грязный залив Амбона послужил предупреждением о том, что не все так прекрасно, а в конце нашей экспедиции, когда мы прибыли в небольшую гавань Манадо, нас ждало еще одно жестокое разочарование. Здешняя грязь и запущенность превосходили все мыслимые границы. Дурно пахнущее желто-коричневое пятно тянулось в море от берега, усеянное всевозможным городским мусором. Невероятно, но факт — пятно охватывало весь залив Манадо и подходило к одной из важнейших достопримечательностей региона — острову Бунакен. Этот остров, а точнее, огромный коралловый риф рядом с ним, — всемирно известным туристический объект, особенно популярный среди дайверов. На берегу залива Манадо поднимались металлические остовы дюжины строящихся отелей, которые вскоре будут готовы принять предполагаемые толпы туристов. Но в Манадо нет городских сооружений для очистки сточных вод. Если не принять срочных мер, каждый новый отель, с большой вероятностью, будет сбрасывать отходы прямо в залив, и коралловый риф — главный объект, привлекающий туристов, — вскоре погибнет.