Страница 21 из 70
Точная численность населения неизвестна, потому что в некоторые места архипелага очень трудно попасть — их отделяют от цивилизации непроходимые мангровые заросли, низинные болота и тропический лиственный лес. По приблизительным подсчетам на архипелаге Ару проживают около 60 тысяч человек, в основном по периметру шести самых крупных островов. Они разделены узкими каналами, суммарная площадь которых составляет более шести тысяч квадратных километров. Большинство островитян живут в местной столице — том самом Доббо, где когда-то провел несколько месяцев Альфред Уоллес.
Даже на расстоянии восьми километров мы едва могли различить архипелаг, а подплыв ближе, увидели лишь узкую полоску земли: дело в том, что на Ару высота береговой линии нигде не превышает нескольких метров. Рассветные лучи с трудом пробивались через плотный слой облаков, нагнанных муссоном, и в водах открывающегося перед нами широкого пролива отражалось хмурое пасмурное небо.
Все здесь напоминало Западную Африку: неподвижный горячий воздух, глинистые плоские берега, постепенно переходящие в болота и мангровые заросли, с торчащими там и тут кокосовыми пальмами; приливное течение выносило из пролива мутную серо-зеленую воду. Плоский ландшафт подчеркивала фигура одинокого рыбака, стоящего в сотне метров от берега по грудь в воде. Он держал в руках закидной невод. За ним, справа от нас, расстилался широкий и довольно грязный песчаный пляж, а дальше были видны первые несколько домиков — низкие белые кубики, крытые проржавевшим железом, либо, по старинке — пальмовыми листьями. Доббо располагался на правом берегу пролива, и еще через километр мы увидели белый шпиль церкви в центре города, зеленые крыши административных зданий и высокую радиомачту. Это был очень скромный городишко, и административные здания высотой в четыре-пять этажей сильно выделялись на общем фоне. Высота улиц города над уровнем моря была так незначительна, что даже небольшой подъем воды смыл бы Доббо целиком.
Мы без каких-либо затруднений нашли ту песчаную косу, куда в свое время высадился Уоллес и где он провел несколько месяцев среди китайских и бугийских торговцев. Сейчас она стала центром города, выдаваясь далеко в гавань и заканчиваясь бетонным молом, к которому швартовались паромы.
По краям косы и дальше, на основном берегу, на уходящих в глинистую почву массивных сваях стояли длинные деревянные сараи. Большинство этих сараев служило складами или мастерскими — все те же незамысловатые по конструкции, длинные и вместительные, как и те, которые застал еще Уоллес. Их цепь образовывала единый мрачноватый серо-коричневый фасад под темно-коричневыми крышами. Если бы не встречающиеся кое-где белые каменные здания, можно было бы подумать, что перед нами — убогий рыбацкий порт прошлого века.
Доббо, который показался Уоллесу оживленным и организованным, теперь производил другое впечатление — мрачности и запущенности. Мы с Буди первыми отправились на берег. Наша прау встала на якорь, а Янис перевез нас на долбленой лодке, служившей шлюпкой, к молу. Дойдя по нему до берега, мы обнаружили, что главная торговая улица Доббо осталась на том же месте, как и во времена Уоллеса и, как раньше, была продолжением мола. Там, где Уоллес проходил между торговыми складами приезжих китайцев и буги, сейчас шли мы, отражаясь в витринах универсальных магазинов. Большинство из них, как и сто с лишним лет назад, принадлежало китайцам и торговало теми же товарами, которые лежали на прилавках в Туале: посудой и домашней утварью из пластмассы, простенькими радиоприемниками, бакалеей, металлическими изделиями и дешевой одеждой. И только в двух маленьких темных лавочках мы увидели товары, которые узнал бы Уоллес: нитки необработанного жемчуга, большие раковины с мерцающим внутри перламутром, перекрученные браслеты из красноватых кораллов и расставленные тут и там блюда с чем-то похожим на отполированные сияющие когти огромных орлов. Торговцы называли их «морскими казуарами», поясняя, что это особая разновидность кораллов, высоко ценимая ювелирами как поделочный материал. Здесь же, в глубине магазинчика, были припрятаны для особо интересующихся местной экзотикой яйца настоящих казуаров, хотя официально запрещено причинять птицам вред и собирать их яйца. То же пренебрежение к закону наблюдалось и в отношении дюгоней, или морских коров, которые когда-то в изобилии обитали в мелких прибрежных водах вокруг Ару. На продажу предлагалось множество мундштуков из клыков дюгоней, просверленных и украшенных резьбой. Однако райских птиц, живых или в виде чучел, здесь не было — и это хороший знак. Райские птицы на Ару находились под очень серьезной угрозой исчезновения, и законы по их охране соблюдались строго — по крайней мере, так мне сказали чиновники в Джакарте.
Как и Туаль на архипелаге Кай, Доббо выполнял управленческие функции. Это административный центр архипелага Ару, основными работодателями являлись многочисленные государственные конторы, вытянувшиеся в ряд на окраине города. Они лишь немногим отличались от местных захудалых бунгало; на каждом таком домике была выведена краской наполовину осыпавшаяся надпись, поясняющая, к какому министерству или ведомству он относится. Чтобы дойти до них, нужно было пересечь часть города, которая при Уоллесе представляла собой в основном болото. Оно до сих пор толком не осушено, и сейчас в зловонных канавах между жилыми домами стояла неподвижная загнившая вода. Мы с Буди миновали это не радующее глаз предместье и пошли дальше по дороге, пока не добрались до местного отделения министерства лесного хозяйства. Нам было нужно найти чиновников, ответственных за управление природным заповедником, расположенным на архипелаге. Без их разрешения мы не могли попасть на эту территорию — последний большой ареал архипелага, где еще обитает множество райских птиц.
Нас отсылали из одного офиса в другой, пока наконец не отвели к заместителю начальника искомой службы, который, как я полагаю, не затруднял себя ежедневным хождением на работу — подобно многим другим здешним чиновникам. Нам в основном попадались очень молодые служащие, получавшие жалкий оклад и практически неподотчетные — что и неудивительно здесь, в трех тысячах километров от Джакарты. Они были столь же вежливы, сколько ленивы, и относились к выполнению своих обязанностей без всякого энтузиазма. Заместитель начальника сказал, что посещение заповедника, до которого целый день пути, разрешается только в присутствии сопровождающего. Он сам готов выступить в этой роли; сегодня днем он приготовит свой походный рюкзак и на следующее утро присоединится к нам; но ему нужно получить вперед сто тысяч рупий на путевые расходы и закупку продуктов. Я выдал ему сумму, которая равнялась половине его месячного жалованья, и ничуть не удивился, что это был наш последний с ним разговор. Вместо него наутро появился маленький скучающий человечек, который вскарабкался на борт «Альфреда Уоллеса», быстро нашел самое удобное место на палубе и решительно уселся там, всем своим видом показывая, что мы должны его везти и кормить, но сам он и пальцем о палец не ударит.
Доббо, таким образом, оказался чрезвычайно унылым местечком. Было не очень понятно, чем здесь можно заниматься, кроме перекладывания бумажек в конторах. Хозяйственная жизнь архипелага шла где-то в стороне, среди бескрайних мангровых зарослей и болот.
Доббо сегодня
Там располагалось несколько лесозаготовительных поселков, и на новые участки начали стекаться в поисках заработка жители перенаселенной Явы. Нам говорили, что японские инвесторы пробовали создать фермы для выращивания искусственного жемчуга, потому что острова Ару когда-то славились на весь мир своим натуральным жемчугом, на поиски которого приезжали даже из Австралии, пересекая мелкое Арафурское море. Но сейчас качество воды изменилось и по неизвестной причине устриц-жемчужниц стало значительно меньше. Поэтому японцам так и не удалось наладить жемчужный бизнес. Главное богатство Ару по-прежнему связано с морем — в основном жители архипелага занимались рыболовством. Но количество рыбы постоянно уменьшалось, и единственное процветающее рыболовное хозяйство располагалось дальше по берегу, в нескольких километрах от Доббо. Рыболовецкие суда вставали на якорь прямо в море и не слишком часто заходили в порт.