Страница 10 из 70
Затем настал день, когда я понял, что не следует беспокоиться по поводу этого, казалось бы, бессистемного подхода к строительству. В третий мой приезд в августе я обнаружил, что киль лежит на песке и первые две доски закреплены. Я спросил Джонни, где он планирует устанавливать две мачты, которые были оговорены в моем заказе. Он смутился больше обычного и ничего не ответил. Я продолжал допытываться, и в конце концов Джонни сказал, что еще слишком рано вести речь о мачтах; их расположение можно будет определить, когда лодка станет чуть выше. Через три месяца, когда обшивка была почти полностью готова, я снова спросил Джонни, где же будут располагаться мачты. Он снова очень смутился, и мне показалось, что он, видимо, еще не начинал думать о расположении мачт. Я попытался надавить на него, напоминая ему о его прежних обещаниях. Очень неохотно Джонни забрался внутрь наполовину построенной лодки и осмотрел ее сверху вниз по всей длине. Затем он медленно пошел вдоль киля, остановился в каком-то ему одному ведомом месте и указал на него вытянутым носком босой ноги. «Одна мачта здесь», — пробормотал он. Потом прошел еще немного и снова сделал отметку ногой. «Другая мачта здесь». Я поблагодарил его и, когда он ушел, аккуратно определил расстояния до указанных им точек и сделал чертеж корпуса. При первой же возможности я отправил эти данные знакомому кораблестроителю.
Он проделал необходимые вычисления, завел данные в компьютер и сообщил мне, что обе выбранные точки совпадали с его расчетами с погрешностью не более дюйма.
Таким образом, строительство лодки шло урывками — поначалу, с апреля по июнь, мучительно медленно, но затем, по мере приближения оговоренного срока сдачи в ноябре, темп работ начал постепенно возрастать. Я ожидал увеличенный вариант обычной прау калулис, длина и ширина которой возрастут пропорционально. Но получилось иначе. Джонни со своей бригадой строили лодку длиной 14 метров, как я и заказывал, но гораздо уже, тоньше, с меньшим водоизмещением. Обшивка получилась настолько тонкой, что каждый раз, когда я взбирался внутрь, она дрожала. Было видно, что лодка получается довольно быстроходной. Имелось тем не менее одно важное отличие между ней и лодками, виденными Уоллесом. В его времена доски обшивки и шпангоуты соединялись друг с другом на последнем этапе с помощью перекрученных древесных корней, а Джонни и его бригада предпочитали деревянные нагели, которые они заколачивали с большим усердием.
После того как рубка была готова, а ее крыша покрыта пальмовыми листьями, я понял, почему ее называли «домом» — она выглядела точь-в-точь как одна из прибрежных хижин. Во все щели между досками, даже самые узкие, были засунуты тонкие кусочки коры бумажного дерева, выглядевшие как запыленная коричневая бумага, — и вот лодка была почти готова.
Мой давний друг, Ник Бернингем, приехал на Варбал в середине ноября, чтобы присутствовать при последнем этапе строительства и помочь в спуске лодки на воду и первом испытании парусов. Признанный знаток традиционных индонезийских судов, Ник беспокоился, что лодка, построенная бригадой Джонни, окажется недостаточно прочной. Он советовал установить четыре дополнительных шпангоута для усиления средней части лодки. По плану мы должны были спустить лодку на воду в ближайшие две недели, пока приливы были нужной высоты, и казалось невероятным, что бригада Джонни успеет изготовить и установить еще четыре шпангоута за оставшееся время. Но Джонни взялся за эту работу, пообещав начать на следующее утро. В 7 утра мы с Ником прибыли к стапелю, где не обнаружили ни рабочих, ни инструментов, ни каких-либо следов деятельности. Сердце у меня сжалось от отчаяния. Неужели я обидел Джонни своей просьбой установить дополнительные шпангоуты? Потом мы услышали звук бензопилы и направились в близлежащий лес, где обнаружили Джонни и четверых членов его бригады, поглощенных работой, — они спиливали мелкие искривленные деревца. Джонни выбирал для шпангоутов участки ствола определенной кривизны, и через пару часов весь необходимый материал был заготовлен. После предварительной обработки прямо на лесной делянке шпангоуты отнесли к стапелю. Там четверо мастеров занялись каждый своим шпангоутом, используя для работы обычные топоры. Щепки летели во все стороны. То и дело один из мастеров просил другого помочь ему отнести наполовину готовый шпангоут на место для примерки. Затем шпангоут снова оказывался лежащим на песке и под энергичными ударами топора приобретал все более законченные очертания. Снова примерка и снова доводка — и так много раз подряд, пока наконец шпангоуты не оказались идеально пригнаны к корпусу лодки. После этого были просверлены отверстия, наструганы и заколочены нагели. Работа выполнялась с потрясающей скоростью: забивание деревянных колышков напоминало исполнение музыкального произведения на литаврах.
К полудню все четыре шпангоута были вырублены, подготовлены и установлены на место; как отметил Ник, нормальный западный плотник к этому времени только успел бы решить, какие инструменты ему понадобятся для работы.
За десять дней до предполагаемого спуска лодки на воду я пережил еще один тревожный момент. Оказалось, что пять прау с острова Варбал отправляются на острова Танимбар, лежащие в 160 километрах к югу. Целью этой экспедиции было пополнение запасов сопи — пальмового вина; на Варбале уже несколько месяцев как выпили последнюю бутылку. Переполненный дурными предчувствиями, я уже видел, как вся бригада Джонни страдает от похмелья, не в силах вернуться к работе, пока на Варбале будет оставаться еще хоть литр вина. Но здесь я снова получил неожиданный урок. Пять прау отсутствовали чуть дольше недели; затем четыре из них вернулись, нагруженные товаром, который был распределен среди жителей деревни. Но никакого буйства, сколько я мог заметить, не воспоследовало. А что же произошло с пятой лодкой? Все жители были обеспокоены, когда стало понятно, что она не вернулась вместе с остальными.
Через два дня лодка прибыла на Варбал; команда выглядела несколько смущенно. Поскольку стапель, где наша лодка дожидалась последних взмахов топора, располагался совсем рядом с причалом, мы оказались свидетелями довольно-таки резкого разговора между старым моряком и капитаном прау. Что случилось, спрашивал рыбак, почему вы так задержались? Шкипер что-то недовольно буркнул, и его собеседник громко рассмеялся. Очевидно, шкипер припозднившейся лодки сбился с курса в первую же ночь после отплытия с Танимбара. На рассвете команда увидела на горизонте остров, но перепутала его с другим. Считая, что находятся южнее, чем были на самом деле, они поплыли дальше вперед, вместо того чтобы скорректировать направление, и пролетели мимо Варбала. В конце концов они поняли свою ошибку и повернули назад, но теперь им пришлось идти против сильного течения, что и вызвало задержку на два дня. Этот разговор приоткрыл для меня тайны местного навигационного мастерства. Было очевидно, что здешние моряки не пользовались компасом и картами, но руководствовались привязкой к местности. Они просто плыли от одного острова к другому — а в этих местах всегда находился какой-нибудь остров в зоне прямой видимости, который мог служить ориентиром. Но требовалось определять острова безошибочно, а течения были так сильны, что при ошибке в определении местоположения судно могло оказаться унесенным далеко в сторону, а все ориентиры потеряны.
«Альфред Уоллес» был спущен на воду в конце ноября, на неделю раньше назначенного срока, и этот факт не вызвал в деревне особого интереса — его восприняли так же, как любое другое запланированное событие, вроде церковных праздников или вечерних бесед о политике. Стояло прекрасное солнечное утро, высоко в небе плыли белые облака, и легкий ветерок тянул с севера, словно бы специально для того, чтобы немного охладить наше нетерпение: мы собрались на месте стапеля под кокосовыми пальмами. Я договорился с Мимой, чтобы она приготовила чай, минеральную воду и пирожные в достаточном количестве, чтобы хватило на всех жителей деревни. Столы накрыли на пляже рядом с причалом и украсили гирляндами из пальмовых листьев.