Ретроскоп

Задержавшись ненадолго в его сознании, Стейбус принялся более подробно оценивать прочих посетителей салона. По интересам публика почти не отличалась от старожилов «Кроноса» и «Ретродрома». Они наслаждались участием в бесконечных и однообразных (с точки зрения Покса) боевых эпизодах, любовных приключениях, пирах. Один находился в десятом веке новой эры и упивался властью над подданными, сидя на троне африканской империи Сонгай. Другой, в конце восемнадцатого века, готовился к отплытию из Нантакета на китобойном судне. Третий, в первом веке, участвовал в Иудейской войне под командованием Веспасиана. Четвёртый…

— И ты всерьёз полагаешь, что они откажутся от всего этого?— возник вдруг в его сознании голос Блэкбэда.

— Откуда ты взялся? — вздрогнул Стейбус. — Где ты сейчас?

— И то и другое неважно. Но ты, я вижу, никак не успокоишься. Только что тебя щёлкнули по носу, и ты сам был вынужден признать, что проиграл всю свою плохо спланированную кампанию по запрету или ограничению путешествий. И что же? Начнёшь сызнова?

— Я ничего не собирался начинать, — разозлился Покс.

Больше всего его раздражало то, что он не мог определить местоположение Блэка. По идее, он должен был присутствовать в той же эпохе и в сознании того же агента, что и он сам сейчас — адъютанта маршала Нея после отступления от Москвы в Смоленск наполеоновской армии. Но, несмотря на все старания, Покс не мог нащупать рядом никого, кроме посетителя салона, чьим агентом являлся молодой француз.

— Не собираешься начинать, значит… А зачем тогда сюда пришёл? — спросил Блэкбэд. — Зондируешь настроение масс? Оно — то же самое, что было три месяца назад. Или хочешь спасти парня?

— Какого? — не понял Стейбус. — Адъютанта или его клиента?

— Понятно, клиента, — сказал Блэкбэд. — Я не подозреваю тебя в намерении сознательно изменять прошлое. Адъютанта убьют вскоре после выхода корпуса Нея из Смоленска. Клиент вполне может отправиться к праотцам вместе с ним, поскольку не знает точного момента его кончины. Одно Восстановление у него уже было... Или хочешь спасти адъютанта тоже?

— Сам знаешь, что нет. И клиента не собираюсь трогать. Я не могу нянчиться с каждым по отдельности.

— Ты и со всеми вместе не можешь. Именно это я и пытаюсь тебе вдолбить.

Стейбус взглянул на заснеженный Смоленск и группу обмороженных, голодных французских солдат, на которых в эту минуту задержал взгляд адъютант Нея. Сам он тоже немало страдал от холода и недоедания, что отчасти передавалось Поксу.

— Как видишь, не все путешественники склонны лишь к удовольствиям, — заметил Блэкбэд. — Лишения и трудности их тоже влекут. Парень хочет перепрыгнуть в сознание Нея и пережить дальнейшее отступление наполеоновских войск в шкуре бравого маршала. Если у него всё получится, он останется жив, а впереди будет много интересного. Хотя, при желании, он может всегда отдохнуть от русских морозов, переместившись в Индокитай времён Вьетнамской войны двадцатого века. Его второй агент доблестно сражается в рядах армии США. Во Вьетнаме тепло. Даже жарко.

— Чего ты от меня добиваешься? — устало спросил Стейбус. — И откуда ты сейчас говоришь со мной?

— Я хочу, чтобы ты прекратил заниматься чужими делами и взялся за самосовершенствование, — ответил Блэкбэд. — Повысишь свой уровень — поймёшь, откуда я говорю, как мы с тобой общаемся, и сам научишься делать так же. Тебе ещё расти да расти, но как раз это и прекрасно. Возможности для бесконечного саморазвития. Тысячи прожитых жизней вместо одной твоей. Ты ведь только начал. И я уверен, что ты извлечёшь из подобного существования больше пользы, чем твои нынешние соседи по ретросалону.

— Сладко поёшь. Слушай, Блэк, а во время сорокадневного поста Иисуса в пустыне, на горе Искушения с ним беседовал не ты?

Стейбус физически ощутил нетерпеливое недовольство собеседника, словно они были в одной комнате и Блэкбэд резко встал и прошёлся из стороны в сторону. Поксу почудилось даже, что он услышал шорох его цветастого халата.

— Пойми же наконец, что ничего ты не изменишь, — начал Блэк после паузы, словно заново собравшись с мыслями. — Как думаешь, почему из всех народов Содружества ретроскоп изобрели именно алитейцы? Точно ответить на такой вопрос не сможет никто, но взгляни на это вот с какой стороны: большинство алитейцев приковано к своей планете из-за изнеженности местным климатом. И немалая часть упомянутого большинства всю жизнь проводит в дурно организованных резервациях, почему-то называемых городами. Люди ведь не живут здесь — их сюда загнали. Загнала необходимость иметь работу, загнала невозможность жизни где-то ещё. Многие годами не только за городскую черту не выезжают — вообще не покидают своего квартала, если работают здесь же. Ретроскоп для них — всё равно что персональный кондиционер в своём углу преисподней.

— Это не оправдывает правительство, ставящее граждан в подобные условия и предлагающее подобные утешения, — сказал Стейбус. — Не оправдывает и самих граждан.

— Точно! — как будто даже обрадовался Блэкбэд. — Но что здесь можно поменять? Люди тупеют от однообразного, убивающего творческое начало труда, от изнурительного неестественного распорядка жизни, скроенного для благополучного существования и развития промышленности. Человеку по природе свойственно отдыхать в средине дня — но работодатель не позволит своим служащим устраивать сиесту часа на три. Плевать ему на природу. Интенсификация трудового процесса — вот что для него важнее. А людей, задавленных нуждой и однообразием, как и во все времена, не интересует ничего, кроме хлеба и зрелищ. Когда хлеба становится совсем мало, требуется повышенная доза зрелищ, и граждане получают её с помощью ретроскопа.

— Ну, у нас никто не голодает, — возразил Стейбус. — Концентраты — дерьмо на вкус, но в них содержится всё необходимое. Собственно, они обеспечивают даже более полноценное питание, чем обычная пища.

— И этого достаточно?

— Отстань. Сам знаю, что нет. Но ведь не только служащие без категории готовы жить в ретроскопе!

— Верно, верно, — согласился Блэкбэд. — У нас чёткое и чертовски контрастное расслоение общества на бедных и богатых. Но тут мы попадаем на другую крайность. Когда брюхо туго набито и счёт в банке лопается, человек постепенно пересыщается всем, что можно получить за деньги. И ему требуется, опять-таки, стимуляция зрелищами. Вспомни древних римлян. Колизей посещали как простолюдины, так и те, для кого были зарезервированы четырнадцать рядов. Нельзя сказать, кто из них делал это с большей охотой.

Блэкбэд внезапно надолго замолчал. Покс обдумывал его слова. С одной стороны, он признавал неуязвимость логики Блэка, с другой — всё его существо сопротивлялось чужим призывам смириться с происходящим. И Стейбус не мог не признать, что, действительно, задумав сегодняшний поход в Лессику, он уже подсознательно готовился к новому этапу борьбы, хотя пока и не представлял себе с надлежащей ясностью своих дальнейших шагов.

— Самое главное, что никто ничего не хочет менять, — сказал Блэкбэд. — Хотя они могли бы. И все вместе, и порознь. Вместе можно строить лучшее общество, а порознь — добиваться личного успеха. И сейчас это проще, чем двести лет назад.

Поксу опять пришлось согласиться. Его предки после переселения на Алитею на протяжении трёх поколений торчали в служащих без категории — совсем не от недостатка ума или трудолюбия. А сейчас любой переселенец с планет Гойи может (при наличии способностей, упорства и небольшой доли везения) подняться до высших руководящих должностей. Времена меняются…

— Времена меняются, — угадал его мысль Блэкбэд. — Не меняются только люди. Ты просто не хочешь признать, что основная масса алитейцев — тупое инертное быдло, неспособное проявлять разумную инициативу, искать выход; неспособное даже ради собственного благополучия. Куда их повели, туда они и шагают. Они упорно станут зарывать свой талант в землю — тот самый талант, который есть у каждого; они с радостью втопчут в грязь любого, кто станет баламутить их уютное болото, пытаясь всплыть наверх; они не сменяют свой ужин, и вечер, наполненный глупыми и бесполезными развлечениями, на упорный труд и работу над собой ради отдалённой перспективы; обязательно упустят свой шанс и в конце жизни окажутся там же, где были вначале.