Страница 2 из 8
ЧЕРЕПАШЬИ ОСТРОВА
Ни селенья и ни пашни… Солнце. Скалы. Синева. Черепашьи, черепашьи, Черепашьи острова.
В воду тычутся носами, Тихо дремлют на волнах, Будто сами, будто сами Превратились в черепах.
Под горячим солнцем бродят, Не хлопочут, не спешат, На песке своём выводят Молодых черепашат.
Привезу черепашонка Я из плаванья домой, Обогрею малышонка В старом валенке зимой.
Заживёт в квартире нашей, Не шумлив и не высок, Черепаший, черепаший, Черепаший островок.
КАРАКОЛЕ
Уже неделю мы стояли в порту Касильда, и каждое утро, выходя на палубу, я слышал тоненький голосок:
— Сеньо-ор, караколе! Караколе!
Это кричала Тереза. Маленькая дочь рыбака. Дом их стоит на сваях. Прямо в море. Он пахнет рыбой. И под ним шелестят волны, плавают маленькие сардины и колышется морская трава. По берегу, как муравьи, бегают крабики.
Прямо к дому привязана лодка. Тереза забирается в неё. Поднимает морскую раковину. Показывает и кричит:
— Караколе, караколе!
Раковины красивые, розовые внутри. И Тереза дарит их нам. Они есть уже в каждой каюте, а Тереза всё привозит новые. Ей очень хочется, чтобы в Советском Союзе знали, какие красивые раковины есть в её море!
С Терезой мы подружились. Моряки дарят ей кусочки розового мыла, флакончики с одеколоном. Она нюхает их с удовольствием, покачивает головой: «Парфюме!» Я угощаю её яблоками, гречневой кашей, вожу по теплоходу, и она даёт мне руку. Чужому человеку руки не дают.
— Я привезу тебе самую красивую, самую большую раковину! Мучо, гранд! — говорит Тереза.
Сегодня Терезы нет. Мы уходим в море, а Терезы всё нет! Удивительно!
Вчера она узнала, что мы уплываем, и сказала:
— Попроси капитана, пусть он подождёт, пока я привезу тебе самую большую караколе. Она ещё в море, на дне, но я её достану.
А капитан ждать не может. Теплоход уже загружен сахаром. Мы готовимся к отплытию. Капитан приказывает убрать трап. А Терезы всё нет.
И вдруг из-за борта доносится тоненький крик:
— Караколе! Караколе! Сеньор, караколе!
Я вижу, как к нам приближается моторная лодка и Тереза, мокрая, в стареньком платьице, поднимает над собой громадную раковину. С неё ещё капает вода. Свисают водоросли. Но такой раковины никто из нас не видел.
Я беру её из рук Терезы. Трап поднимается. Теплоход медленно уходит. И девочка долго машет нам рукой.
Теперь мы снова в океане. На столе у меня в каюте раковина. Она очень большая. Я слышу внутри её гул. И мне кажется, что это шумит море у берегов Кубы. А на берегу стоят пограничники с автоматами, а недалеко от них — домик на сваях. Под ним плавают серебристые сардины, колышутся водоросли. И девочка в лодке долго машет мне вслед рукой.
ДЫМКИ
ФРЕГАТ БОЦМАНА ГОДУНОВА
Почти всей командой мы шли по знойной набережной Бомбея. В порту, за пальмами, качались мачты кораблей. А над нами тоже, как мачта, покачивал русой льняной головой Годунов — самый высокий боцман на всём торговом флоте. На него оглядывались рикши. Продавцы кокосов и заклинатели змей провожали его глазами, а он шёл стремительным шагом и посматривал на местные лавочки. Боцман искал себе новые часы и хороший подарок сыну.
Подарки боцман искал не впервой. Он уже покупал их раньше. Но все они один за другим исчезали. Купил в японском городке бумажного змея — и там же запустил на радость мальчишкам выше старого вулкана.
Пришли на Кубу — и всю леску, купленную в Иокогаме, размотал ребятам на удочки. Зато какая рыба ловилась с причала! Мальчишки азартно кричали: «Боцман, боцман! Гранд пескадо!» И боцман соглашался: «Рыба что надо!»
А в Калькутте привёл на палубу двух ребятишек, брата и сестру, отмыл, накормил и на прощание нарядил в новые белые рубашки.
— Ты же сыну купил! — говорил наш повар Вася.
— У меня сын пионер, — отвечал боцман, — он и сам бы поделился. — И Годунов поворачивался к стоявшей на полке среди книг фотокарточке сына — Правда?
Теперь боцман шагал, упираясь головой в бомбейские небеса и отмахивался от шумных продавцов мангуст, черепах, засушенных кобр и заводных мартышек.
— Боцман, смотри крокодил! — кричал кто-то из наших, подбрасывая в руках коричневого лакированного крокодила.
Годунов отстранялся ладонью: «Хорош! Но не надо».
— Боцман, джинсы! В самый раз на Петьку! — звал запыхавшийся Вася и прикладывал мальчишечьи джинсы к своему солидному животу. Но боцман разводил руками:
— Тоже мне удивил! Вдруг боцман заглянул в потрескавшуюся дверку одной лавочки. Постоял секунду-другую, протиснулся в неё, и, последовав за ним, мы словно очутились на прохладном дне океана: в тускловатом голубом подвальчике на полках розовели раковины, стояли громадные морские звёзды, топорщили иглы морские ежи… Но главное, над ними, развернув паруса, покачивался под вентилятором великолепный трёхмачтовый фрегат. Сквозь прорези в бортах смотрели точёные пушечки, по бокам от бушприта темнели лакированные якорьки.