Страница 8 из 31
Мой мир, до этого казавшийся таким большим, сжимается до миниатюрных размеров. Он сосредоточен в той вещи, которую я сейчас держу в руке: браслет из храмового серебра, который так долго лежал без дела и ждал своего часа. На предложение руки и сердца нельзя ответить отрицательно, но можно
промолчать
. И Дана не торопится заговаривать. Еще несколько секунд она смотрит на склон горы, а потом поднимает голову, и наши взгляды встречаются. Я могу прочитать ее мысли – несмотря на то, что она уже давно сняла с себя полномочия наставницы, мы до сих пор чуть ближе ментально, чем остальные каратели – но это было бы бесчестным поступком. Или… или мне было
страшно
узнать, о чем она думает.
Я не помнил, что такое страх. В последний раз я боялся чего-то много сотен лет назад, так давно, что, казалось, с того момента минула целая вечность. Что напугало меня тогда? Мысли о бесчестной смерти? Нет. Смерти я не боялся, да и в то, что она бывает благородной или бесчестной, не верил. Смерть – это просто смерть. У нее нет лица. Она приходит, забирает того, кого нужно забрать, и уходит. Перед ней все равны, будь то светлое или темное существо, богач или бедняк. Я боялся, что кто-то причинит вред тем, кто мне дорог? Нет. Они сами могли постоять за себя, а если бы им понадобилась моя помощь, я бы помог им, не задумываясь. Теперь же я испытывал странный, неправильный страх. Страх, который, скорее, свойственен смертным.
Страх потерять того, кто тебе дорог, еще до того, как этот кто-то ответил тебе взаимностью.
Дана смотрит на меня не прямо и гордо, как обычно, а чуть склонив голову на бок. О чем она думает?
Почему
она думает и не отвечает? Я пытаюсь разглядеть что-то в ее глазах, но это невозможно: предки-вампиры обделили нас выразительным взглядом, он всегда остается бесстрастным, даже если мы признаемся кому-то в любви. Порой нам кажется, что в глазах другого появляется что-то человеческое… но это просто наши фантазии. И в глазах Даны я вижу только холод.
Что она ответит? Скажет «да», и тогда браслет по праву будет принадлежать ей? Или промолчит, и тогда мне останется только отправиться в Храм и бросить крошечную вещицу в чашу со священным огнем? Я не раз видел, как сгорают вещи из храмового серебра. Он испарится мгновенно: вспыхнет и превратится в искры, а потом их забросают песком и бережно закроют чашу специальным колпаком до следующего раза. «Его ты подаришь той женщине, с которой захочешь разделить вечность».
Всего лишь один раз.
– Да, Винсент, – отвечает Дана коротко. Она намеренно не использует стандартную длинную формулировку, и мы оба понимаем, почему.
Я застегиваю на ее запястье браслет, и она внимательно разглядывает его – так, будто еще никогда не видела такой странной вещи. И мой мир снова становится большим. Таким большим, что его не охватить даже силой мысли, не объехать даже при условии, что у нас будет десять вечных жизней. И теперь рядом со мной есть существо, которому я смогу его подарить.
– Знаешь, сколько я ждала тебя? – спрашивает у меня Дана. – Почти две тысячи лет.
– Знаю. Мне нечего сказать в свое оправдание.
Дана качает головой.
– Я не об этом, Винсент, – говорит она. – Я бы ждала тебя дольше. Я бы ждала тебя хоть десять тысяч лет. Когда ты кого-то любишь, ты готов ждать вечно .
Мне хочется так много ей рассказать. Хочется говорить обо всем, рассказывать о самых простых вещах, не упускать мелочей, потому что они всегда самые важные – а мы всегда молчим о самом важном, и потом жалеем об этом. Хочется раз за разом объяснять простые истины. Прямо сейчас, не упуская момент, ведь это не может ждать. Но больше всего на свете мне хочется ее поцеловать. Сжать в объятиях и никуда не отпускать, что бы ни случилось. Увести ее куда-то, где не будет никого, кроме нас двоих – и навсегда остаться в этом мире. И я наклоняюсь к ней, но Дана поднимает руку и делает предостерегающий жест, а потом указывает на Храм у нас за спиной.
– Подожди немного, Винсент. Еще совсем немного.
После двух тысяч лет ожидания несколько дней должны показаться секундой, но я уже знаю, что они будут тянуться бесконечно. Через пару минут мы подойдем к Магистру, Дана покажет ему мой подарок, он поздравит нас и начнет готовить церемонию, а моя будущая подруга будет выбирать сопровождающую и подходящее для такого случая платье. Несколько дней шума и галдежа, которые мы, конечно же, проведем на ногах и не присядем ни на минуту – нашей церемонии предназначения ждали все, начиная с Магистра и заканчивая самыми незаметными темными слугами Храма. А пока мы сидим, смотрим на темное небо и думаем – каждый о своем, но наши мысли уже становятся общими. Я накрываю рукой ладонь Даны, и она легко сжимает мои пальцы.
– Я люблю тебя, Винсент, – говорит она.
Киллиан
Середина 17 века н.э.
Ливан, Темный Храм
Я торопился. Торопился как никогда в жизни. Так, будто за мной гнался черт или я сам гнался за сбежавшим из преисподней демоном. Или, может быть, пытался догнать саму жизнь, удирающую от меня с ехидной усмешкой. Солнце уже давно поднялось, и сегодня день обещал быть жарким и безоблачным. Черт побери. Еще вчера было темно и пасмурно, а сегодня солнце вылезло на небо с таким видом, будто ждало моего появления, и теперь собиралось откровенно повеселиться. Черт! Я запахнулся в плащ и подогнал и без того летевшего по дороге коня. Еще через пару миль он упадет без сил. И что тогда делать, я не знал. Все мои собственные силы уходили на борьбу с солнечными лучами и сохранение целостности. Я хотел как можно быстрее оказаться в Храме и высказать Авиэлю все, что думал о нем и его немыслимых поручениях.
Что за прихоть заставила меня, казалось бы, умудренного опытом, оставить без внимания тот факт, что я все еще вампир? Так нет же… наплевал на все и поехал днем. Рационального объяснения такому поступку у меня не было. Я торопился домой. Надеялся успеть… И что тогда? Что я сказал бы, что сделал бы? Я не в силах был что-то изменить. Даже если бы очень захотел. Меня затопила ярость. Скакун медленно завалился набок, подмяв меня под себя. Проклятие! Я выругался и отпихнул лошадь в сторону. Поднялся на ноги и поправил распахнувшийся при падении плащ. Лицо болело – солнце добралось до него. Кого бы поймать…
на закуску
… В качестве лекарства?
Я задыхался. Не думаю, что треклятое солнце на самом деле могло меня убить, но в груди все равно поднимался древний, первобытный страх, свойственный всем вампирам. И сейчас я благодарил Великую Тьму за то, что она в свое время послала мне Аримана, а тот напоил меня своей кровью. Ему нужна была наша с Авиэлем помощь, и наша неспособность перемещаться днем его нервировала и мешала воплощению каких-то сумасшедших планов. Но прошло уже столько веков!
Я немыслимо сглупил, торопясь вернуться домой.
Я почти физически ощущал яростные лучи, пытающиеся найти незакрытый тканью кусок кожи. Снова. Мой мир сжался до узкой ленты дороги, которая в этот момент казалась мне бесконечной. Страх и ощущение удушения затопили тело. Я нервно отбросил взмокшие волосы со лба и натянул на глаза капюшон. Я чувствовал себя слишком живым и уязвимым. Мне было слишком больно. Но никакая боль физическая не шла в сравнение с тем, что творилось у меня в душе. Авиэль меня слишком хорошо знал. И тот факт, что он выслал меня из Храма таким образом, чтобы я не попал на церемонию, не удивил. Он знал, что делать. А я… Болван.