Прикосновение к невозможному

– Мысли вслух.

Винсент думает об Аримане. Но потом снова смотрит на меня и усилием заставляет себя улыбнуться.

– Мы будем сегодня заниматься? Или… ты не в настроении?

– Будем.

Я сажусь за стол, смотря на нетерпеливого молодого карателя. Как ты молод, Винсент. Сердце оттаивает. Просыпается чувство, которое я бы охарактеризовала как тепло и симпатия. Любимое дитя своего создателя. Ты одно из самых близких мне существ. Не подведи меня, Винсент… Не подведи.

Дана

Начало 17 века н.э.

Ливан, Темный Храм

Почти всегда я приезжала на заседания Совета Тринадцати одной из первых, но сегодня меня задержали дела, и к моменту моего прихода почти все места были заняты. Включая и мое место слева от Винсента: на него по какой-то непонятной причине усадил свой зад Амирхан. Он уже чертову тысячу лет с лишним регулярно появляется в этом зале, но, видимо, до сих пор не понимает, что к чему. Я всегда знала, что у него

плохо с соображаловкой

.

– Эй! – Услышав мой голос, он встрепенулся и поднял голову от лежавших перед ним бумаг. – Тебе объяснить, где твое место, отвести тебя туда – или же ты будешь самостоятельным мальчиком ?

– Уже, уже.

Я подождала, пока он уйдет, а потом села, поправив полы мантии. Винсент, разумеется, не обратил никакого внимания на мой приход. Он был

занят

. Он

очень

занят: ведь у него теперь есть статус Хранителя и серьезные дела в Библиотеке. Это на порядок серьезнее и сложнее всех пустяковых дел, которыми маются старшие каратели. Он может сидеть часами, думая о своем, даже на заседаниях Совета. В такие моменты от него ответа на вопрос не дождешься – а о том, чтобы он заметил вас, снизошел и поприветствовал, и речи быть не может.

Но сейчас Винсент был занят другим делом (не менее важным, с его точки зрения) – он беседовал с Вестой, которая сидела по правую руку от него. Вот тоже странное существо: она смотрит на вас, а вы понимаете, что она вообще не здесь, а где-то в другом мире. Отличная бы получилась парочка. Да что там, почти получилась, с момента знакомства они

дышать

друг без друга не могут, наверное, все уже мысленно предназначили их друг другу. Что самое забавное, они и не разговаривают вообще, когда находятся рядом. Ни мысленно, ни вслух.

Просто молчат

. Ну, главное – чтобы им было весело. У каждого свои странности.

– Привет, Дана. Я обратил внимание на то, что ты пришла, но мне не хотелось прерывать разговор.

Я вытянулась на стуле и поджала губы. Уж не знаю, что я старалась изобразить, но больше всего мне хотелось скрыть овладевшие мной эмоции.

– Судя по всему, это был очень важный разговор?

– Мы обсуждали одно противоречие в теории темного времени… хочешь высказаться на этот счет? Нам важно твое мнение. Правда, сестра?

Веста, похоже, только сейчас поняла, что она находится в Темном храме. Она медленно подняла на меня довольно блестевшие глаза, облизнула приоткрытые губы (да, очень похоже, что они обсуждали именно

теорию темного времени

, ничего не скажешь) и, наконец, улыбнулась.

– Дана. Привет! Да, мы бы хотели услышать, что ты думаешь по этому поводу!

– Избавь меня Великая Тьма от этого вашего бреда, – ответила я. – За каким чертом нас тут сегодня собрали? Зачастил Магистр с заседаниями Совета!

– У нас с Авироной есть кое-какое предложение. Я попросил разрешения вынести его на обсуждение Совета Тринадцати, и мы получили согласие.

В тот момент, когда прозвучало «у нас с Авироной», я как раз разглядывала новое (по крайней мере, я его еще не видела) платье Елены и уже решила, что сразу после заседания попрошу ее снять мантию и продемонстрировать его во всей красе. Но Винсент вернул меня на землю.

– «У нас с Авироной»? – переспросила я.

– Да. А что?

Он посмотрел на меня так… так, что я в очередной раз поняла, почему женская половина старших карателей бегает за ним с высунутым языком (пусть и скрывает это, хотя не сказать что уж очень тщательно). С тех пор, как я надела мантию члена Ордена, меня баловали вниманием, задаривали подарками, несколько раз предлагали руку и сердце, но я отвечала молчанием (проще говоря,

отказом

). О, у меня был большой выбор! И он у меня до сих пор есть… чисто теоретически. Потому что на самом деле у меня

нет

никакого выбора. Знаете, почему? Потому что чертовы семнадцать веков назад Винсент, тогда еще мальчишка, впервые переступил порог Темного Храма!

Будь на его месте кто-то другой, я бы ни за что не согласилась стать его наставницей: я по его лицу видела, что мне предстоит нелегкая работа. Но я триста лет терпела бесконечные вопросы, страдала от его твердолобого упрямства, расплакалась на церемонии посвящения в члены Ордена… и, казалось, уже целую вечность, целую, Великая Тьма меня разбери,

вечность

мечтала о том, что когда-нибудь

буду принадлежать ему

. Даже не мечтала, нет. Я

желала

этого. Желала страстно, так, будто от этого зависит моя жизнь. Скажи мне кто-то, что когда-нибудь я встречу мужчину, которому захочу принадлежать – именно

принадлежать

, а не делить с ним вечную жизнь, постель, еду или какой там еще бред можно вообразить – то я бы громко рассмеялась ему в лицо.

Винсент за все время нашего знакомства не подарил мне ни одного подарка, я могла пересчитать по пальцам те случаи, когда он улыбался мне – не дежурно, а по-дружески – или делал комплименты. И снова: будь на его месте кто-то другой, то он давно бы отправился ко всем чертям. Но когда он смотрел на меня – даже случайно – то что-то замирало внутри. Сколько раз я, оставаясь наедине с собой, воображала тот момент, когда он сделает мне предложение! Сколько я говорила себе, что уже дошла до точки кипения, сейчас пойду и выскажу ему все, не думая о том, что в случае карателей инициатива должна исходить только от мужчин! И сколько раз мне хотелось, чтобы он просто…

обнял меня

. Ни на что не намекая, ничего не прося взамен, как эти идиоты, которые таскают мне чертовы бусы из янтаря и дурацкие платья, веря в то, что я буду носить всю эту дребедень, а потом пойду с ними… ну, не знаю. На охоту.

Если же смотреть на все это с точки зрения старшего карателя и одного из старейших членов Ордена, то Винсент для меня был не самой завидной парой. Слава о нем у нас ходила дурная, и никто не стал бы это отрицать. Если члены Совета Тринадцати высказывались очень осторожно и тщательно подбирали слова и выражения, то Винсент говорил исключительно то, что думает, и в той форме, в какой хочет. Законы и правила, судя по всему, писали для всех, кроме него, так как он плевал и на первое, и на второе в том случае, если это противоречило его интересам или же как-то его не устраивало. Он дружил со всеми старшими карателями, но единственным авторитетом для него был Великий Ариман – и по совместительству существом, с которым Винсент никогда бы не стал спорить. Что до Магистра – отношения их связывали странные, и Авиэль даже пользовался определенной долей уважения. Что, впрочем, не мешало Винсенту отпускать шутки в его адрес, пусть и редкие, но далеко не всегда невинные.