Прикосновение к невозможному

Виолетта спала на спине, сбросив на пол тонкое покрывало. Я снова укрыл ее, убрал с лица растрепавшиеся пряди черных волос, обратил внимание на то, что она хмурится, и положил ладонь ей на лоб. «Выпивать» кошмары вакханок было сложнее, чем кошмары людей, да и делать это мне приходилось нечасто, и голову сдавил свинцовый обруч боли. Я прикрыл глаза и выдохнул, отпуская увиденное. Виолетта улыбнулась во сне, погладила меня по руке и повернулась на правый бок. Теперь она не бродила в одиночестве по темным коридорам страшного каменного замка, а танцевала с подругами на залитом солнцем лугу. Совсем скоро они устанут и отдохнут в тени деревьев, а потом отправятся собирать травы для отвара – для вечерней церемонии. Остальное она, пожалуй, придумает сама.

Разместившись за столом в кабинете, я положил перед собой рисунок, над которым работал – портрет Даны – и уже взял было один из лежавших в небольшой жестяной коробке кусочков угля, но передумал. Мне осталось нанести последние штрихи, а потом критически оглядеть все целиком, но это следовало отложить до светлого времени суток. Я свернул работу, убрал ее в сторону и достал из ящика стола пару листов бумаги для писем. Давно, еще во время нашей совместной работы в Библиотеке, эту бумагу мне подарила Авирона – вместе со сделанным на заказ пером из венецианского стекла. Теперь такая вещь считалась «вышедшей из моды», но менять ее на что-то более современное я не торопился: стеклянное перо позволяло писать аккуратно и выводить каллиграфические буквы. Было что-то странное в том, что я использую подарок Авироны для того, чтобы написать письмо Дане… хотя вряд ли в моей жизни может произойти что-то

еще более странное

, чем теперешние события.

Дана,

Хочется верить, что ты до сих пор живешь в нашем парижском доме и получишь это письмо. Хотя я не уверен, что хочу этого. И не уверен в том, что его отошлю. Вероятно, правильнее было бы написать пару строк в дневнике и забыть, перевернув страницу. Жаль, что с жизнью нельзя сделать то же самое. Перевернуть страницу тогда, когда ты этого захочешь. А даже если это и происходит, то прошлое никогда не остается полностью позади – оно тянется за тобой, как невидимый хвост, и будет тянуться до тех пор, пока Великая Тьма не смилостивится над тобой и не решит, что пришло время забыть.

Теперь я могу отправлять тебе сколько угодно мысленных посланий, но ты не услышишь ничего. И, знаешь, это хорошо, Дана. В моей жизни было достаточно боли – да и в твоей тоже, хотя и иной природы – и теперь меньше всего на свете я хочу делать тебе больно. Я не сомневаюсь в этом даже тогда, когда ты вспоминаешь обо мне. Иногда я просыпаюсь по ночам и думаю о том, что мне хочется увидеть тебя. Просто увидеть, ничего при этом не говоря. Например, посмотреть на тебя во сне – я часто делал это тогда, когда мы еще были вместе.

Когда ты спишь, у тебя в лице появляется что-то детское и наивное, что-то очень простое – так проста бывает непостижимая истина после того, как ты ее поймешь. В такие моменты ты еще красивее, чем обычно, хотя вряд ли это возможно, и в тебе столько тепла и любви, что порой мне становилось не по себе: а смогу ли я принять все это и ответить тебе взаимностью? Наверное, у меня плохо получалось делать и то, и другое. Кто знает – может, поэтому Великая Тьма распорядилась именно так, и теперь мы не вместе.

И вот о чем я подумал, проснувшись пару дней назад, Дана. Когда-нибудь ты обязательно встретишь того, кто откроет это в тебе. Он примет твою любовь и ответит тебе взаимностью. Конечно, ты станешь совсем другой, не той Даной, которую я когда-то называл своей. Но зато ты будешь счастлива. И это – самый дорогой подарок, о котором я только могу мечтать. Бесценный подарок, потому что счастью любимого существа нет цены. Если мы когда-нибудь встретимся – через год или через сто лет – то я хочу видеть твою улыбку, пусть она и будет адресована кому-то другому. Я хочу, чтобы каждый день приносил тебе радость.

Ты свободна – ты мечтала об этом, точно так же, как любой из нас – и теперь ты вольна распоряжаться своей жизнью так, как захочешь. Теперь тебе часто нужно будет делать выбор, ведь больше нет ни клятв, ни правил. И, если мое мнение что-то значит для тебя, я хочу, чтобы в определенный момент ты выбрала не долг, как приходилось раньше, а счастье. Если ты будешь счастлива, Дана, то буду счастлив и я.

Всегда твой,

Винсент

Я, не перечитывая, сложил письмо в конверт и открыл один из ящиков стола в поисках именной печати.

– Неужели в такой час тебе нечем заняться – и ты пишешь письма?

Появившаяся в кабинете Виолетта подошла к столу и подбоченилась, глядя на меня.

– Или ты работаешь? – задала она очередной вопрос.

Я поднялся, снял рубашку и накинул ее ей на плечи.

– Не думаю, что тебе стоит разгуливать по дому без одежды. Сегодня холодно, ты можешь простыть.

– Мы редко простываем, – легкомысленно махнула рукой Виолетта. – Я голодна. Что ты думаешь по поводу очень-очень позднего ужина или очень-очень раннего завтрака?

– Я накормлю тебя.

Она подняла на меня глаза и рассеянно потрепала волосы.

– А ты сам не голоден?

– Нет. Выпью чего-нибудь.

– Меня ? – поинтересовалась она с кокетливой улыбкой.

– До утра еще далеко. Можно многое успеть.

Виолетта принялась разбирать лежавшие на столе рисунки.

– Как здорово! Я была почти во всех этих местах. Париж, Иерусалим, Венеция, Флоренция, Рим… а это что?

Я бросил взгляд на заинтересовавшую ее работу.

– Италия. Озеро Аверно.

– А вот и наши края. – Она поднесла к глазам один из моих недавних набросков пастелью – у меня не доходили руки до того, чтобы полноценно изобразить здешний восход. – Ты хорошо рисуешь.

– Спасибо.

– А это кто?

Виолетта развернула портрет Даны и принялась заинтересованно изучать его.

– Моя подруга… бывшая подруга.

– Бывшая? – спросила она удивленно. – Разве у карателей бывают бывшие подруги? А как же клятва предназначения – «будем вместе, пока Великая Тьма не распорядится иначе»?

– Порой Великая Тьма отдает неожиданные распоряжения .

Виолетта вернула рисунок на стол.

– Она настоящая красавица, – сказала она печально. – Не грусти. У нас говорят, что Великий Бог ничего не забирает без того, чтобы дать что-то взамен.

– Ваш бог мудр.

– Бог непостижим . Мудры могут быть только те, кто следует за ним. – Ее взгляд упал на скрипку, лежавшую на комоде возле окна. – Я тоже играю… можно попробовать?

Я кивнул в знак согласия. Виолетта движением профессионального музыканта пристроила скрипку на ключице, прикоснулась смычком к струнам, но инструмент не издал ни звука.

– Издеваешься? – обиженно насупилась она. – Зачем ты ее заколдовал?

– Такой у нее характер, – улыбнулся я. – Она признает только меня.

– Сыграй мне , – потребовала Виолетта.