Тэтчер: неизвестная Мэгги

Правда, какую бы PR-броню ни надевала Тэтчер на себя во время публичных выступлений и заседаний военного кабинета, она продолжала оставаться женщиной. У нее тоже были чувства, и, как у любой представительницы прекрасной половины человечества, их было куда больше, чем у закаленных в боях коллег-мужчин.

– Тэтчер гораздо больше подвержена переживаниям, чем любой другой мужчина на ее месте, – замечает Вудро Ватт. – Она каждое событие пропускает через себя.[526]

Один из ее помощников следующим образом описывает типичную реакцию Маргарет на одну из трагичных новостей:

– Мэгги опустила голову, и ее взгляд уперся в стол… На минуту-другую она полностью отключилась от сидевших вокруг членов военного кабинета. Затем героическим усилием воли заставила себя вернуться к происходящему. Когда Маргарет подняла голову, по ее щекам текли слезы.[527]

Тэтчер решила семье каждого погибшего от руки писать утешительные письма. Маргарет отлично помнила, что она пережила, узнав о пропаже своего сына в Сахаре.

– Мне повезло, а им нет, – признается она уже после окончания Фолклендской войны.[528]

Чем больше страданий она видела, тем напористее становилась в своем желании закончить войну. За много веков до прихода Тэтчер к власти Суньцзы в своем трактате «Искусство войны» доказывал, что в любом сражении удача находится на стороне сильнейшего. При этом сильнейшего не величиной своей армии или количеством патрон, а стальной волей и силой духа. В глубине души Гальтьери понимал, что уступает своей визави, вскоре это поняли и другие.

Минуя легендарный флагманский корабль адмирала Нельсона «Виктория», под восторженные крики толпы и торжественные звуки духового оркестра авианосцы «Гермес» и «Непобедимый» покидали гавань Портсмута. На борту последнего из них среди толпы других моряков, одетых в парадные сине-голубые мундиры, стоял сын королевы принц Эндрю, второй после Чарльза потенциальный наследник престола. В Атлантике к двум авианосцам присоединились эсминцы, миноносцы, фрегаты, четыре подводные лодки, а также гордость гражданского флота – корабль «Королева Елизавета II».

Чем ближе подплывали британские корабли к Фолклендским островам, тем воинственнее становился голос британского премьера.

– Чтобы вам сразу стало понятно, все наши усилия направлены на мирное решение данного конфликта, но не на мирное разрешение, – убеждала она британский парламент.[529]

В день высадки Маргарет, не сдержав эмоций, воскликнула:

– Радуйтесь! Радуйтесь![530]

Вскоре британский бомбардировщик с дельтовидным крылом атаковал Порт-Стэнли, сбросив на него 21 бомбу. Его примеру последовали «стрекозы» авианосцев – реактивные истребители «харриеры» с вертикальным взлетом. Им удалось полностью разрушить взлетно-посадочные полосы, использующиеся противником для доставки продовольствия и боеприпасов.

Решительность Тэтчер вызвала определенный скептицизм у международной общественности в целом и у Белого дома в частности.

– Наше положение очень трудное, потому что мы дружим с обеими сторонами, – признавался Рональд Рейган.[531]

Ситуация осложнялась и тем, что американские политики по-разному смотрели на происходящий конфликт и ту роль, которую предстоит сыграть в нем США. С одной стороны баррикад оказались бывший верховный командующий вооруженными силами НАТО Александр Хейг и министр обороны Каспар Уайнбергер, готовые оказать широкую поддержку британским солдатам. С другой – представитель США в ООН Джин Киркпатрик и помощник государственного секретаря по американским делам, ведавший политикой США в Латинской Америке, Томас Эндерс, ратовавшие за сохранение дружественных отношений с Аргентиной (как противовес коммунистической Кубе команданте Кастро!).

После многочисленных совещаний за закрытыми дверьми американские политики пришли к решению, что Великобритании не добиться победы и битва за Фолклендские острова превратится в современный вариант Суэца. Для сообщения столь нелицеприятной для Британии позиции было решено отправить на Туманный Альбион Александра Хейга.

Маргарет приняла его на втором этаже дома номер 10 на Даунинг-стрит в своем рабочем кабинете. Еще до начала непосредственного обсуждения сложившейся ситуации она обратила внимание Хейга на висевшие на стенах портреты адмирала Нельсона и герцога Веллингтона. Для Александра все стало ясно: «железная леди» готова дать бой. «Ее настрой воинствен, точка зрения – категорична, и самое главное – она права», – подумал про себя Хейг.

Когда они сели за импровизированный обед, состоящий из жареного бифштекса и картошки, Маргарет, ритмично чеканя слова, произнесла:

– Не забывайте, в 1938 году за этим столом сидел Невилл Чемберлен и говорил о чехах как о народе, живущем где-то далеко.

Эмоции переполняли Тэтчер. Ее и без того строгий голос превратился в пугающий рык:

– А потом началась мировая война, погубившая свыше 45 миллионов невинных людей.

– Может быть, нам следовало узнать мнение самих жителей Фолклендских островов? – попытался возразить ей Хейг.

Ударив кулаком по столу так, что стоявшие на нем фужеры едва не опрокинулись, Маргарет закричала:

– Прекратите повторять об американской беспристрастности и скажите хунте, чтобы она вывела свои войска!

Затем, немного успокоившись, она добавила:

– Ал, только после того, как это случится, мы сможем обсуждать будущее данных островов.[532]

Вернувшись в свой люкс в гостинице «Клариджес», Хейг сбросил с себя пиджак, поправил прилипшую к телу рубашку и раздраженным голосом крикнул:

– Принесите скорее выпить!

Откинувшись в кресле, он устало вымолвил:

– Чертовски упрямая леди!

Вечером Александр телеграфировал президенту, что Тэтчер «закусила удила». Она жестче, увереннее и воинственнее, чем любой член ее собственного кабинета.[533]

Одним из проявлений решительных действий британского премьера стало создание около Фолклендских островов 200-мильной запретной зоны.

– Мы будем топить любое судно, оказавшееся в указанном водном пространстве, – заверил общественность Джон Нотт.[534]

2 мая подводная лодка британцев «Завоеватель» обнаружила второй по величине корабль ВМС Аргентины – крейсер «Генерал Бельграно». Судно находилось в 60 километрах от 200-мильной зоны и двигалось в противоположном от нее направлении. Военные засомневались, правомерно ли будет открыть огонь по объекту, формально не нарушившему установленные правила. Первые лорды Адмиралтейства нервно просматривали Правила, чтобы отыскать хоть малейшую зацепку для открытия огня. Все решил прямой приказ из Чекерса.

– «Завоеватель» должен торпедировать «Бельграно», – раздался голос премьера.[535]

Этот приказ был тут же подвергнут критике по обе стороны Атлантического океана[536]. Но несмотря на всеобщее недовольство, Маргарет ни на йоту не сомневалась в происходящем. Отвечая на нападки парламента, она заявила:

– «Бельграно» представлял явную угрозу для наших сил, дислоцирующихся в этом районе. Если бы мы его упустили, было бы слишком поздно, и мне пришлось бы выступать перед членами палаты с новостью, что один из наших кораблей потоплен.[537]

Настроение Тэтчер лучше всего выразил заголовок газеты «Sun». На первой полосе красовалось аршинными буквами: «ВРЕЗАЛИ!» Потопление «Бельграно» лишний раз доказало, что в своей борьбе Маргарет не знает ни компромиссов, ни жалости[538]. Впоследствии же Мэгги назовет это «самой решающей военной акцией в ходе Фолклендского конфликта».[539]

526

Wyatt W. Confession of an Optimist. P. 345.

527

Campbell J. Op. cit. P. 140.

528

Интервью Йоркскому телевидению от 19 ноября 1985 года.

529

Campbell J. Op. cit. P. 148.

530

Огден К. Op. cit. С. 273.

531

Ibid. P. 269.

532

Young H. Op. cit. P. 272.

533

Огден К. Op. cit. С. 271.

534

Ibid. P. 269.

535

Young H. One of Us. P. 276.

536

Самое интересное, что недовольство англичан было гораздо сильнее аналогичных чувств аргентинцев. Последние на удивление спокойно восприняли столь неприятную новость. Как признавался контр-адмирал Гальтера Альяра: «Вся территория на Южной Атлантике была театром для военных действий. Мы могли только сожалеть, что потеряли „Бельграно“». – Примеч. авт.

537

Thatcher M. Op. cit. P. 215; Campbell J. Op. cit. P. 146.

538

Упоминая о настойчивости, невольно вспоминается другой эпизод, произошедший за 42 года до этого. После капитуляции Франции в июне 1940 года Черчилль попросил в рамках франко-британского договора передать Соединенному Королевству французский флот. Французы отказались, предпочтя отдать свои корабли новым хозяевам из вермахта. Реакция Черчилля последовала незамедлительно. 3 июля по личному приказу премьер-министра британская эскадра уничтожила французский флот при Оране, даже не успевший сойти с якоря. – Примеч. авт.

539

Thatcher M. Op. cit. P. 215.