Чтиво

Пфефферкорн был прикован к роскошному креслу, специально модифицированному для пленников: толстые железные обода удерживали руки на подлокотниках, а ножные кандалы не позволяли оторвать ступни от пола выше чем на шесть дюймов. Президент чувствовал себя гораздо свободнее. Его ноги в ботинках двадцать второго размера,[16] по спецзаказу сшитых из козьей кожи, с грохотом опустились на стол эпохи Георга Второго.

— По правде, люди хотят одного — веселиться. — Качнув телесами, Титыч прихлебнул от щедрой порции пятидесятипятилетнего односолодового скотча. — А почему нет? Но злабы иначе устроены. Вечные «ой, нельзя» и «ах, стыдно». По крайней мере, некогда так было. Я надрывался, чтоб изменить ситуацию. Тут скорее психология, нежели экономика. Например, это обожаемое телешоу с поэтами-плаксами. С гордостью скажу, что по нашу сторону бульвара такое не прокатит. Нет, нам нужны победители.

Сейвори, замерший возле музыкального автомата, покивал. Десять охранников не шелохнулись.

Из кармана пиджака Титыч достал пачку экстрадлинных «Мальборо» и нажал кнопку в столе. Из стены вырвалась восьмифутовая рокочущая струя пламени, которая, едва не опалив его лицо, сожгла полсигареты. Титыч затянулся, выдохнул дым и стряхнул пепел в украшенную бриллиантами пепельницу в форме рулетки.

— Народу нашему туго пришлось, спору нет. В какой-то момент ты вынужден брать на себя ответственность. Вот в чем прелесть свободного рынка: он не помнит ни твоих взлетов, ни падений. Беспощадный, но в чем-то очень милостивый. Черт, я проголодался. Где они?

По знаку дверь распахнулась, впустив пятнадцать невероятно грудастых девиц в бикини, которые несли уставленные яствами подносы из чистого серебра. Пристроив ношу на сервант, подавальщицы чмокнули правителя в щечку и скрылись. Пфефферкорн унюхал копченую рыбу и свежеиспеченные блины. Один охранник наполнил тарелку, которую поставил ему на колени. Второй взял его на мушку, а третий вынул кляп и расковал руки. Довольно улыбаясь, Титыч наблюдал, как пленник ест.

— Вкусно, правда? Не то что всякие «корнеплоды» да «козье молоко».

— Спасибо, — сказал Пфефферкорн. Он не видел смысла перечить.

— На здоровье. Выпьете?

Пфефферкорн согласился бы, даже если б не имел указаний Сейвори.

— Это нечто. — Титыч передал бокал телохранителю, и тот сунул его под нос пленнику — мол, оцени аромат. — Торфяной, но мягкий.

Пфефферкорн кивнул.

— Чин-чин! — сказал правитель.

По сравнению с труйничкой скотч показался нектаром.

— Попробуйте гравлакс, — сказал Титыч. — Домашнего засола.

— Восхитительно, — сказал Пфефферкорн.

— Приятно слышать. Еще кусочек?

— Благодарю, достаточно. — Пфефферкорн передал пустую тарелку охраннику, хотя весьма охотно взял бы добавки.

Титыч загасил окурок.

— Как прошла поездка? Не слишком утомила?

Пфефферкорн помотал головой.

— Надеюсь, Люсьен не пересолил.

Краем глаза Пфефферкорн заметил угрожающую улыбку Сейвори.

— Нет, я будто на курорте.

Охранник подал ему новую тарелку: икра, крем-фреш, каперсы и нежная слабосоленая сельдь в легкой томатной заливке.

— Вот и славно. Дело принципа, чтоб вам было хорошо и комфортно. — Титыч зажал в губах новую сигарету. — Каждый вправе вкусить удовольствий, которые предлагает этот мир. — Вызвав огненную струю, он сделал затяжку. — Тем более тот, кто скоро его покинет.

85

Пфефферкорн замер. Потом проглотил непрожеванный кусок селедки и отер томатную заливку с губ.

— Что, простите?

Сейвори ухмылялся.

— Вы меня убьете? — спросил Пфефферкорн.

— Чего уж так удивляться? — сказал Титыч. — Вы доставили немало хлопот. Было совсем непросто похитить Карлотту де Валле, а тут еще вы в роли «героя»…

— Погодите! — перебил Пфефферкорн.

Все вздрогнули.

Повисло долгое молчание.

Президент улыбнулся:

— Ну-ну, говорите.

— Я… э-э… полагал, Карлотту похитили «Маевщики-26».

— Именно так.

— Но только что вы сказали, это ваша работа.

— Верно.

— Простите, я не понимаю.

— «Маевщики-26» — это я, — сказал Титыч. — Они плод моей фантазии. Не забудьте, я хочу спровоцировать войну. Что лучше, чем раздуть пламя реваншизма? Главная цель группы — воссоздать Великую Злабию и любыми средствами установить главенство коллективистских законов. Это четко заявлено в ее манифесте, который я сочинил в ванне. Пожалуйста, Люсьен, фрагмент из преамбулы.

Потыкав кнопки смартфона, Сейвори прочел:

— «Наша главная цель — воссоздать Великую Злабию и любыми средствами установить главенство коллективистских законов».

— Что вы с ней сделали? — спросил Пфефферкорн.

— Сейчас она в штабе группы, который расположен в Западной Злабии.

— В Западной Злабии?

— Естественно. Если б штаб размещался здесь, было бы ясно, кто «дергает за веревочки», м-м? Приказы отдаются через связников. Кроме того, кто придаст большую достоверность фальшивому контр-контрреволюционному движению, чем подлинные оголтелые контр-контрреволюционеры? Фантастически преданная компания, ей-же-ей. С детства они натасканы на яростную борьбу за недостижимые цели. Благослови господь коммунистическую систему образования.

— И на старуху бывает проруха, — сказал Пфефферкорн. — Штаты не ввяжутся.

— Чепуха. Штатам милее ввязаться, нежели допустить, чтобы китайцы за бесценок получили газ.

— Но в первый-то раз не сработало, — сказал Пфефферкорн.

— Какой еще первый раз?

— Когда вы инсценировали покушение.

— Так сказали ваши наставники. Пфефферкорн кивнул.

— И вы поверили.

Пфефферкорн снова кивнул.

— Вы хоть знаете, как больно получить пулю в задницу?

— Нет, — признался Пфефферкорн.

— Конечно, иначе поняли бы, что все это полная брехня. Я в себя не стрелял.

— Тогда кто стрелял?

— Вы. В смысле, ваше правительство. Те, кто подбросил вам книгу.

Пфефферкорн смешался.

— Какую книгу?

Титыч взглянул на Сейвори.

— «Кровавые глаза», — сказал тот.

— Во-во. Убойное название.

— Спасибо, — сказал Сейвори.

— Невозможно. В «Кровавых глазах» была фиктивная шифровка, — сказал Пфефферкорн.

— Мои ягодицы утверждают обратное, — сказал Титыч.

— Ведь они ваши союзники.

— Ягодицы?

— Нет, Штаты.

— «На бумаге», но сами знаете, чего это стоит.

— Вы же сказали, что ваше вторжение поддержат.

— Непременно.

— А теперь говорите, что они же пытались вас убить.

— Да.

— Не замечаете противоречия?

Титыч пожал плечами:

— Политика.

— С какой стати я должен вам верить?

— Зачем мне врать?

— А им зачем?

— Масса причин. Чтоб вас оболванить. Чтоб отмежеваться от подготовки хладнокровного политического убийства. Чтоб сохранить образ «славных парней». Во всяком случае, Люсьен перехватил шифровку, и я отделался легким ранением. Но призадумался. Почти сорок лет ваша братия вмешивается в наши дела. Не пора ли самим отведать собственное снадобье? Отсюда и… черт, как там?

— «Кровавая ночь», — подсказал Сейвори.

— Во-во. Классное заглавие.

— Благодарю вас, — сказал Сейвори.

— Короче говоря, — сказал Пфефферкорн, — вы заставили Сейвори заставить меня заставить моего издателя заставить американских тайных агентов убить Драгомира Жулка?

— Да, да, да и нет.

— Нет — про что?

— Про убийство Жулка. Боюсь, вас ввели в заблуждение. «Кровавая…» — черт, опять вылетело…

— «Ночь», — сказал Сейвори.

— Да, класс. Короче, фиктивная шифровка была во второй книге.

Пфефферкорн вытаращился.

— Фиктивная шифровка?

— Мы не могли поместить настоящую, поскольку не располагаем Верстаком.

— А фиктивная-то зачем?

— Чтобы разрушить модель передачи и внести сумятицу.

— Тогда кто убил Жулка?

16

Американская таблица размеров мужской обуви заканчивается 14-м номером (46-й российский размер).