Страница 53 из 55
— Нет, но, если вы пришли для того, чтобы сообщить об этом, то для меня это лишнее, так как наперед можно сказать, каков будет приговор. Когда дело касалось поимки убийцы моего мужа, вы имели возможность убедиться в моей храбрости и мужестве, но теперь, когда он арестован и предан суду, мне уже незачем думать о нем.
— Что ж, не буду говорить вам о том, чем закончилось заседание, раз вы уверяете, что знаете все наперед. Однако я считаю своим долгом рассказать вам о том, что выяснилось в ходе разбирательства. Ваш муж никогда не знал Зоннен-Лину, и его не видели вместе с ней.
— Ах! — воскликнула Мария, побледнев.
Если бы ей сообщили об этом несколько недель тому назад, она испытала бы огромную радость. Но теперь измена мужа была оправданием ее новой любви!.. Оправившись немного, Мария обратилась к Зигу с вопросом:
— Но что же, если не ревность, заставило атлета убить моего мужа?
— Не он убил вашего мужа.
— Не он?! Как так? Но ведь он сознался в преступлении!
— Произошла небольшая ошибка. Он действительно убил человека, но имени его атлет не знал. Он думал, что убил вашего мужа. Будьте любезны прочесть вот эту статью под заголовком «Суд», и вы узнаете, чем закончилось заседание, на котором вы не посчитали нужным присутствовать.
Мария дрожащими руками взяла протянутый ей листок. Когда она прочитала статью, листок выпал из ее рук. Зиг поднял его и сунул в карман, а женщина погрузилась в глубокое раздумье. Сыщик нарушил молчание такими словами:
— Теперь мы можем начать все сначала.
Гордо откинув голову назад, Мария спросила:
— Что начать сначала?
— Как что? Придется вновь приступить к поискам убийцы, — сказал Зиг с ледяным спокойствием.
— Это дело правосудия, — холодно заметила вдова, — я больше не желаю в это вмешиваться.
— Как быстро вы меняете мнение, — с иронией заметил сыщик.
Мария не выдержала и высокомерно воскликнула:
— Попрошу избавить меня от ваших колкостей!
— Если я и сожалею о происшедшей в вас перемене, то только потому, что мы рассчитывали на вас.
— Что вы хотите этим сказать?
— Я надеюсь, что вы не откажетесь помогать нам. К несчастью, я пошел по ложному следу, но теперь я вернусь к первоначальному, несомненно, верному.
— К первоначальному! — воскликнула женщина, только теперь начиная понимать.
— Да, конечно. Раз атлет оказался невиновным в убийстве вашего мужа, то я имею все основания снова подозревать Хорфди.
— Вряд ли это может повредить ему. Я хорошо его узнала, это безупречный человек. Не смейте оскорблять его своими подозрениями.
— Госпожа ван ден Кольб! — воскликнул Зиг, теряя терпение. — С тех пор как я вошел в эту комнату, вы не перестаете обращаться со мной в высшей степени пренебрежительно, будто я не человек, а безликое орудие правосудия. Что ж, прекрасно, в таком случае, я буду следовать тому, что велит мне долг. Мне дано поручение отыскать преступника, и я найду его, не заботясь о чувствах влюбленной женщины.
Мария вскочила с кресла и, указав Зигу на дверь, крикнула:
— Вон!
Побледнев, сыщик направился к двери, а вдова опустилась на кресло и в отчаянии воскликнула:
— До чего я дошла? Что это за страна, где мужчин убивают, а женщин оскорбляют в их собственной квартире?
Мария была прекрасна в своем возмущении. Ее чудесные черные волосы, которые она небрежно подколола, чтобы принять сыщика, рассыпались по плечам. Гнев яркой краской окрасил ее щеки и губы. Зиг, задержавшийся на минуту в дверях, посмотрел на нее и нашел, что никогда еще не видел Марию такой прекрасной. Сыщик больше не владел собой. Бросившись к ней и обхватив ее голову руками, он припал губами к ее губам. Это был первый и единственный поцелуй в его жизни. Содрогнувшись от этого ненавистного прикосновения, Мария вырвалась из рук Зига и ударила его по лицу. Не помня себя от обиды, она вылетела из комнаты.
Когда Зиг ушел, вдова, немного оправившись от негодования, села за письменный стол и, помрачнев и нахмурившись, набросала следующие слова: «Не приходите сегодня ко мне днем, но вечером, ровно в семь часов, я жду вас. У меня есть кое-какой план». Она надписала конверт и передала его Розе.
— Распорядись, чтобы это письмо отнесли по указанному адресу.
Когда Роза вернулась, Мария сообщила ей, что завтра же уезжает в Италию.
— Приготовь все для путешествия, — приказала хозяйка.
Через четверть часа она уже ехала к своему адвокату. Переговорив с ним о делах, вдова зашла в церковь и, помолившись там, поехала на кладбище. Опустившись на колени у могилы мужа, она умоляла простить ее.
В тот день отмечался день рождения императора. На улицах были толпы народа, и постовые напрасно старались водворить порядок.
Но даже в этой толпе Марию не переставал преследовать человек, которого она не замечала. Когда ее экипаж поехал быстрее, этот человек тоже взял извозчика и таким образом одновременно с Марией очутился на Кляйстштрассе. Вдова поднималась по парадной лестнице, а ее преследователь — по черной.
Было семь часов, когда хозяйка вернулась домой. Вскоре явился и Хорфди.
— Что вы придумали? — обратился он к Марии, когда они остались одни. — О каких планах вы мне писали?
— Я решила оставить Берлин. Завтра утром я уезжаю отсюда.
— Хорошо, едем, — сказал Хорфди.
— Вы хотите последовать за мной?
— Как вы можете об этом спрашивать? — воскликнул он, покрывая ее руки поцелуями.
— Сядьте, я должна серьезно с вами поговорить. Я допустила одну ошибку… Я уже много слез пролила из-за нее, но теперь хочу, чтобы между нами была полная ясность. Я верю в вашу любовь, которая поможет мне забыть прошлое. В этом я не сомневаюсь.
— Это действительно так, — с жаром проговорил Хорфди, — вся моя жизнь принадлежит вам одной! Вы хотите в Италию? Тем лучше, я уже давно мечтаю об этом. В этой прекрасной стране, под ясным небом, наедине с вами, я постараюсь воспитать в себе недостающие мне качества… Но куда же мы поедем? В Геную, к вашим родным?
— Да, мне хотелось бы, чтобы и моя мать полюбила вас.
— А как вы меня ей представите? Как друга?
— Нет, для моих родных вы будете человеком, чье имя я буду носить, когда закончится траур…
— Значит, вы согласны? — радостно воскликнул он.
— Конечно! Вы можете жениться на мне, ничего не опасаясь, — сказала Мария с улыбкой. — Я происхожу из уважаемой семьи, и в моем прошлом нет ничего, чего я могла бы стыдиться.
— Ах! Отчего я не могу сказать того же про себя! — вздохнул Хорфди.
В эту минуту вся комната осветилась: по другую сторону улицы в большом торговом доме зажглась иллюминация. Послышались громкие возгласы толпы, крики и смех, звуки военной музыки…
Нет в мире ничего более заразительного, чем восторг. Хорфди, уже и без того распаленный предшествовавшим разговором, пребывал в нервном возбуждении, которое только усиливалось от музыки и криков с улицы.
Молодой человек уже давно собирался сделать Марии признание. Его неотступно преследовала одна мысль, отравляя самые радостные минуты. Он думал, что будет страдать меньше, если откроет кому-нибудь свою тайну и облегчит совесть. Хорфди надеялся, что, если Мария выслушает его и простит, ему станет спокойнее. Что, как не ее полные любви слова, могли утешить его, поддержать, помочь ему воспрянуть духом?
Молодой человек подошел к Марии и, схватив ее за руки, сказал:
— Могу ли я доверить вам тайну?
— Конечно, — ответила она, не задумываясь.
— Одно воспоминание не дает мне покоя. Оно грызет меня день и ночь.
— Какое воспоминание? — спросила Мария, поднимая голову.
— Что бы вы сказали, если бы узнали, что человек, которого вы любите, чье имя собираетесь носить, совершил дурной поступок, даже преступление?
— Я не поверила бы! — воскликнула она.
— А если это правда? Если в минуту гнева и сумасшествия он настолько увлекся, что ранил человека?
Смертельная бледность проступила на лице вдовы, и она отшатнулась от Хорфди.