Спаси меня (ЛП)

Но сегодня на уме у Винса было другое. То, что не имело никакого отношения к прошлому. Он должен был признать, что чем больше думал о покупке заправки, тем более привлекательной становилась эта идея. За год он мог купить ее, отремонтировать и продать. Или, черт возьми, мог стать следующим Джоном Джексоном – владельцем и основателем почти ста пятидесяти круглосуточных магазинов по всему Северо-западу.

Правда, Винс ничего не знал о круглосуточных магазинах, но Джон тоже не был в этом профессионалом. Этот парень работал продавцом в «Шеврон» в маленьком городке в Айдахо, а теперь стоил миллионы. Не то чтобы Винс хотел стать олигархом. Он просто был не из тех, кто любит костюмы и галстуки. У него был неподходящий характер для Советов директоров. Винс достаточно хорошо знал себя, чтобы понимать, что не отличается особой дипломатичностью, если вообще отличается хоть какой-нибудь. Ему нравилось прорываться через эту ерунду и делать свое дело. Он лучше вышибет дверь, чем уговорит открыть ее, но ему было тридцать шесть, а его тело было достаточно побито за все годы вышибания дверей, прыжков с самолетов и борьбы с волнами, и вытаскивания «Зодиака» на прибрежный песок.

Пробежав под тусклым фонарем, Винс свернул на север. Он пережил «адскую неделю» во время обучения и прослужил десять лет в Первом отряде, Коронадо. Он путешествовал по всему миру, а затем переехал в Сиэтл, чтобы помочь воспитывать своего племянника. Работа, которая иногда заставляла его страстно скучать по дням безжалостных песчаных бурь, гнилым болотам и пробирающему до костей морозу. Винс мог справиться с одним маленьким круглосуточным магазином, и, если уж быть честным, прямо сейчас он все равно ничем не был занят.

К нему приближалась машина, и он свернул к тротуару. Винс не чувствовал себя так... бесцельно уже очень давно. С тех пор, как отец ушел от него, матери и сестры. Ему было десять, когда старик исчез и больше не возвращался. Десять, когда Винс впервые задумался о своем месте в этом мире. Он был слишком маленьким, чтобы помогать матери, но слишком взрослым, чтобы плакать, как сестра. И чувствовал себя беспомощным. Чувство, которое ненавидел и по сей день.

Тогда они жили в маленьком доме на озере Кёр-д’Ален в Айдахо. Чтобы убежать от боли из-за ухода отца и неспособности матери справиться с этим, Винс провел большую часть лета, исследуя подводный мир в тех холодных водах. Каждое утро он готовил сестре завтрак и присматривал за ней, пока не встанет мать. Затем надевал плавки, брал ласты и очки и отправлялся в путь. И каждый день заплывал дальше, чем вчера, нырял глубже и задерживал дыхание на более долгое время. Это было единственным, что давало ему цель. Единственным, что помогало не чувствовать себя таким беспомощным. Единственным, что Винс мог контролировать.

За следующие восемь лет они с матерью и сестрой переезжали четыре раза. Иногда оставались в том же штате, но никогда в том же районе или школьном округе. Каждый раз, когда они переезжали на новое место, Винс устраивался на работу разносчиком газет перед школой. Благодаря своему росту и природному атлетическому сложению он немного играл в футбол, но больше любил лакросс. Летом Винс работал, а в свободное время зависал около ближайшего водоема. Плавал, нырял или заставлял Отэм изображать, что та тонет, чтобы он мог вытащить ее на берег. Когда сестры рядом не было, он знакомился с девчонками.

Летом, когда ему было шестнадцать, они жили в Форест Гроув, штат Орегон, и Винс проводил большую часть времени на озере Хагг. Там на пляже под звездами и полной луной он и лишился девственности. Ее звали Хизер, и ей было восемнадцать. Может, кто-то и посчитал бы такую разницу в возрасте проблемой. Но Винс к этим людям не относился. У него не возникло никаких проблем с тем, чтобы всю ночь заниматься сексом с Хизер.

Винс всегда знал, что хочет служить в армии, но пообещал матери, что сначала попробует поступить в колледж и, благодаря лакроссу, получил стипендию в Денверском университете, где проучился два года. Но никогда не чувствовал, что это то место, где он должен быть. В тот день, когда Винс зашел в призывной центр ВМС, он ощутил, будто вернулся домой: лишь бросил взгляд на картину с отрядом «морских котиков» - темно-синий океан на заднем плане, тросы для эвакуации от CH–53 на палубе корабля - и почувствовал себя так, будто вся его жизнь изображена на этой стене.

Теперь же не было никакой ясности. Никакой цели. Винс ощущал беспокойство, а это никогда не кончалось хорошо. Беспокойство приводило к дракам в барах и даже худшему. А на свете было множество вещей хуже, чем позволить целому бару байкеров надрать тебе задницу. Множество вещей хуже, чем взрыв, который оборвал все, над чем ты так усердно трудился. Множество вещей хуже, чем потеря способности слышать левым ухом.

Винс был «морским котиком». Теневым воином. И позволять ночным кошмарам надирать тебе задницу, просыпаться, замерзая в луже собственного пота, было намного хуже, чем все, что случалось с Винсом до этого.

Но являлся ли маленький круглосуточный магазин в гребаном Техасе тем, что было необходимо Винсу Хэйвену, чтобы обрести ясность? Хотел ли он в самом деле застрять в маленьком техасском городке? По крайней мере на год? Продавая пиво и бензин, и хот-доги и одновременно ремонтируя это место?

Он бы рассказал об этой идее сестре. Отэм. Она владела успешным бизнесом по организации праздников в Сиэтле, и Винсу было бы интересно услышать ее мнение о предложении тетушки Лоралин. В последний раз, когда он говорил с Отэм, та была вся такая окрыленная от того, что планирует собственную свадьбу. Со своим сукиным сыном бывшим.

С тем же сукиным сыном, который вытащил Винса из тюрьмы после надирания задниц в байкерском баре и дал координаты зашибенного адвоката. И это значило, что теперь Винс должен этому парню, а он терпеть не мог быть кому-то должным.

В жизни Винса Хэйвена было несколько правил, и они были нерушимы как скала. Держи голову ясной, а снаряжение в рабочем состоянии. Никогда не бросай товарища и всегда плати по долгам.

ГЛАВА 5.

Стоя с правой стороны беседки в форме сердца, под аркой из дерева и проволоки, украшенной розами и тюлем, вторая в ряду затянутых в ярко-розовую тафту подружек невесты, Сэйди боролась с желанием поддернуть лиф своего наряда. Когда ей подгоняли платье, она надевала его лишь на несколько минут и не заметила, что оно сидит так низко на груди. Другие девушки на свадьбе, казалось, не задумывались об этом, но Сэйди никогда не была поклонницей короткого и узкого. Такие наряды были просто-напросто неудобны или, если говорить о ее работе, неприличны. Она не привыкла к чему-то, что поднимало грудь вверх и выталкивало наружу, но полагала - будь ей лет двадцать - вполне могла бы посчитать розовое платье из тафты очень симпатичным. Остальные подружки невесты выглядели мило, но Сэйди было тридцать три, и она чувствовала себя нелепой.

- Если среди присутствующих есть кто-то, кто может назвать причину, почему эти двое не могут соединиться священными узами брака, скажите это сейчас или молчите вечно, - произнес священник.

Стоявшая прямо за Сэйди подружка невесты номер три, Бекка Рамси, что-то прошептала и тихонько шмыгнула носом. Прошлой ночью ее бойфренда, Слэйда, поймали с «той шлюхой Лексой Джейн Джонсон», и Бекка не очень хорошо это перенесла. Она приехала во Дворец влюбленных, хлюпая носом и с опухшими красными глазами. Пока все подружки невесты сидели у парикмахера и ждали, когда им сделают прически и наложат макияж, Бекка плакала. До тех пор, пока это не надоело Талли Линн.

Невеста, с большими горячими бигуди в светлых волосах, одной накладной ресницей, только что приклеенной на место, и в белом «я невеста» халате на худеньких плечах, встала.

- Бекка Рамси, ты НЕ испортишь мой день! – сказала она таким пугающим голосом, что даже Сэйди вжалась в спинку своего кресла. На гладком лбу Талли Линн пульсировала венка. Глаза невесты сузились, когда она ткнула идеально наманикюренным ноготком в свою подружку. – Это МОЙ день. Не твой. Все знают, что Слэйд трахает все, что движется. Он вился у твоей юбки два года. Ты терпела этого кобеля, так что заткни к черту свой рот. И если еще кто-то из вас думает о том, чтобы испортить мой день, может вслед за Беккой выйти из этой чертовой двери. – Потом она села обратно и, как будто только что не превращалась из женщины в сатану, сделала знак визажистке, чтобы та продолжала: – Добавьте подводки, пожалуйста.