Страница 6 из 135
Вопрос был поставлен.
И ответ был дан.
«…и танки встали, пробуксовывая гусеницами, временно ослепленные и беспомощные. Фронт был обнажен полностью. И все сенсоры стянулись к нему, потому что им нечем было сражаться, и он послал их обратно на вершины холмов, чтобы их видели в бинокли и стереотрубы. Это была верная смерть. И они вернулись туда — и Декарт, и Лейбниц, и Гете, и Ломоносов, и Шекспир, и Доницетти. Должно было пройти время, пока Хаммерштейн поймет, что за ними нет никаких реальных сил. И Хаммерштейн понял.
… — Вы думаете, Милн, что у вас нет дублера?
— Думаю, что нет…
И должно было потребоваться время, чтобы заставить сдвинуться с места армейские части, панически боящиеся аборигенов. И Хаммерштейн заставил их сдвинуться. Но время опять прошло.
… — Ты готов был погубить весь мир ради любви, а теперь ты намерен погубить любовь ради чужого мира.
— Мир погубил не я, — ответил Милн…
И когда пехотные колонны, извергая по сторонам жидкий огонь, втянулись в ложбины и начали обтекать холм, на котором он стоял, то глубоко в тылу, на границе болот, уже выросли горячие плазменные стены высотой с десятиэтажный дом и неудержимо покатились вперед. Они были грязно–зеленые, черные у подошвы, и кипящие радужные струи пробегали по ним»1.
Мы опять вернулись в исходную точку лабиринта. Средневековый по антуражу мир «Изгнания беса» сменился за- зеркальем Оракула, средневековым по господствующему мышлению. Помойка пожрет эти миры, очистит их и, может быть, умрет без пищи. Милн с Жанной вправе мечтать об этом. Но «миллиарды свежих трав» взойдут уже не для них. «Слабое мелкое солнце Аустерлица» опоздало.
Они, оставшиеся на вершинах холмов, сгоревшие, захлебнувшиеся, — сделали свой выбор. Встав в оппозицию к организованной силе, они противопоставили себя средневековой логике мышления. Но противостояние осталось вооруженном и уже не могло быть иным. «Страна агонизировала».
«Некто Бонапарт» нельзя воспринимать как рассказ о победе, о выходе, о спасении. Он обречен остаться ВСЕГО ЛИШЬ гимном свободомыслию, памятником тем, кто захотел сам выбирать себе судьбу.
10. Покаяние
Средневековые миры, через которые мы прошли, следуя за А. Столяровым, — не красивые декорации, даже не «варианты, которые могли бы реализовать себя». Это проекции. Это наша реальность, увиденная под необычными углами из чужих измерений.
ОДИН шаг к абсолютному знанию.
Маленькая дополнительная возможность увидеть структуру мира.
Что она нам даст?
«Даже самые светлые в мире умы Не смогли разогнать окружающей тьмы…»
(О. Хайям)
С Анатолем из «Телефона для глухих» следует поспорить. Особенно сейчас, исходя из принципа «оппозиции к сильному». Стало слишком модным ругать науку вкупе с техникой и технологией, требовать борьбы с прогрессом — почему‑то экологические движения все больше выступают под патриархальными знаменами. Защитники среды приобрели реальное политическое влияние — они уже партнеры, они хотят (и, возможно, по праву) быть ведущими партнерами. Вспомним, что «истина — извечный беглец из лагеря победителей».
А теперь постараемся понять, в рамках какого мышления происходит дискуссия.
Нам предлагают противопоставление: бесчеловечная наука — божественная (с некоторых пор) Церковь. Но в рамках нашего видения этот тысячелетний конфликт смахивает на бой с тенью.
Нам предлагают жить и действовать в рамках «вечного», «железного» антагонизма «цивилизация — природа». Но ведь и этот спор если не беспредметен, так бесперспективен. Опять средневековье с его вечной вневременностью и постоянством борьбы тьмы и света, Сатаны и Бога.
Так мы и останемся — верующими — и в науке, и в отрицании ее, останемся фанатиками, преобразуя природу и препятствуя этому преобразованию. Лабиринт, по которому мы блуждали, анализируя фантастику А. Столярова, непрерывно порождается реальностью перестройки в нашей стране и второй НТР в странах Запада. Темп перемен нарастает, и мы идем в зазеркальный туман, идем все в той же опереточной экипировке и безо всякой уверенности, что в случае чего удастся «вернуть ход назад».
Дилеммы, рассмотренные А. Столяровым, не нашли решения. Значит, их следовало решать в рамках другой парадигмы. Под сомнение должны быть поставлены глубинные, априорные принципы организаций духовной жизни общества. Сначала духовной!
Макс Борн писал: «Существуют какие‑то общие тенденции мысли, изменяющиеся очень медленно и образующие определенные периоды с характерными для них идеями во всех сферах человеческой деятельности… Стили мышления — стили не только в искусстве, но и в науке»12.
Мы вправе расширить это определение. С точки зрения абсолютного знания сама наука, такая, к какой привыкли со времен Аристотеля, — тоже парадигма, конкретная, а потому преходящая. Она сама по себе обусловлена иными, более глубинными семиотическими пластами. ВРЕМЯ МЕНЯТЬ ФОНЕТИКУ.
Заключение. Рассуждение о языке
Бесконечна сила традиции. Бесконечно наше рабство, духовное и материальное. Мы рабы мертвых. Мы говорим с природой на мертвом языке, сами звуки которого созданы для того, чтобы воспевать горделивые замки и Господа нашего Иисуса Христа. Азбука этого языка не в ладах с семантикой, грамматика запутана, а большая часть словарного запаса забыта или еще не создана.
Мы сами не понимаем этот язык, мы, те, кто его создает. И не трогая фонетику, не меняя азбуку, мы разбили его высшие семантические уровни на сотню тысяч диалектов и окончательно утратили контроль над новым Вавилоном.
Но сила, вышедшая из‑под нашего управления, осталась силой. И всякий, осмеливающийся поступать иначе, чем принято, обратит ее всю против себя.
Изменения все‑таки происходят.
Понять, почему — выше моих сил.
Я не знаю, какой должна быть фонетика цивилизации, иная парадигма человеческого мышления. Для новых сущностей не придумано имен. Можно пользоваться синонимами, можно давать описательные определения, но нет замены у имени.
Свободомыслие.
Независимость.
Терпимость.
Оппозиция к сильному.
Свобода, наконец.
Лишь лингвы, буквы старого алфавита, использованные и затертые. Мы знаем уже, что ИМЕНА будут состоять из этих букв. Больше мы ничего не знаем.
Литература
1. Столяров А. Изгнание беса. — М.: Прометей, 1989.
2. Степанов Ю. В трехмерном пространстве языка: Семиотические проблемы лингвистики, философии, искусства. — М., 1985.
3. Веркор. Люди или животные? — М., 1957.
4. Келасьев В. Н. Системные принципы порождения психической активности. — Вестник ЛГУ, 1986, сер.6, вып.2, с.55–66.
5. Переслегин С. Скованные одной цепью. — В кн.: Стругацкие А. и Б. Отягощенные злом, или Сорок лет спустя. М.: Прометей, 1989.
6. Толкин Д. Р. Р. Хранители. — М., 1983.
7. Шерред Т. Попытка. — В сб.: Фантастические изобретения. М.: Мир, 1971.
8. Шварц Е. Дракон. В сб.: Пьесы. — Л., Советский писатель, 1972.
9. Стругацкие А. и Б. Волны гасят ветер. Перефраз эпиграфа.
10. Нейштадт Я. Зигберт Тарраш. — М., 1983.
И. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. — М,, 1986. (Перефраз.)
12. Борн М. Физика в жизни моего поколения. — М., 1963.
13. Послесловие к роману Вячеслава Рыбакова «Очаг на башне» — третьей книге в серий «Новая фантастика» — Рига: Астрал,1990.
НЕКТО БОНАПАРТ
Прежде всего он повернул ручку на подоконнике, и стекла потемнели, становясь непрозрачными. Он не хотел, чтобы его видели, если они следят. Потом зажег матовый свет и осмотрел квартиру – встроенная стандартная мебель, плоский шкафчик, крохотная стерильная кухня с пультом через всю стену.
Кажется, ничего не изменилось.
Надсадно лопнуло ядро, воткнувшись в берег. Содрогнулись опоры, полетела коричневая земля. Солдаты, смятые ударной волной, попятились. Пули сочно чмокали в груду сбившихся тел. Заволокло пороховой гарью, раздуло ноздри. Знамя упало на дымящиеся доски пролета. На другой стороне, за жарким блеском полуденной воды, визжала картечь. Была одна секунда. Только одна секунда в порохе и смерти, среди ревущих ртов – под белым небом, на Аркольском мосту. Он нагнулся и, ничего не видя вокруг, поднял знамя. Он был еще жив. Он кричал что-то неразборчивое. И вокруг тоже кричали. Ослепительное солнце разорвалось в зените, и солдаты нестройной толпой вдруг обогнали его…