Торжество любви

Как бы в подтверждение ее догадки на дне второй корзины обнаружилась чья-то шелковая блузка. Возможно, эту блузку забыла фотомодель, отправляясь на съемки. Черт возьми, подумала Бетани, какая же я наивная! Ведь без труда можно догадаться, что ни один уважающий себя мужчина не стал бы по собственной воле спать на черных атласных простынях!

Закончив разбирать белье, Бетани со злостью запихала его в стиральную машину, нисколько не заботясь, потянет ли машина, и с шумом захлопнула дверцу. Она вся кипела от непонятного гнева.

Застав ее в прачечной за стиркой, Николас очень смутился.

— Вы бы меня разбудили, — с едва заметным укором проговорил он, скрестив руки на груди.

Николас стоял так близко, что ей стоило больших усилий побороть внутренний трепет.

— Как там Мари?

— Играет в манеже, — проговорил он с улыбкой. — Я ее умыл, переодел. Знаете, единственное, что я умею делать, — это переодевать ее.

От его теплой, располагающей улыбки Бетани вся зарделась. Из-за разницы в росте ее глаза оказались на уровне его губ. Губы щедрые на поцелуи, подумала она. Ее вдруг бросило в жар, во рту пересохло. Надо немедленно взять себя в руки, пока не произошло что-нибудь непредвиденное.

Она протянула ему прозрачную белую блузку.

— Ее нельзя стирать в машине, уж очень она тонкая. Ваша подруга вернется и сама отдаст ее в химчистку.

Николас помрачнел.

— Лана уехала домой, в Мельбурн, и возвращаться не собирается.

От неожиданности Бетани выронила блузку из рук, и та упала на дно корзины.

— Мне очень жаль. — На самом деле никакого сожаления не было. Узнав, что таинственная Лана уехала, — по всей видимости, навсегда, — Бетани пришла в какое-то восторженное состояние. Это было бессердечно с ее стороны, но она ничего не могла с собой поделать.

— Такое бывает, — равнодушно сказал Николас, но от нее не ускользнуло, как он весь сжался. Бетани промолчала. Она пришла сюда по важному делу и не намерена вмешиваться в его личную жизнь.

Что ни говори, трудно просто кивнуть в ответ на его слова, зная по собственному опыту, какую боль испытываешь, когда тебя бросают.

— Не пора ли вам пойти и посмотреть, как там Мари? — спросила она.

Он долго изучал ее пронзительным взглядом, потом сказал:

— Конечно. Бросьте стирку. Остальное я доделаю сам. Вы уже столько сделали, что я и не знаю, как вас благодарить.

— С меня хватит и того интервью, о котором я вам говорила, — подсказала она ему.

Он улыбнулся и протянул ей руку, помогая обойти бельевые корзины.

— Вы помогаете всем, у кого берете интервью? Если б я знал, то давно бы пригласил вас — в доме дел непочатый край.

Вспомнив, в каком состоянии его спальня, Бетани покачала головой и сказала решительно:

— Нет уж, спасибо.

Он сделал вид, будто обиделся.

— Ладно. Зато у меня теперь есть консультант, который дает наставления, как правильно обращаться с Мари. Раз вы издаете журнал для молодых родителей, то кому, как не вам, знать, сколько времени требует маленький ребенок.

Она чувствовала тепло его ладони, все еще сжимавшей ее руку, хотя они уже были в кухне. С большим сожалением она высвободила свою руку.

— Николас, я должна вам объяснить вот что, хотя мой журнал и называется «Беби хауз», он не имеет никакого отношения к маленьким детям.

— Он не о детях?

— Нет, — сказала она, не дрогнув. Рано или поздно обман обязательно обнаружится, а она и так слишком долго откладывала свое признание. — Мой журнал — это специализированное издание для коллекционеров: любителей миниатюр и... кукольных домиков.

— Кукольных домиков? — переспросил он. К сожалению, это так, хотела произнести она, но только кивнула.

— Во времена королевы Виктории мебельщики и оформители делали эти домики, чтобы продемонстрировать свое незаурядное искусство. Позже эти домики стали детскими игрушками.

— Только сейчас я понял, почему вы не знали о существовании Мари, хотя о ней была статья в местной газете, — с холодной сдержанностью проговорил он, — Выходит, о Мари вы писать не собираетесь. Что же вас привлекло в истории нашей семьи?

Бетани перевела взгляд на малышку, игравшую в разноцветные пластмассовые чашки.

— Содержание моей статьи имеет прямое отношение к истории вашей семьи. Я хочу написать статью «Кукольный домик семьи Фрейкс».

Николас раздраженно произнес:

— Вот оно что! Вы хитрили! Напрасно. Она была готова к тому, что его дружелюбное к ней отношение изменится, как только он узнает об истинных ее намерениях, но его упрек взбесил Бетани.

— Позвольте! Я отправила вам факс, с просьбой об интервью на моем официальном бланке, где указано название журнала. Вы единственный, кто неправильно его понял! Кроме того, моя статья никоим образом не будет ущемлять ваши интересы. Раз вы не хотите, чтобы я на вас ссылалась, я даже не стану упоминать вашего имени.

Он сверкнул глазами.

— Вы будете ссылаться на мистера Икс? «Кукольные домики мистера Икс»!

Почему у него такое неприятие этой идеи? И почему она сама принимает все происходящее так близко к сердцу? Речь уже не о статье, хотя без нее спасти журнал будет трудней. Почему ей так важно, чтобы он был о ней хорошего мнения, почему его презрительное отношение причиняет ей такую боль? Ей нравилось, с какой признательностью он смотрел на нее, с каким воодушевлением уничтожал приготовленный ею омлет.

— Благодарю, что вы смогли уделить мне столько времени. Я ухожу, — сказала она, взяв свою сумку. На этот раз он не стал ее задерживать, и она облегченно вздохнула, когда парадная дверь легко открылась. Это означало, что ей не надо выбираться из дома Николаса прежним путем — через его спальню. Уже подходя к машине, стоявшей в тени деревьев, Бетани услышала плач Мари. На какое-то мгновение она остановилась, но усилием воли заставила себя идти.

— С женщинами надо только так: обманула — скатертью дорога! — процедил сквозь зубы Николас, услышав, как захлопнулась входная дверь. Он пнул ногой дверь буфета и, взвыв от сильной боли, прошипел: — Черт! Как я не догадался, что она что-то затевает! «Беби хауз»! Ха, как же! Ловко придумано! Придет, приготовит, постирает — и из меня хоть веревки вей! Но мы поставили ее на место, правда, Мари? Иди ко мне, моя маленькая. Не плачь. Я не на тебя сержусь, а на Бетани.

Мари, глядя на дядю полными слез глазами, начала бить его своими маленькими кулачками.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что тебе нравится Бетани? — удивленно спросил Николас. Он покачал головой. — Поверь мне, нам без нее гораздо спокойнее. Хотя бы уже потому, что она чертовски хороша собой...

Он осекся на полуслове. Да, она очень привлекательна. Ему вспомнились ее волосы с золотым отливом, словно освещенные солнцем. И голос у нее необычный — глубокий, грудной, звучащий в нижних регистрах, отметил он про себя — уже как специалист по акустике. Ее смех напоминает гудение ветра...

Почему она сразу не сказала о цели своего визита, а выдала себя за специалиста по уходу за маленькими детьми?

И правильно сделала — скажи она открыто о своем намерении, вообще ничего бы не добилась из-за его глупой манеры бросать трубку, едва зайдет речь об этом проклятом домике. Ну что ж, у каждого из нас есть свой «пунктик».

Но обидел он ее напрасно.

— Ты совершенно права, — сказал он малышке, сидевшей у него на руках. — Мы с тобой должны немедленно извиниться перед Бетани за наше поведение. Надо сделать это сейчас же, пока она не уехала.

Малышка приподнялась у него на руках и дернула его за волосы.

— Ай, ай, ай!

Он поморщился от боли, но ее поправку принял.

— Хорошо, понял. Извиняться перед ней буду я один. Вижу, ты рвешься на улицу, словно в доме пожар. Тогда пойдем, проглотим эту горькую пилюлю. Должен сказать тебе, что это похуже твоего шпината.

Бетани рылась в своей сумке, пытаясь найти ключи от машины, как вдруг услышала, что по дорожке кто-то идет. Она подняла голову и увидела Николаса с ребенком на руках.