Галактический Консул (сборник)

— Так что же вам не нравится? — терпеливо спросил Костя.

— А вот что: воздействие рациогена на уже сформировавшийся интеллект. Те, кто создал его впервые, об этом не подумали.

— Странно!

— Что странно? То, что мне это не нравится?

— Нет, то, что они не подумали об этом.

— Они не успели… А вот новое поколение «творцов» сообразило. В нашем мозгу около сотни триллионов синапсов. И эти триллионы почти не используются. Рациоген же дарит мозгу власть над ними. Объединять и распределять по своему усмотрению. Увеличивать их число. Быть может, и уменьшать, если понадобится. Строить интеллектуальные субструктуры и метаструктуры. Средний человеческий мозг, довольно хаотичное скопище клеток, внезапно обращается в сверхмощный, ни на что во всех природах не похожий мыслительный прибор. Я уже говорил, что он изменяет себя. Но при этом он изменяет и самого хозяина!

Несмотря на жару, Кратов внезапно почувствовал сильный озноб. Уже не впервые за эти дни земного покоя и благополучия им овладели глухие отголоски необъяснимой, дремлющей где-то в подсознании тоски. В такие минуты он замыкался, прятался от друзей, а бессонными ночами уходил плавать далеко в море совершенно один, если не считать высокой и ко всему равнодушной Луны.

Но сейчас уйти он не мог. Как бы ему того ни хотелось.

— Тебе, наверное, доводилось встречаться с людьми-два, — продолжал Большой Дитрих. — Нет? Значит, доведется. Развелось их… Я всегда был противником конструирования живых существ, а тем паче проектов управляемого антропогенеза. Ни к чему хорошему это не ведет. Но люди-два все же плоть от плоти нашей, и они — слабая тень того, что делает рациоген с человеком. При всех своих отличиях они были и остаются людьми. Эти биороботы разумны и, как ни странно, человечны! В них каким-то чудом воспроизведены человеческие добродетели. Совесть, стыд, стремление к добру и неприятие зла… Как это удалось их создателям? Ведь там были и те, кто строил первый рациоген! Должно быть, божественную искру невозможно погасить в человеческом материале. И хотя со всякой доступной мне возвышенности я мечу громы и молнии на их головы, наедине с собой я возношу хвалу Господу за то, что он не оставил их своей благодатью.

— Вот видите, — сказал Костя с удовлетворением.

Ему было приятно любое сомнение, любое противоречие в длинных тирадах Гросса. Он вряд ли мог хоть как-то возразить и поэтому рад был предоставить старцу возражать самому себе.

— Но рациоген не таков, — сердито сказал Большой Дитрих. Добродетель для него — миф. Нравственно то, что эффективно. Нравственно то, что позволяет оптимально решить поставленную задачу… Под воздействием рациогена человек становится машиной, хотя продолжает считать себя человеком. И не то страшно, что он превращается в машину со стертыми за ненадобностью нейронными программами стыда и совести. Страшно то, что, полагая себя человеком, он всех остальных видит недочеловеками. И способен их растоптать, если они перейдут ему дорогу.

— Откуда вы знаете, как это бывает… с человеком? — пробормотал Костя, краснея.

— Знаю. Были добровольцы. Да и ты знаешь. А я знаю, что ты знаешь. И я виноват перед тобой в том, что позволил впутать тебя в наши взрослые дела.

— Но я не ребенок, — сказал Кратов с оттенком обиды.

— А кто ты для меня?.. Пазур отдал тебя рациогену, как младенца Молоху. Чтобы спасти… нет, не корабль, не вас, ни даже себя. Чтобы спасти сам рациоген! И он не прогадал. Правда, он втайне надеялся, что ты не вернешься. А ты каким-то чудом вернулся, хотя почти обо всем забыл так было угодно рациогену. Он расколол твою память вдребезги, и ты никак не можешь склеить ее наново. Ты помнишь, что работал в гравигенной секции, не не помнишь как. Ты был счастлив в те минуты, но сейчас тебе стыдно за это счастье, как нормальному человеку с живой совестью… Только неясно мне, как же ты оттуда, из-под энергетических полей и лучевых ударов, не защищенный ничем — в том числе и чарами рациогена, вернулся. И какие силы восстановили твою необратимо стертую человеческую совесть.

— Мне это тоже неясно…

— Или ты только притворился человеком? — Старец с неожиданной силой сгреб опешившего Костю за плечи, развернул к себе и заглянул в лицо. Тогда сам Сатана движет тобой!

Костя потрясенно молчал, пытаясь совладать с охватившей его нервной дрожью.

— Еще я бессилен понять, что там приключилось с третьим навигатором, — сказал Большой Дитрих, так же внезапно отстраняя его от себя. — Выйдя в экзометрию, он был обречен. По всем законам физики внемерного пространства. То, что вы там нафантазировали — бред безумца. Он ДОЛЖЕН был погибнуть. Но он спасся. И этот ваш артефакт… Такие загадки мне не по зубам. Но запомни одну истину, сынок. У любого сундука есть ключ. У любой загадки есть ответ. Нужно только подождать. Хотя иной раз жизни на это ожидание маловато. Я наверняка не дождусь. Быть может, тебе повезет… Почему ты молчишь?

— Мне пока нечего вам сказать, — промолвил Кратов. — Я могу только слушать и размышлять. Когда наступит мой час, я буду говорить и действовать.

— Это хорошо. Я рад, что ты молчалив. Еще я рад, что рациоген похоронен на мертвом корабле и вряд ли удастся его разыскать. В том районе Галактики после астрархов не скоро еще можно будет что-то найти. Хотя некоторый шанс остается, и он не даст мне покоя до последнего моего часа.

— Они напрасно потащили его в космос.

— Напрасно? Ха! Они не глупее тебя, сынок. Рациоген хранился на Земле, в полной тайне и бездействии. А мы не можем возродить сыск, чтобы обнаружить то, что бездействует. Шпионить, подглядывать — это не для взрослых людей. В наших силах было расставить силки, чтобы не дать рациогену уйти с Земли. Оживи он здесь — и мы выловили бы его. А затем, в соответствии с решением президиума Академии Человека, разрушили бы. В бескрайней же Галактике он имел возможность затеряться. И всплыть на какой-нибудь тихой, бесконечно удаленной планетке. Его ждали на базе «Антарес», чтобы перебросить дальше. Но не дождались.

— Кто ждал его на «Антаресе»?

— Мы называем этих людей «Уязвленными». Они и в самом деле считают, что их обидели. Что человеческая раса занимает неподобающее место в мнимой галактической иерархии. Что там не спешат воздать ей почести за ее достоинства и заслуги. Хотя единственной реальной нашей заслугой можно признать лишь то, что, на протяжении всей истории занимаясь самоистреблением, мы все же уцелели… Им кажется, что человек явился в этот мир повелевать, что он должен и может повелевать. А его на эфирных просторах теснят и унижают всякие нелюди. Ящеры, орнитоиды, плазмоиды…

— Здорово! — удивился Костя. — По-моему, даже своим выходом в Галактику человек обязан именно этим самым… нелюдям.

— Ты не читал Гобино? А Геббельса или Герцля? А Формана или Анастасьева?.. — Кратов отрицательно мотал головой на каждое имя. «Уязвленные» были на Земле во все времена. А в роли нелюдей выступали инородцы. Для белых — черные, для желтых — белые, для нас, да и вас, русских, евреи, для евреев — арабы… Эгоцентризм сначала внутривидового, а теперь и вселенского масштаба. «Разве не человек владыка природы?!»

— Еще чего! — фыркнул Костя.

— Но самое занятное, что умом-то они сознают: нет, не владыка. И наука его, и культура, и сам он далеки от совершенства. И даже от среднего галактического уровня. Но примириться с этим они не желают. И вместо того, чтобы развивать необходимые достоинства естественным путем, по объективным общеизвестным законам, они ищут окольный путь. Он же «особый». И не гнушаются брать на вооружение всякие дьявольские побрякушки. Например, рациоген. Искусственно устроить мозговой прорыв. Превратить человечество в расу интеллектуальных машин. О том, что это будет уже не человечество, они не задумываются. И уходят от ответа на вопрос, как эти машины поступят с людьми, которые откажутся стать похожими на них… Главное — воздать человеку выше его заслуг, добиться его превосходства любой ценой!