Страница 42 из 82
По мере того как приближался день лондонской премьеры, страсти вокруг нас накалялись, и я решила, что должна выглядеть сногсшибательно. Несколько дней я ходила по модным бутикам Вест — Энда и Найтсбриджа в поисках подходящего для такого случая платья. Наконец в Fenwicks, одном из самых престижных лондонских магазинов, я нашла то, что искала, — длинную шелковую тунику без рукавов, бежевую с черным. К ней под цвет я подобрала черный, отороченный перьями шифоновый кардиган от Mary Quant. Единственная проблема заключалась в том, что платье было чуть длинновато. В магазине пообещали устранить этот недостаток и доставить покупку мне на дом в день премьеры.
Утром, когда никто так и не приехал, я не на шутку запаниковала. В конце концов моя мама сама поехала за платьем и привезла его за полчаса до того, как нам надо было выходить. Джон, придававший большое значение моему внешнему виду, оценил наряд по достоинству. Я спросила его, как мне зачесать волосы, вверх или вниз, на что он ответил: «Выдай — ка нам на сей раз, для разнообразия, немного Бриджит Бардо и подними волосы наверх. Только прошу тебя, не надевай очки. Тебе без них в сто раз лучше. Не беспокойся, если что, я буду твоим поводырем». В таких случаях Джон всегда гордился мной, разглядывая конечный результат моих прихорашиваний, и, как правило, говорил: «О боже, Син, ты выглядишь потрясающе!» На премьеру я отправилась, чувствуя себя настоящей принцессой, с черной бархатной лентой в волосах, в тон моему новому платью.
Джон, Пол, Джордж, Ринго, Брайан и я сели в машину к нашему шоферу Биллу Корбетту и отправились на Лестер — сквер, где по сей день проходят крупнейшие кинопремьеры. Пока мы ехали мимо выстроившихся вдоль улиц поклонников, которых сдерживало полицейское оцепление, Джон выглянул в окно и спросил, что происходит: «Это они на футбол, что ли, собрались?..» Когда Брайан объяснил ему, что все эти люди стоят здесь, чтобы увидеть «Битлз», Джон неподдельно удивился: несмотря на то что толпы орущих людей неотступно сопровождали ребят последние девять месяцев, он все еще никак не мог с этим свыкнуться.
Когда нас вывели на красную ковровую дорожку и мы стояли под вспышками фотокамер, приветственно улыбаясь встречающим, я вдруг вспомнила, как еще совсем недавно затворницей жила у Мими, экономя свои жалкие гроши, а ведь это было всего — то год назад!.. После показа фильма нас представили принцессе Маргарет. Видеть перед собой королевскую особу во плоти было для всех нас событием особого порядка. Джон был настолько польщен и горд тем, что принцесса пришла на премьеру, что весь его протест против истеблишмента мгновенно улетучился. Он стоял, весь пунцовый от волнения, в то время как принцесса задавала ему какие — то вопросы, впрочем, довольно короткие и поверхностные. Ее, несомненно, интересовали сами «Битлз», но отнюдь не их сопровождающие. Джон попытался представить меня принцессе: «Мэм, это моя жена, Синтия». — «О, как мило», — промолвила она и удалилась. Тем не менее я была вне себя от восторга: я познакомилась с членом королевской семьи. Разве могла я когда — нибудь хотя бы мечтать об этом у себя в Хойлейке?!
Брайан посоветовал мне и другим подругам «Битлз» не ехать на ливерпульскую премьеру и прием, так как, судя по всему, там ожидалось огромное количество народа и с нами могли возникнуть проблемы. Ребята в первый раз после начала битломании должны были появиться в своем родном городе и, конечно же, с нетерпением ждали этой встречи. Все четверо пригласили на показ фильма родственников: Джон позвал своих сестер Джекки и Джулию, которым было теперь, соответственно, шестнадцать и восемнадцать. Они прибыли в кинотеатр с тетушкой Хэрри, одетые в новые нарядные платья, подаренные Джоном, который отправил их в магазин и предложил выбрать все, что они пожелают. За девочками приехал лимузин с шофером, и Джулия потом говорила мне, что это был один из самых счастливых дней в их жизни. Мими на премьеру не пошла, так как подобные мероприятия были, видите ли, не в ее вкусе.
Как и раньше, в Лондоне, улицы города были запружены воодушевленными толпами людей, направлявшихся к зданию городского собрания, где должен был состояться прием и где ребят ждал мэр Ливерпуля, в регалиях и при полном параде. Их провели на балкон, выходивший на площадь, на которой собралось более двухсот тысяч человек, кричавших на пределе своих голосовых возможностей. После роскошного обеда «Битлз» направились в кинотеатр Odeon на премьеру. Перед фильмом они вышли на сцену под непрекращающийся рев публики, и Джон закричал: «А где мои родственники?!» Джулия, Джекки и Хэрри помахали ему в ответ, и весь зал захохотал.
В тот же вечер ребята спешно вернулись назад в Лондон. Их приезд домой в Ливерпуль можно было назвать поистине триумфальным. «Битлз» были в восторге от устроенного им приема, но все это было как — то чересчур: Джону казалось странным, что, хотя он вырос в этом городе, теперь он уже не может себе позволить по нему спокойно прогуляться, навестить друзей, посетить клуб, чтобы услышать новую группу. Отныне его никогда не будут воспринимать здесь как простого горожанина, а только как мировую знаменитость, и это его сильно расстраивало. В своих интервью он всегда говорил, что не скучает по Ливерпулю, что хочет узнать мир и не желает возвращаться назад. В этом мне слышалось что — то неправильное. Теперь я понимаю, что только таким образом он мог защитить себя от необходимости признавать горькую для него правду.
Музыкальной основой фильма A Hard Day's Night стал записанный «Битлз» одноименный альбом, первый, состоявший только из оригинальных композиций Леннона — Маккартни. В нескольких песнях Джона на этой пластинке красной нитью проходит тема одиночества и крика о помощи. Треки Tell Me Why, Any Time At All, I'll Cry Instead отражают удрученное состояние, в котором он тогда пребывал. Он сделался идолом миллионов, однако свобода и веселье прошлых лет исчезли. Успех достался ему слишком дорогой ценой, и Джон все чаще оказывался в ситуации, развитие которой не мог контролировать.
Я тоже тосковала по прежним временам, чувствуя себя отрезанной от внешнего мира и зажатой в четырех стенах, с постоянно дежурившими внизу отрядами фанатов. Более того, напротив нас было студенческое общежитие с балконом, выходившим на наши окна. Днем и ночью там собирались какие — то люди, которые махали нам руками и что — то кричали, так что приходилось все время держать шторы плотно закрытыми.
Иногда я вспоминаю те особенно ужасные минуты, когда в большом здании прямо рядом с нами, где располагался парк рейсовых автобусов, курсировавших из города в аэропорт Хитроу, разгорелся сильный пожар. Я стояла с Джулианом на руках и смотрела, как высокие языки пламени освещают ночное небо. Ветер дул в нашу сторону, и искры летели прямо на нас. Я уже начала думать о том, что нам нужно эвакуироваться ради собственной безопасности. Наш сосед и товарищ, фотограф, живший этажом выше, зашел проверить, все ли в порядке. Они с женой заверили меня, что пламя не перекинется на наш дом, но тогда я уже в который раз поняла, что чувствую себя в этой квартире уязвимой и беззащитной.
Затем последовал ряд оскорбительных телефонных звонков. Это была последняя капля. Я оказалась в осаде со всех сторон, я не могла выйти из дома, выглянуть в окно, а теперь и поднять телефонную трубку, чтобы не нарваться на фанатов, многие из которых были по — настоящему сумасшедшими. Джону доставалось не меньше: каждый раз, заходя домой, он был вынужден прорываться сквозь толпу девиц, разбивших лагерь прямо на наших ступеньках. Его водитель Билл Корбетт, сильный и крепкий мужчина, расталкивал их в стороны, прокладывая дорогу, но все равно это был полный кошмар. Фанаты размахивали кулаками, дрались, кусались и царапались, стараясь пробиться к Джону и урвать себе клок его одежды. Он перестал носить шарфы, потому что их с него просто срывали. Потом фанаты стали применять новую, еще более хитроумную тактику: чтобы не пустить нас в квартиру и заставить топтаться с ними на площадке, они заклеивали замочную скважину жвачкой. После того как это было проделано в пятый или шестой раз, Джон решил, что с него хватит, пора подыскивать более спокойное жилье.