Мой муж Джон

Джон должен был вернуться через несколько дней. Чтобы выглядеть сногсшибательно к его приезду, я решила сделать себе новую прическу. К сожалению, я дала парикмахерше уговорить себя, и она укоротила мои длинные волосы до плеч. Увидев себя после этого в зеркале, я пришла в ужас: Джону наверняка не понравится. И это мягко сказано. Он всегда восхищался моими волосами. Весь вечер я думала, что же мне сделать.

В итоге я накрутилась на бигуди, чтобы, когда он придет поздно вечером, было не так заметно. Однако утром все раскрылось. Я знала, что ему не понравится, но не могла даже предположить, насколько он разозлится. «Что ты наделала?!» — заорал он, и после этого не разговаривал со мной целых два дня. Это было ужасно. К крику я еще была готова, но к такому суровому молчанию — никогда.

Сейчас я объясняю его реакцию тем, что тогда Джон был совершенно ошеломлен тем, что с ним происходило: весь мир вокруг него стремительно менялся. И последнее, что, в его понимании, могло в этом мире измениться, была я: Джону было необходимо приходить домой и видеть ту Син, которую он знает и любит. В моем лице он находил якорь, надежный тыл, где он всегда мог укрыться и оставаться самим собой. Из всех людей в его жизни я была самой постоянной, той, которая не требовала, не критиковала и не отдавала распоряжений, той, которая любила его без каких — либо условий. К счастью, на третий день Джон смягчился, обнял меня и попросил прощения. А я с тех пор больше не помышляла о столь радикальных переменах внешности.

Следующие два месяца Джон постоянно находился в разъездах, оставляя меня на несколько дней, а иногда и недель. Его расписание заполняли концерты в разных городах или сессии звукозаписи в Лондоне. Ребята записали свою первую долгоиграющую пластинку Please Please Me за одну одиннадцатичасовую смену. Сейчас, когда большинство групп работают над каждым альбомом месяцами, это звучит странно и удивительно.

Я тем временем пухла, как на дрожжах, и с нетерпением ждала дня родов. Сама я не была уверена в сколько — нибудь точной дате, но доктора утверждали, что это должно случиться в начале марта. Но прошло четвертое марта, потом седьмое, двенадцатое, пятнадцатое… Предполагаемые дни выпрыгивали, как в счетчике, один за другим, а ребенок так и не выказывал желания появляться на свет.

В субботу, 6 апреля, когда Джон был в очередной командировке, мы с Фил решили пройтись по магазинам на Пенни — Лейн. Мне ужасно надоели те балахоны, которые я была вынуждена носить, поэтому я надумала купить себе что — нибудь симпатичное, чтобы надеть после родов. Не успели мы пройти и половины пути, как у меня случились первые схватки. «Кажется, началось», — сказала я Фил. Схватки, правда, были не сильные. Ложные схватки бывали у меня и раньше, поэтому я решила лечь отдохнуть и подождать, что будет дальше. Мы пришли домой, я легла на спину, подняв ноги на спинку кровати. Фил приготовила поесть и обещала, что останется со мной до конца. К вечеру ничего особенно не изменилось, и мы легли спать.

В четыре утра я проснулась от приступа боли, такой сильной, что у меня перехватило дыхание. Я громко окликнула Фил, она в панике вскочила, но тут же взяла себя в руки и набрала номер «скорой». Бригада приехала так быстро, что мы все еще были в ночнушках, а у Фил в волосах по — прежнему красовались бигуди. Она второпях накинула пальто, подоткнула под него свою ночную рубашку, прикрыла бигуди косынкой и последовала за мной и санитарами к машине, не выпуская из рук довольно громоздкую сумку, приготовленную заранее. Вещей в ней лежало не так уж и много, однако другой сумки у меня попросту не было.

Когда мы прибыли в клинику, меня тут же куда — то повезли. Через некоторое время Фил вернули мою сумку, но уже пустую, без вещей. Врачи сказали Фил, что она пока не нужна и может отправиться домой немного поспать. Единственной проблемой было то, что у Фил под пальто была одна ночная рубашка, а в карманах ни пенса. Она полагала, что «скорая» подбросит ее к дому Мими, но ей твердо сказали «нет».

Бедная Фил поплелась назад от Сефтонской больницы к нашему дому, куда идти было километра три, вся закоченевшая, волоча за собой огромную сумку. На ее счастье, мимо проезжало такси. Сердобольный водитель остановился, подумав, что она сбежала из клиники, и предложил бесплатно довезти до дома. У Фил уже не было никаких сил объяснять ему, что случилось, но она с благодарностью приняла его предложение.

Приехав ко мне домой, Фил сразу же плюхнулась в постель. Мими, судя по всему, слышала нашу возню ночью, но так и не спустилась вниз и не подавала признаков жизни ровно до шести утра, когда начала пылесосить под дверью спальни Фил. Так Мими обычно давала мне понять, что пора вставать, и воскресенья в этом смысле не были исключением. Изможденная и сонная Фил собрала вещи и отправилась к себе домой.

Все воскресенье у меня прошло в схватках, и мне было ужасно одиноко. Джон последние дни часто звонил, и я знала, что, когда он позвонит в очередной раз, Мими скажет ему, что меня увезли в больницу. Речи о том, чтобы он как будущий отец ребенка присутствовал при родах, и быть не могло: тогда это было не принято. Мне очень не хватало рядом моей мамы, но она была в Канаде, так что пришлось мне рожать одной.

Схватки продолжались в течение двадцати четырех часов. Меня поместили в отделение, где добрая половина женщин уже родила. Они сидели рядом со своими новорожденными, сияя от счастья, в то время как другие, тут же, по соседству с ними, лежали, корчась от боли и моля бога лишь о том, чтобы все это побыстрее закончилось. Я лежала рядом с очень полной роженицей, которая сказала мне, что она не замужем. Она все время звала на помощь маму и периодически вскакивала с постели, громко заявляя окружающим, что с нее хватит и что она едет домой. Каждый раз я ее успокаивала, говорила, что никто ее отсюда не отпустит, и, как могла, старалась ее поддержать.

Самым невыносимым было, когда в палату приходили посетители — мужья и родственники, улыбающиеся во весь рот, с цветами и шоколадками. Они заполняли все пространство и чинно рассаживались рядом со своими благоверными. Только нас с соседкой никто не навещал. Уверена, в больнице все считали, что я тоже одиночка, так что осуждающих взглядов нам тогда досталось в избытке. Фил думала, что раз мамы сейчас нет, Мими обязательно навестит меня, но та даже записки не написала. Я чувствовала себя подавленной, брошенной и очень напуганной.

Рано утром в понедельник, 8 апреля, меня перевели в родовую палату и сказали, что теперь я должна рожать. Мне зачем — то принесли кислородную подушку, однако лучше я себя чувствовать не стала: от долгих часов схваток, без пищи, выпив за сутки всего несколько глотков воды, я была в полном истощении.

Темнокожая акушерка строго сказала мне, что, если я не буду как следует тужиться во время схваток, ребенок может погибнуть, да и я вместе с ним тоже. В ужасе, я собралась с последними силами и в конце концов родила свое дитя в 6.50 утра. Наш сын появился на свет, обернутый пуповиной вокруг шеи и весь какого — то желтушного цвета. Сестра сразу же забрала его, помыла и вернула мне чистеньким в родильную палату. Она положила сверточек рядом со мной, и я впервые взглянула на него. Это было крошечное создание, с маленьким, сморщенным и ярко — красным личиком. Мне он показался верхом совершенства. Его положили в люльку рядом со мной. Мы вместе спали, уставшие от долгих и мучительных родов.

На следующий день наконец объявилась Мими. Ей позвонили, сказали, что ребенок родился, и она пришла навестить сына Джона. Она по — прежнему держалась со мной подчеркнуто строго, хотя, увидев мальчика, несколько смягчилась. Мими уже позвонила Джону, сообщила, что он отныне отец, и предложила также дать телеграмму моей маме. Я поблагодарила Мими и сказала, что сама напишу ей. Я радовалась, что Джон обо всем знает, однако была расстроена тем, что не смогла сообщить ему новость сама.

Джон приехал в клинику только через три дня после рождения сына, сразу же, как появилась возможность отлучиться с гастролей. Он ворвался ко мне как вихрь, прорыскав до этого по всем помещениям в поисках нас с малышом. Поцеловал меня и взглянул на сына, сопевшего у меня на руках. Со слезами на глазах Джон прошептал: «Син, он — обалденный. Просто фантастика!» Новоиспеченный папаша опустился рядом на стул, и я дала ему ребенка на руки. Он ощупал его маленькие ручки, разглядывая каждый миниатюрный пальчик, и лицо его расплылось в улыбке: «Ну, так кто тут у нас будет знаменитым маленьким рокером, как папа, а?..» Джон организовал мне отдельную комнату, хорошо понимая, что в общей палате я буду привлекать нежелательное внимание посторонних.