Страница 5 из 16
– Ну что, казаки, – спросил Трофим Васильевич сыновей, – кто нашу полковую помнит? Мальчики переглянулись: папа, рассказав историю про штурм Плевны, всегда вспоминал полковую песню. Вскочив проворно, они выстроились по росту и запели высокими и чистыми голосами:
Аты-баты, в прошлую войну,
Аты-баты, с турком воевали.
Мне за это дали
Сразу две медали,
Ротный получил всего одну.
Похоронив летом 1892 года отца, Григорий Магдебург записался вольноопределяющимся в 117-ый Ярославский полк, и через месяц был направлен на учебу в Киевское пехотное училище.
5
Река Березина
Появлению Миши Савича в кабинете у письмоводителя Нежинского лицея господина Проценки предшествовала длительная и дотошная переписка. К прошению о принятии сына, окончившего к тому времени три класса бобруйской прогимназии, на казенный кошт в прославленное учебное заведение и получении полного денежного обеспечения на обмундирование, питание, найм жилья, проезд и разные школьные надобности, Людвиг Федорович Савич должен был приложить немалое число документов. Прежде всего, требовалась копия записи из церковной книги о крещении мальчика, документ о явке к исполнению воинской повинности и увольнительное свидетельство от общества мещан города Бобруйска. Подробно описать следовало имущественное положение семьи, род занятий отца, состав и численность семейства, находящегося на его иждивении, и свидетельство о благонадежности.
Завернув документы в серую почтовую бумагу, Людвиг Федорович разгладил ладонью широкую бороду и облегченно вздохнул:
– Вроде ничего не упустили.
– Я уже беспокоиться начала, что не поспеем к сроку, – Варвара Александровна, суховатая дама с гладко зачесанными волосами, подала мужу склянку с сургучом и добавила, саркастически поджав губы. – Разве только до седьмого колена историю не потребовали описать.
– Да, матушка, на судьбу отца моего, Тадеуша Савича, столько выпало, что не то прошение, а роман авантюрный написать можно. Да и моя жизнь в справки не укладывается.
…Темный бор навис над горизонтом, как туча. Вокруг небольшой шляхтенской усадьбы рассыпались соломенные крыши селян. Узкая каменистая дорога ведет к замку, который возвышается над фольварком Лоск Ошмянского повета Виленской губернии. Золотые липы укрывают белокаменную церковку, построенную на месте старой, бревенчатой, сожженной французами при отступлении. На пепелище стоит и корчма, где жид Лейба Кац с пейсами до плеч записывает мелом на стене долги своих завсегдатаев.
Над крышей панского дома шелестят березы, вихрь кружит по двору опавшие листья. Сквозь оконце едва пробивается свет.Наморщив лоб, близоруко склонился над столом хозяин усадьбы, теребит задумчиво мягкую белокурую бородку. На шее у него повязан шелковый платок, сюртук тонкого зеленого сукна и с отворотами по последней моде расстегнут свободно. Обмакнув перо в чернильницу, он стряс каплю и вывел изящным почерком: «Второе октября 1830 года. Я, Тадеуш Савич, подтверждаю, что род мой идет от предка Семена Савича чрез десять поколений».
«Столетиями, – писал польский хронист Гаспар Несецкий, – известны были Савичи, из коих некоторые именуются Савич-Рычгорские, другие же Савич-Заблоцкие, и прочие: Иван Савич, муж воинственный; сын его Лаврентий был Троицким земским судьею; его сын Иван Александр был в военной службе в команде гетмана Сапеги; Фома Савич в 1648 г. избран был депутатом для заключения конвенции с королем Казимиром; Станислав в Минском воеводстве, Альберт (Войцех) в звании королевского камер-юнкера жительство имел в Виленском, а после в Ошмянском поветах. Дворянство подтверждено определеньем, учиненным 12 февраля 1802 года, о чем документов на гербовой бумаге им не выдано, затем что они по бедности купить таковой не могут».
...
В результате разделов Речи Посполитой между Россией, Пруссией и Австрией, окончательно утвердившись после разгрома Наполеона, граница, разделяющая католический и православный мир, сместилась к западу, а белорусские и литовские земли, включая Виленскую губернию, вошли в состав Российской империи.
Белорусская Шляхта осталась лично свободной, обладала правом голоса на местных сеймах, не платила налогов, но по состоятельности мало отличалась от крестьян. Шляхтич, однако, дорожил своими сословными привилегиями, и, если ему случалось по бедности самому удобрять поле, то рядом с вилами спесивый пан втыкал дедовскую саблю. Чтобы не быть по ревизии записанным в вольные хлебопашцы или мещане, или иное податное, другими словами, облагаемое налогами сословие, нужно было документально подтвердить свое благородное происхождение. Пересмотры дел продолжались годами и так называемый «шляхтенский разбор» растянулся на десятилетия.
Темнеет. Потрескивает фитиль догорающей свечи.
Отточенное гусиное перо, чернильница. Жбан с квасом. Книги в кожаных переплетах, отпечатанные в старинной, в XVI веке основанной за каменными стенами Лоскского замка, типографии. Самолично переплетенные паном Тадеушем рукописи, которые он держит подале от посторонних глаз. Свернутый в трубочку и перевязанный шнурком «Минский вариант» проекта Русской конституции, написанный декабристом Никитой Муравьевым. Устав «Демократического общества», тайной организации, членом коей со студенчества состоял Тадеуш Савич. Сверху выведено: «За нашу и вашу свободу!». Под этим лозунгом студенты Виленского университета добивались расширения польского восстания на земли бывшего великого княжества Литовского. Самая драгоценность – стихи на «полесском» языке двоюродного брата хозяина усадьбы, инсургента и поэта Франца Савича: «Там, близко Пиньска на широком полю». Как видно, кипение и возмущение умов в Польше достигло и фольварка Лоска.
Во дворе залаял пес. Пан Тадеуш обернулся с удивлением: в чем дело?
Дворовой человек стянул с головы шапку, поклонился и протянул сверток:
– Ваша милость, почту привезли из Вильны.
Хозяин сорвал с длинного узкого конверта печать, развернул сложенный вдвое шершавый листок и сразу узнал руку своего однокурсника по Виленскому университету. Письмо содержало известие об аресте Франца Савича. Изменившись в лице, Тадеуш несколько раз быстро прошел по комнате. Постоял, задумавшись, затем крепко стиснул зубы и замкнул на ключ дверь.
Он сгреб со стола конверты, деловые бумаги, рукописи и, помечая свой путь к печи белыми листками, ворохом бросил их у огня. Сверху кипы легло, как эпитафия, письмо Франца:
– Боже мой! Подумать страшно, что ждет его: каторга? Кавказ?
Тадеуш поднес к глазам и повторил строки, кои давно уже знал наизусть: «И с высоты виселицы, как с высоты трона, должен призвать: восстаньте, народы! Восстаньте во имя растоптанных прав человека!» В печи горели, потрескивая, сухие березовые дрова. Пан Тадеуш расшевелил кочергой угли и одну за другой стал бросать в огонь бумаги, отвернув от пышущего жара разом потускневшее лицо. Листы схватывались с краев огнем и темнели, и рассыпались коричневыми хлопьями.
...
Идея возрождения Речи Посполитой, которая постоянно возбуждала восстания в Польше, имела сторонников и среди русской полонизированной шляхты в Западной Белоруссии.
Результатом волнений 1830 года стали действия русских властей по деполонизации Западного края: перевод делопроизводства и обучения в учебных заведениях на русский язык, закрытие Виленского университета, аресты инсургентов и увольнения со службы шляхтичей, участвовавших в восстании. В конце концов, в 1839 году на Полоцком соборе была ликвидирована уния, а униаты переведены в православие. Как всегда, государственная машина разворачивалась тяжеловесно, не замечая деталей.
Дворянское достоинство Савичей подтвердили в 1847 году. Документы подоспели к похоронам. Пан Тадеуш и его жена Анна умерли от холеры, оставив малолетнего Людвига на попечении дяди. Егор Савич служил управляющим у помещика Алоизия Пржецишевского, в его имении Изряки, что под Полоцком.