Страница 7 из 9
Леша опрокинул еще стаканчик, запил и со вкусом повторил:
– Я болен, я сошел с ума. Сбрендил, свихнулся, тронулся крышей.
Мысль успокаивала.
Если ты болен – значит, можешь вылечиться. Вылечиться и без всякого страха подходить к колодцам, или к наполненным мыльной водой ванным, или даже к прудам-воронкам – подходить, не опасаясь, что оттуда высунется не то червяк-переросток, не то чье-то щупальце, обовьет тебя и утащит к себе на глубину…
Он выпил еще, благостно улыбнулся и никак не отреагировал на звук отпираемого замка входной двери.
– Ты сошел с ума, Виноградов! – Ирина, оставив сумку в прихожей, стояла на пороге кухни. В минуты раздражения она всегда называла мужа исключительно по фамилии.
– Ага, я сошел с ума, – покладисто согласился Леша, не делая никаких попыток оспорить самоочевидный факт.
– Вот и отлучись на два дня… Пить водку в такую жару, и без закуски, и в полном одиночестве… Да ты алкоголик, Виноградов! Тебе лечиться надо!
– Ага, мне надо лечиться, – опять не стал спорить Леша, сам только что пришедший к аналогичному выводу.
Добротный семейный скандал никак не желал разгораться. Ирина достаточно хорошо знала мужа, чтобы ясно представить, что произойдет дальше: будет так вот сидеть, глупо улыбаться и соглашаться со всеми обвинениями и попреками. А то еще и уснет на середине фразы – замолчит на полуслове, прислонится к стенке и самым преспокойным образом захрапит.
– Мы с тобой завтра поговорим, Виноградов! – зловеще пообещала она и вышла, хлопнув дверью кухни – тещина посуда в тещином буфете противно задребезжала.
– Поговорим, – сказал в пустоту Леша и опять потянулся к бутылке.
Нет ничего и никогда не было – ни пруда, ни его хищного обитателя – эта заполненная водой и тиной яма ему привиделась, а на участке там ровное и гладкое место… И исчезнувший в глубине Бобик тоже никогда не существовал в действительности – просто разговаривал сам с собой, а воображение нарисовало помахивающего хвостом маленького слушателя…
Вполне может быть, что все вокруг тоже плод больной психики: и это наследство, и эта опостылевшая квартира, и Ирка, якобы сидящая сейчас в дальней комнате. А на самом деле он лежит сейчас…
Где он сейчас лежит, Леша Виноградов придумать не успел – уснул, опустив голову на «Жизнь животных» Брема…
– Вы, Алексей Николаевич, не совсем ясно представляете суть психотерапии. Я никак не могу дать вам таблетку, которая в одночасье снимет все ваши проблемы. Я не психиатр, я – психоаналитик. Это они – психохирурги, даже психомясники – колют пациентам убойные снадобья, терзают электрошоком и упаковывают в смирительные рубашки. Психоанализ – это долгая и кропотливая работа с человеком, у которого в мозгу никаких патологий нет и который может и должен сам решить свои проблемы – с моей профессиональной помощью. Корни этих проблем часто лежат очень глубоко – в далеком прошлом, в почти забытых отношениях с родителями, и самостоятельно разобраться…
«Зачем я сюда пришел?» – подумал Леша, чувствуя, что перестает понимать смысл мягких, обволакивающих слов доктора Саульского, толстого и важного, как метрдотель «Астории» – настолько красиво-закругленные (наизусть, что ли, учит, по бумажке?) фразы мало соответствовали тому, что Леша считал своими проблемами. Зачем сюда пришел? – а куда еще идти? Несмотря на вчерашний пьяный кураж, приземляться где-нибудь на Пряжке с диагнозом «белая горячка» совсем не улыбалось. Корни проблемы действительно лежали глубоко, по крайней мере, четырехметровая жердь сачка до них не достала, вот только профессиональная помощь мозгоправа в этом вопросе вызывала серьезные сомнения…
Леша собрался с силами и снова попытался вникнуть в рассуждения разливающегося соловьем труженика психоаналитической кушетки.
– Символизм ваших видений для опытного взгляда специалиста вполне очевиден – воронка, отверстие, из которой исходит смертельная опасность, – достаточно конкретный символ женщины. Возможно, таким образом подсознание реагирует на вашу жену или тещу. А может быть, в ваших отношениях с матерью было что-то, уже прочно позабытое, что порождает именно такой образ. Необходима долгая и тщательная работа – с моей помощью вы сами осушите до дна свой пруд и сами уничтожите всех притаившихся на его дне чудовищ…
– Осушить пруд? Это интересная мысль! Осушить… Спасибо, доктор, вы мне очень помогли… – и Леша стал прощаться, невзирая на все возражения получавшего почасовую оплату эскулапа, настроившегося уже на долгую и вдумчивую беседу.
Фотограф оказался совсем молодой, лет на пять-шесть моложе Леши, и его попытки казаться деловым и профессиональным выглядели несколько по-детски наигранными. Фотографа пригласила через агентство Ирина. Эти два дня отношения у них с Лешей оставались натянутыми – называла по фамилии и ночевала в другой комнате, а про договоренность еще раз осмотреть дом с участком и не вспоминала. Леша тоже не стал возвращаться к этой теме, последнее время его нежелание продавать наследство сильно поколебалось.
– Та-ак, лучший ракурс, по-моему, будет вот оттуда, от водоема… Кстати, не забудьте упомянуть про него в объявлении, – с этими словами молодой человек решительными шагами направился в сторону пруда, на ходу что-то подкручивая в оснащенной мощным объективом фотокамере.
Понятно.
Пруд, по меньшей мере, еще кто-то видит. Но как быть с тем, кто сидит в пруду?
Леша не пошел с фотографом. Благоразумно остался метрах в десяти-двенадцати от берега. Внимательно наблюдал, прикрывая ладонью глаза от солнца, что будет дальше.
Дальше ничего экстраординарного не произошло. Юноша спокойно расхаживал по берегу, так и этак прикидывал лучшую точку, сетовал на мешающие ветви яблонь – в общем, всячески демонстрировал, что изобразить недвижимость в наиболее соблазнительном для покупателя виде задача отнюдь не простая, требующая творческого подхода и соответствующего вознаграждения.
Наконец, остановился, приник к аппарату, и тут же Леша увидел, как за спиной у него из воды медленно поднимается знакомый розово-серый отросток – полметра от поверхности, еще выше. Леша попытался крикнуть, но горло издало какие-то сдавленные звуки, отчаянно махнул рукой: оглянись, да оглянись же, дурак! Фотограф не понял и что-то сказал в ответ про мешающее дерево. Отросток поднялся еще выше, чем в прошлый раз, – и способной отвлечь его внимание собачонки на берегу не было.
Он закусил губу, прекрасно понимая, что плод расстроенной психики причинить вред никому постороннему не в состоянии; что надо подойти, взять фотографа за руку, развернуть лицом к пруду – и наваждение исчезнет, развеется… Леша даже сделал шаг вперед, но остановился… не мог, просто не мог…
А фотограф покачал головой и решительно направился от пруда к нему. Отросток качнулся было ему вслед и стал втягиваться обратно.
– П-п-посмотрите! – дар речи наконец вернулся к Леше.
Юноша недоуменно обернулся, повинуясь настойчивому жесту, но за короткое время этого его движения нечто успело окончательно и бесследно исчезнуть.
– Нет, с того берега ничего не получится, дом будет казаться слишком мелким, – ничего не понял фотограф. – А с этого нормально, вот только сарай картину портит. Ничего не поделаешь, придется снимать от дороги.
Леша уныло кивнул. Действительно, ну что тут поделаешь?
Рекламное объявление не лгало, цена на агрегат оказалась на самом деле символической. Доставка в Спасовку – и та обошлась дороже. А ремонт и вправду требовался небольшой, прямо скажем, совсем пустяковый ремонт. Леша заменил свечу да прочистил карбюратор – и четырехсильный одноцилиндровик, выпущенный треть века назад, добросовестно затарахтел. Завертелся пропеллер воздушного охлаждения и зачавкал поршень-диафрагма насоса. За издаваемые характерные звуки сие чудо техники именовалось в просторечии «лягушкой». Прозвище придумали строители, осушавшие затопленные котлованы подобными устройствами.